Я рад приветствовать вас, господин Немировский! Георгий Павлович протянул следователю руку.
Взаимно, доктор! Пётр Андреевич просил передавать вам поклон.
Алексей Львович Каринский. Прошу вас бывать у меня, слегка грассируя, сказал старик.
Всенепременно, кивнул Николай Степанович и, поманив к себе Асю, добавил: Хотел бы также представить вам мою крестницу, но она, кажется, опередила меня.
Между тем, княгиня подозвала управляющего:
Прикажите приготовить комнаты нашим гостям.
Слушаюсь, ваше сиятельство. Не извольте беспокоиться.
Николай Степанович, а скажите, вы на бильярде играете? вдруг спросила Олицкая, повернувшись к Немировскому.
И, смею сказать, недурно, ответил следователь.
Это кстати! Не составите ли мне компанию нынче вечером?
Не имею ничего против, Елизавета Борисовна. А теперь я, с вашего позволения, хотел бы пройтись по саду. Георгий Павлыч, не желаете прогуляться со мной?
Не откажусь.
А мне можно пойти с вами? спросила Ася.
Нет, моя дорогая, покачала головой Немировский. Ты лучше осмотрись пока на новом месте, разбери наш багаж.
Девушка грустно вздохнула.
Выйдя на улицу, Немировский спросил Георгия Павловича:
Вы были последним, кто видел живым князя Владимира?
Да.
Он мог, по-вашему, покончить с собой.
Думаю, мог. Что-то жгло его.
Итак, что мы имеем: три смерти старый князь, его сын и друг семьи
Каверзин также был сыном старого Олицкого. Внебрачным. В семье этот факт скрывался. Княгиня узнала о нём совершенно случайно и не пожелала сказать, при каких обстоятельствах. Но, судя по тому, что мне удалось узнать, Каверзин знал о своём происхождении.
Из вас получился бы неплохой сыщик, улыбнулся Немировский. Значит, отец и двое сыновей Это уже совсем худо.
Вы думаете, кто-то хочет посчитаться с семьёй Олицких?
Пока рано делать какие-то выводы, но, согласитесь, похоже на то.
Прямо «Граф Монте-Кристо» какой-то!
И не говорите.
Дул сильный ветер, срывая тяжёлые дождевые капли с промокших деревьев. Немировский зябко передёрнул плечами, пожалев, что не надел плащ. Обогнув дом, следователь и доктор встретились лицом к лицу с Антоном Олицким. Князь был уже сильно нетрезв, глаза его заплыли и смотрели зло.
И носит же вас здесь!
Вы бы в дом пошли, Антон Александрович, посоветовал Немировский.
В этом доме уже три покойничка есть! Хватит! Я с сего дня во флигеле жить стану!
Один? Не боитесь?
Зачем же один? Олицкий нехорошо усмехнулся. У нас дворовых девок много! А, поживши весело, помирать не страшно!
Так уж и не страшно?
А хоть не напрасно! Эх, господин Немировский, ни черта-то вы не знаете!
Ну, так, может, просветите?
Э, нет! Я хоть и пьян, а не настолько, чтоб всяким московским ищейкам исповедоваться! Княгиня вас представить, как следует, не пожелала, она думает, что я дурак! А я газетки-то в былые времена, небось, почитывал! И фамилию вашу вспомнил! Ищите, ищите, господин Немировский! Только не отыщете! Не по вашей зарплате это дело! Братец мой тссс! умным себя считал! А меня дураком! А дурак-то он! Был бы не дурак, так живой был бы! А, вот, я её не испугаюсь! Нет! Я её дождусь и сам её убью Меня она врасплох не застанет! Нет! Олицкий извлёк из кармана флягу, сделал несколько крупных глотков, икнул и, шатаясь, побрёл в сторону.
Вот, кто бы мог пролить свет на наше дело, но он молчит, заметил Жигамонт.
И сам напрашивается на смерть, вздохнул Николай Степанович. Эх, черти драповые, серьёзное дело
Думаете, он может стать следующей жертвой?
Вполне вероятно. А вы ещё не пытались выследить призрака?
Да до того ли здесь было!
А надо бы Немировский извлёк тавлинку и понюхал табаку. А у нашего князя хорошие сапоги.
Что вы имеете ввиду?
То, что мы собираемся осматривать не только дорожку, а на нас с вами этакая неподходящая обувь одета. На пленере без сапог худо! К тому же после дождя!
Георгий Павлович рассмеялся:
Возвращаться плохая примета, но на будущее надо будет раздобыть приличные сапоги.
Дом князей Олицких относился к тем старинным на совесть построенным домам, которым даже землетрясение не могло бы нанести серьёзных трещин. Западный фасад дома, на который выходило окно кабинета Владимира Александровича, был опутан сетями хмеля, перекидывающегося на растущие у дома колонны можжевельника.
Странный парк в этой усадьбе, заметил Немировский. Не похож ни на английский, ни на французский. Напоминает что-то хаотическое.
Странный парк в этой усадьбе, заметил Немировский. Не похож ни на английский, ни на французский. Напоминает что-то хаотическое.
Ле жардан дё ля рюс!16 развёл руками Жигамонт. Парк в русском стиле. Княгиня большая русофилка.
Вот как? Интересная женщина. Редкая. Вы хорошо её знаете, доктор?
Когда-то знал неплохо, а теперь затрудняюсь ответить. Мы познакомились с нею много лет назад на водах. Старый князь лечил там свою подагру, а его молодая супруга скучала. Мы очень сдружились с Елизаветой Борисовной по схожести интересов и взглядов. Ныне же могу сказать только, что это не женщина. Это адамант! Кремень! Натура сильная, цельная. Княгиня не отличается аристократизмом в своём поведении, напоминая нравом наших купчих. Она мало обращает внимание на этикет, светские обычаи. Она предпочитает диктовать правила сама. Этакий просвещённый деспотизм. Елизавета Борисовна заботится о своих родных, о своих людях, даже, если между ними напряжённые отношения, но зато никому не позволяет нарушать установленные ею законы. В этом доме она хозяйка, царица, а все остальные подданные её величества. Поэтому-то её так возмущает то, что в её царстве происходит нечто, о чём ей не докладывают.
Николай Степанович с любопытством посмотрел на Жигамонта:
Вы, вероятно, хороший врач. Рассказываете о людях так, точно вскрываете их острым скальпелем. Одолжите-ка мне вашу трость, доктор.
Возьмите, Николай Степанович.
Немировский взял трость и заметил:
Тяжёлая!
Хорошо тренирует руки. У врача они должны быть твёрды.
Николай Степанович медленно прошёл вдоль стены дома, сделал несколько шагов в сторону, раздвигая тростью ветви кустарника и траву. Наконец, наклонившись, он осторожно поднял с земли чернильницу:
Кажется, это та самая, которую выбросил покойный князь.
И что же? пожал плечами Жигамонт, закуривая трубку. Вполне логично, что она лежит здесь.
Логично, логично, кивнул следователь. А пепел за кустом акации столь же логичен?
Доктор приблизился и склонился над местом, куда указывал Николай Степанович.
В самом деле, пепел Кажется, папиросный. Как это вы углядели? Я бы не заметил в траве.
Профессиональная наблюдательность. К тому же трава в этом месте примята. Здесь какое-то время стоял некто и курил папиросы. Причём, судя по этому окурку, Немировский поднял с земли окурок и, показав Жигамонту, завернул в платок и убрал в карман, это были очень дешёвые папиросы. И выкурено их было больше одной, но прочие окурки куривший заботливо убрал, а один, вероятно, просмотрел или обронил. К дому этот человек не приближался, соответственно, и следов его не осталось. Заметьте ещё, Георгий Павлыч, из-за этого куста прекрасно видно окно покойного князя, из которого любой скрывающийся здесь будет незаметен.
Простите, Николай Степанович, Жигамонт нахмурился, какое это всё имеет значение, если князь покончил с собой?
Значение, доктор, может иметь всё, и ни одна деталь не должна быть упущена.
Бог в помощь, раздался негромкий, резковатый голос.
Немировский обернулся. На выложенной булыжником дорожке, опираясь на посох, стоял высокий, худой священник с суровым лицом и длинными белыми волосами. Высокий лоб его пересекала глубокая, похожая на шрам морщина, а глаза были устремлены то ли внутрь себя, то ли в какие-то неведомее дали, но только не на человека, к которому он обращался.
Здравствуйте, отец Андроник! обратился к священнику Георгий Павлович. Позвольте вам представить Николая Степановича Немировского.
Доброго здоровья, батюшка, следователь приблизился к отцу Андронику.
Вы что-то искали там? спросил тот отрывисто.
Чернильницу, которой покойный князь перед смертью разбил окно.
Отец Андроник перекрестился:
Великий грех, великий грех А всё оттого, что души хладны, от Христа отпали.
Разве князь не веровал?
Как сказать священник неопределённо повёл плечами. Может быть, и верил. Да только в ересь впал. Увлёкся протестантским учением. На службу не ходил, Святых Тайн не приобщался. Вот, и результат. Нонче в газетах пишут, будто много самоубийц сделалось. И всё больше из благородных, из образованных. А чему удивляться, коли дух растлён? Зело мудры все стали. В нашем уезде господа многие в Божий Храм лишь по праздникам являются. И то только потому, что полагается вроде, друг перед другом показаться надо, а то бы и вовсе дорогу забыли.
А Олицкие? спросил Немировский.
А что Олицкие? То же и они.
Вам не кажется странным, что в столь короткое время уже третья смерть в доме?
На всё воля Божья.
Отец Андроник явно не отличался разговорчивостью, но Николай Степанович не спешил сдаваться.
Вы давно здесь служите?
Три года.
И хорошо знаете вашу паству?
Кого как.
Лаконичность Божий дар. Но лаконичность допрашиваемого большой порок, который всегда раздражает следователя. Не вовремя появился этот аскетичный старец: Николай Степанович ничего не успел узнать о нём, а, следовательно, и подготовиться к разговору. Тем более, что беседовать с лицом духовным часто сложнее, нежели с человеком мирским. А отец Андроник, по всему видно, не относился к категории простых сельских батюшек, словоохотливых и, по сути, вполне мирских. Этот священник был суров, умён, сдержан и не расположен к праздным разговорам.
Повисшее на несколько мгновений молчание прервал доктор Жигамонт:
Прошу меня извинить, но я должен проведать Екатерину Васильевну. Увидимся вечером!
Да, да, разумеется, кивнул Немировский, возвращая доктору трость.
Когда Георгий Павлович ушёл, отец Андроник, всё так же не глядя на собеседника, спросил:
Хотите узнать более о князьях Олицких?
Хотел бы, ответил Николай Степанович. Всегда полезно иметь представление о людях, в гостях у которых находишься.
Зело верное замечание. Только не следовало бы вам лукавить, господин Немировский. Не простое любопытство у вас. Но уж я пытать не стану: дело ваше, почто вы здесь следствие учиняете. Задавайте свои вопросы: на что смогу, ответствую.
Благодарю. Вы хорошо знаете эту семью?
Давайте пройдёмся немного. Стоять нонче холодно, сказал священник и двинулся вперёд по дороге, опираясь на посох. Ветер развивал полы его простой чёрной рясы, пошитой из грубой материи. Пройдя несколько шагов, отец Андроник заговорил вновь:
Кому же лучше знать её, когда почти все они исповедуются у меня. Только вам сие всё одно ничего не даст.