Камердинер. Вчера семь тысяч человек отправилось в Америку те все заплатят!
Леди (тотчас же ставит шкатулку и начинает быстро ходить по залу; потом, после некоторого молчания, обращается к камердинеру). Старик! что с тобой: ты никак плачешь?
Камердинер (вытирает глаза и говорит глухим голосом, дрожа всем телом). Эти брильянты И моих сыновей двое на них пошло
Леди (отворачивается в тревоге и хватает его руку). Но не поневоле?
Камердинер (с горьким смехом). Боже мой!.. Нет все по доброй воле!.. Правда, вышли двое-трое молодцов посмелее перед фронтом и спросили полковника, почем продает герцог пару людей. Но милостивый наш принц велел выступить на плацпарад всем полком и расстрелять крикунов. Мы слышали, как грянули ружья, видели, как брызнул на мостовую мозг, и вся армия крикнула: «Ура! в Америку!»
Леди (в ужасе опускается на софу). Боже мой! Боже мой! А я ничего не слыхала! Не замечала!
Камердинер. Так-то, сударыня! Напрасно поехали вы с нашим герцогом на медвежью травлю как раз как ударили сбор к выступлению. Жаль, что вы это торжество пропустили, когда гром барабанов нам возвестил, что пора. Там сироты с воем догоняли живого отца, а тут бежала, как обезумев, мать, чтобы пропороть штыками своего грудного младенца; невест и женихов отгоняли друг от друга сабельными ударами; в отчаянии стояли седые старики и кидали под конец вслед детям свои костыли: возьмите, мол, и их в Америку!.. А барабаны-то со всех сторон трещали, чтобы Господь всеведущий не услыхал наших молитв.
Леди (в ужасе опускается на софу). Боже мой! Боже мой! А я ничего не слыхала! Не замечала!
Камердинер. Так-то, сударыня! Напрасно поехали вы с нашим герцогом на медвежью травлю как раз как ударили сбор к выступлению. Жаль, что вы это торжество пропустили, когда гром барабанов нам возвестил, что пора. Там сироты с воем догоняли живого отца, а тут бежала, как обезумев, мать, чтобы пропороть штыками своего грудного младенца; невест и женихов отгоняли друг от друга сабельными ударами; в отчаянии стояли седые старики и кидали под конец вслед детям свои костыли: возьмите, мол, и их в Америку!.. А барабаны-то со всех сторон трещали, чтобы Господь всеведущий не услыхал наших молитв.
Леди (встает в сильном волнении). Прочь эти камни! Они жгут адским огнем мое сердце! (Кротко камердинеру.) Успокойся, бедный старик! Они возвратятся. Они опять будут на родине.
Камердинер (с чувством). Богу это известно! Да! будут!.. Они еще у городских ворот обернулись и кричали: «Бог вас храни, жены и дети! Да здравствует наш герцог!.. На Страшном суде свидимся!»
Леди (ходит большими шагами взад и вперед по комнате). Ужасно! бесчеловечно!.. А мне говорили, что я осушила здесь все слезы!.. Страшно, страшно открываются у меня глаза. Ступай, скажи своему господину я поблагодарю его лично! (Камердинер хочет идти. Она кладет ему в шляпу кошелек с деньгами.) Вот тебе за то, что ты сказал мне правду.
Камердинер (с презрением бросает кошелек на стол). Положите его к остальным. (Уходит.)
Леди (глядит с изумлением ему вслед). Софи, беги за ним! спроси, как его зовут! Сыновья возвратятся к нему!
Софи уходит.
(Леди ходит задумавшись. Молчание. К возвращающейся Софи.) Не правда ли, недавно говорили, что пожар истребил один город на границе, и около четырехсот семейств пошло по миру? (Звонит.)
Софи. Как вы это вспомнили? Это точно правда; и большая часть этих несчастных теперь в кабале у своих кредиторов или пропадает в шахтах герцогских серебряных рудников.
Слуга (входит). Что прикажете, миледи?
Леди (отдает ему брильянты). Сейчас же отнеси это в банк! Сказать, что я приказала немедленно превратить это в деньги и раздать их четыремстам несчастным, потерпевшим от пожара.
Софи. Подумайте, миледи, какой немилости можете вы подвергнуться!
Леди (с достоинством). А, по-твоему, мне лучше носить на голове проклятие его страны? (Делает знак слуге.)
Тот уходит.
Или ты хочешь, чтобы я упала под страшным бременем человеческих слез? Да, Софи! Лучше носить в волосах фальшивые алмазы, а в сердце сознание такого поступка.
Софи. Но такие камни! Что бы вам взять прежние, похуже! Нет, право, миледи, этого вам простить нельзя.
Леди. Глупая! за это в одну минуту дается мне больше брильянтов и жемчугу, чем могут насчитать десять королей у себя в коронах, и более ценных
Слуга (возвращается). Майор фон Вальтер.
Софи (кидается к леди). Боже мой! Вы побледнели.
Леди. Это первый человек, которого я страшусь, Софи! Эдуард, скажи, что мне нездоровится Подожди!.. Что, как он? Весел? Что говорит? Ах, Софи! Не правда ли, я сегодня ужасно выгляжу?
Софи. Ради бога, миледи
Слуга. Прикажете отказать?
Леди (нерешительно). Нет, проси!
Слуга уходит.
Говори, Софи!.. Что мне сказать ему? Как принять его?.. Я буду нема Он будет смеяться над моей слабостью Он будет О! какое ужасное предчувствие!.. Ты оставляешь меня, Софи? Останься! Нет!.. Иди!.. Нет, останься!
Майор показывается в дверях.
Софи. Придите в себя! Он уже здесь.
Явление III
Фердинанд фон Вальтер. Те же.
Фердинанд (с легким поклоном). Не беспокою ли я вас, миледи?
Леди (в заметном смущении). Нимало, господин майор. Я очень рада
Фердинанд. Я явился по приказанию моего отца.
Леди. Очень благодарна ему.
Фердинанд. И должен объявить вам, что мы жених и невеста Таково поручение отца.
Леди (бледнеет и дрожит). А что говорит вам ваше сердце?
Фердинанд. Министры и сводники никогда не справляются с сердцем.
Леди (в тревоге, через силу). А вам самим нечего прибавить к поручению?
Фердинанд (бросая взгляд на Софи). Очень много, миледи.
Леди (делает знак Софи; та удаляется). Не угодно ли вам сесть сюда, на софу?
Фердинанд. Моя речь будет недолга, миледи.
Леди. Я слушаю.
Фердинанд. Я человек честный.
Леди. И я умею ценить вас.
Фердинанд. Я дворянин.
Леди. Лучший в герцогстве.
Фердинанд. И офицер.
Леди (делает знак Софи; та удаляется). Не угодно ли вам сесть сюда, на софу?
Фердинанд. Моя речь будет недолга, миледи.
Леди. Я слушаю.
Фердинанд. Я человек честный.
Леди. И я умею ценить вас.
Фердинанд. Я дворянин.
Леди. Лучший в герцогстве.
Фердинанд. И офицер.
Леди (льстиво). Вы касаетесь достоинств, которые разделяют с вами и другие. Зачем умалчиваете вы о лучших ваших качествах, в которых нет вам равных?
Фердинанд (холодно). Здесь они мне не нужны.
Леди (с возрастающим беспокойством). Как понимать мне это предисловие?
Фердинанд (медленно и выразительно). Примите его за протест чести, если у вас есть охота насильно соединить свою судьбу с моей.
Леди (вскакивая). Что это значит, господин майор?
Фердинанд (небрежно). Голос моего сердца, моего герба и этой шпаги!
Леди. Эту шпагу дал вам герцог.
Фердинанд. Рукою герцога дало мне ее государство Сердце мое дал мне Бог Мой герб целые пять столетий.
Леди. Имя герцога
Фердинанд (запальчиво). Не может же герцог извращать законы человечества или чеканить поступки, как монету? Он сам стоит не выше чести, но может зажать ей рот своим золотом. Он может прикрыть свой стыд горностаевой мантией. Прошу вас, миледи, оставим этот предмет. Речь уж не о забвении составленных планов, не о предках, не об этом темляке, не о мнении света! Я готов попрать все это, только бы вы убедили меня, что награда не хуже самой жертвы!
Леди (отходя от него, скорбно). Господин Вальтер, этого я не заслужила!
Фердинанд (схватывает ее руку). Простите! Мы говорим здесь без свидетелей. Обстоятельство, которое свело нас в первый раз, дает мне право, вынуждает меня не скрывать от вас заветного моего чувства. Я никак не могу понять, миледи, чтобы женщина с такой красотой, с таким умом качествами, которые оценил бы всякий достойный человек, могла отдаться принцу, который сумел оценить в ней лишь ее пол. И эта женщина не стыдится предлагать свое сердце
Леди (глядя ему прямо в глаза). Договаривайте!
Фердинанд. Вы называете себя британкой! Извините меня я не могу поверить, чтобы вы были британка, свободно рожденная дочь самого свободного народа в мире народа, который так горд, что не благоговеет и перед чужою доблестью, которая не может наняться служить чужому пороку! Не может быть, чтобы вы были британка!.. или сердце этой британки настолько же мелко, насколько смела и благородна кровь, текущая в жилах Британии!
Леди. Вы закончили?
Фердинанд. Можно, пожалуй, ответить, что это женская суетность, страсть, горячий темперамент, жажда удовольствий. Не раз случалось, что добродетель переживала честь. Не раз женщины, позорно вступавшие на эту дорогу, примиряли с собою свет благородными делами и облагораживали отвратительное ремесло хорошим его употреблением Но отчего же здесь такой страшный гнет на всей стране? Прежде его не было. Я говорил от лица герцогства. Я кончил.
Леди (кротко, но с достоинством). Вы первый, Вальтер, решились обратиться ко мне с такими словами, и вы единственный человек, которому я на них отвечу. Вы отвергаете мою руку и я уважаю вас за это! Вы хулите мое сердце это я прощаю вам! Но я не верю вам, чтобы вы говорили серьезно. Решаясь обращаться с такими оскорблениями к женщине, которой довольно одного слова, чтобы погубить вас навеки, надо предположить в этой женщине высокую душу или быть безумцем. Что разорение страны взваливаете вы на мои плечи да простит вам Господь всемогущий, который некогда рассудит и вас, и меня, и герцога. Но вы обратили ваш вызов ко мне как англичанке, а на подобные упреки должно отвечать вам мое отечество.
Фердинанд (опершись на шпагу). Любопытно послушать!
Леди. Так выслушайте же то, чего, кроме вас, не доверяла я никому никогда и никогда не доверю ни единому человеку! Я не искательница приключений, какою вы меня считаете, Вальтер! Я могла бы хвастливо сказать вам, что я знатного происхождения из рода несчастного Томаса Норфолка, павшего жертвою за шотландскую Марию. Отца моего, старшего камергера при короле, заподозрили в изменнических сношениях с Францией; парламент приговорил его, и ему отрубили голову. Все наши имения отобрали в казну. Нас самих изгнали из родной земли. Мать моя умерла в самый день казни. Я тогда четырнадцатилетняя девочка бежала в Германию со своей воспитательницей, с ящичком драгоценностей и с этим наследственным крестом, который умирающая мать моя надела мне на шею с последним своим благословением.