Ели халву, да горько во рту - Семёнова Елена Владимировна 20 стр.


 Слушаюсь, Елизавета Борисовна! Арсений Григорьевич сказали передать вам свои сердечные соболезнования.

 Поклон ему от меня!

 Они с дочерью на сей раз приехали.

 Так что же?

 Ничего, Елизавета Борисовна. Только она ничего в деле не понимает. Ушла по саду ходить

 Так пусть ходит, сколько ей влезет!  воскликнула Олицкая.  Мне что до того? В саду у нас, кроме груш да яблок, воровать нечего! Ступай, скажи, что я его принять сегодня не смогу. И отцу своему скажи всё, что я велела.

Горничная кивнула и убежала.

 И на кой он дочь притащил?  пожала плечами Олицкая.  Сын, что ли, захворал у него? Да не всё ли равно!

 А кто таков этот Арсений Григорьевич?  полюбопытствовал Жигамонт.

 Купец. Колбасу делает. Мы ему мясо продаём, а он нас своей колбасой снабжает исправно. Только, кажется, метит он в родню мне затереться.

 Каким образом?

 Сына своего на нашей Маше женить. Только пусть на другое крыльцо сватов засылает! Дядя Машу внучкой признал, она теперь Каринская! А, стало быть, и жениха мы ей из благородных сыщем. К тому же и приданое дядя даст за ней хорошее. А что же мы стоим, милый доктор? Поспешим! А то ещё какая-нибудь бестолочь нас остановит

К удивлению доктора Жигамонта Елизавета Борисовна решила устроить верховую прогулку. Несмотря на годы, княгиня прекрасно держалась в седле, лошадь её мчалась быстро, и лишь подол чёрного платья развевался позади неё. Георгий Павлович с трудом поспевал за Олицкой, чувствуя себя на выбранном сером в яблоках скакуне несколько напряжённо из-за отсутствия привычки к лошадям.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

К удивлению доктора Жигамонта Елизавета Борисовна решила устроить верховую прогулку. Несмотря на годы, княгиня прекрасно держалась в седле, лошадь её мчалась быстро, и лишь подол чёрного платья развевался позади неё. Георгий Павлович с трудом поспевал за Олицкой, чувствуя себя на выбранном сером в яблоках скакуне несколько напряжённо из-за отсутствия привычки к лошадям.

Миновали перелесок, поднялись на высокий холм, и княгиня остановила коня. С этого места открывался превосходный вид на окрестные поля, деревни, переливающееся в лучах солнца озеро в окружении молодых берёз, златоглавый храм с воспаряющей ввысь красавицей-колокольней.

Елизавета Борисовна выбросила вперёд руку с хлыстом и, очертив им полукруг, сказала:

 Вот, милый доктор, полюбуйтесь: это и есть мои владения. Всё, до самого горизонта, и дальше. Великая красота, не правда ли?

 Дух захватывает,  согласился Жигамонт, радуясь передышке.

 Вам, кажется, не очень по вкусу прогулки верхом?  Олицкая прищурила тёмные, как восточная ночь, глаза и поправила выбившиеся из-под шляпы волосы.

 Я городской человек, любезная Елизавета Борисовна, а у нас больше на извозчиках ездят.

Олицкая развернула коня, теперь она оказалась прямо напротив доктора.

 А помните, дорогой Жорж, наши с вами прогулки в Карлсбаде?

 Тогда мы были пешие.

 Да Кажется, целая вечность прошла с той поры Я тогда уже десять лет была замужем А вы

 Впервые оказался за границей,  улыбнулся Жигамонт.

 А ведь нам с вами хорошо было вместе, не правда ли?

 Несомненно.

 Скажите, Жорж, ведь вы были тогда увлечены мною? Были? Хоть самую малость?

 А разве можно было не увлечься вами в ту пору? Ни одна женщина в Карлсбаде не могла сравниться с вами. Но вы были так неприступны

 Да, непреступна Олицкая усмехнулась.  Так ведь вы и не приступали! Если бы вы знали, милый доктор, как я ненавидела свой брак! Мои подруги веселились со своими молодыми женихами, мужьями, поклонниками, рожали детей, а я была привязана к больному старику. Мой муж был неплохим человеком, он заслуживал уважения, но временами я ненавидела его больше всего на свете, я даже желала ему смерти, а он всё жил, жил Я знаю, что это мерзко, что это достойно всяческого осуждения, но это было так! И его сыновей я тоже ненавидела. Потому что они ненавидели меня! Милый доктор, если бы вы тогда проявили большей отчаянности, я бы забыла о приличиях и пошла бы за вами Впрочем, всё, что ни делается, к лучшему

 Счастье, что вас не слышит теперь Немировский,  заметил Жигамонт.  Он бы заподозрил, что убийца вы.

 Он и так подозревает,  махнула рукой княгиня.  Этот господин уже извёл меня своими вопросами. Боря умел задавать неприятные вопросы, но он был просто младенцем по сравнению с вашим Немировским! Хотя, чёрт побери, он имеет все основания к подобным подозрениям. У меня, может быть, больше чем у других было причин для убийства И я могла убить Сколько раз мысленно я убивала Иногда мне кажется, что смерти, происходящие в нашим доме, это какая-то материализация мысли. Моей мысли! И это страшно

«Не чума, так скарлатина,  подумал доктор.  Не дом, а Преображенская больница»

 Однако продолжим наш путь!  сказала Елизавета Борисовна и стегнула коня.

Жигамонт последовал за ней. Этой женщиной он был не просто увлечён тем летом в Карлсбаде, он любил её, по крайней мере, так тогда казалось. Она была невообразимо прекрасная, юная жена старого князя! Цыганские глаза с красивым разрезом, обрамлённые длинными пушистыми чёрными ресницами, матовая кожа, точёная фигура с осиной талией Они часто гуляли вместе, благо Георгий Павлович, пользуясь положением врача, часто бывал в доме беспрестанно хворающего князя. Он был ещё не так стар тогда, но разгульный образ жизни сделал своё дело, организм его был изношен, что, впрочем, не помешало ему дожить до столь преклонных лет Ни разу доктор не позволил себе заговорить о своих чувствах, ни разу не осмелился поцеловать гордую красавицу, предпочтя остаться её постоянным другом, а не промелькнувшим увлечением. К тому же скандал мог испортить его только-только пошедшую в гору карьеру. А она, оказывается, сожалела об этом

Деревню миновали в объезд, пересекли речушку по деревянному мостку и оказались возле большого деревянного строения. Княгиня остановилась.

 Эта наша больница,  сказала она.  Для крестьян. Собственное моё заведение. Я его скоро как двадцать лет устроила.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

 В высшей степени, нужное дело,  одобрил Жигамонт.

В это время на крыльце показался человек лет пятидесяти. Среднего роста, неопрятный, с давно не стрижеными волосами и заросшим щетиной лицом, он был одет во фризовую рубаху, потёртый жилет и белый, местами выпачканный халат, о полу которого вытирал руки.

 Ба! Ваше сиятельство собственной персоной!  хрипло сказал он.

 Здравствуй, Амелин!  приветствовала его княгиня.

 И вам не хворать, Елизавета Борисовна. Не ждал вас. Думал, дома вам занятий достаточно. Мрут у вас люди-то. А я Борису Борисовичу говорил, что сердце беречь надо

 Ты скажи лучше, нет ли среди мужиков каких болезней?

 Так всяческие встречаются. Да что им поделается? Мужик не барин, на нём скорее шкура рубцуется. Эпидемий сей год не предвижу, так что не извольте беспокоиться.

 Чаем-то не угостишь, эскулап?

 Отчего не угостить? Проходите в дом,  равнодушно пожал плечами Амелин, громко сморкнувшись в измятый платок.

Жигамонт помог княгине спуститься на землю и поднялся вместе с нею на крыльцо.

 Познакомьтесь, Георгий Павлыч, наш лекарь, Всеволод Гаврилович Амелин.

Амелин протянул жилистую, крупную кисть с желтоватыми ногтями:

 А вы, надо понимать, коллега из Москвы? Я намедни был в усадьбе, так мне про вас сказывали. Что ж, рад. Хоть посмотрю на знающего человека в нашей глуши. Да-с В Москве-то я давненько не был. Стоит златоглавая-то? А, впрочем, куда ж она подевается. Небось, все церквы трезвонят, а в них пьяный народ стоит, пониже спины почёсывается

 Это вы Белинского теперь цитируете?

 Угадали. Его. Великий человек был! Настоящий человек среди полулюдей! Было бы поболе таких, так уж всё бы устройство на инакие рельсы поставили! А церквы я бы все прикрыл да в больницы для бедных превратил. Пользы больше было бы! Тысячи людей мрут от ничтожных болезней, потому что у них нет денег лечиться, просто питаться нормально, крыши над головой нет! А эти жирные туши кадят в своих церквах и поют славу деспотизму!

 Всеволод Гаврилович, вы, кажется, чаем нас угостить собирались,  резко заметила княгиня.

Амелин, приволакивая правую ногу, вошёл в дом. У печи сидела юная крестьянская девушка с длинной русой косой и стыдливым румянцем на щеках с детскими ямочками. Она быстро поднялась, поклонилась княгине.

 Малаша, подай самовар и что там у нас ещё есть!  велел ей Амелин, садясь за стол и приглашая к тому же гостей.

Жигамонт сразу заметил большую бедность жилища доктора. При этом в нём не было ни одной иконы, зато висела книжная полка, на которой среди медицинской литературы можно было разглядеть имена Белинского, Штирнера, Чернышевского, Герцена, Некрасова Георгий Павлович подумал, что Амелин, пожалуй, похож на постаревшего и опустившегося Базарова.

Вернулась Малаша с самоваром, проворно расставила на столе варенье, ржаной хлеб, сало, сухари, солёные огурцы.

 Ну, вот-с,  сказал хозяин,  чем богаты, тем и рады. Ступай, Малаша. Снеси гостинца братцам, что я утром дал тебе.

Девушка ушла, и княгиня, отхлебнув чаю, спросила:

 Что за Малаша ещё? Прежде тебе вроде Варвара прислуживала.

 На сносях Варвара. Отпустил я её,  отозвался Амелин.

 Вот как? Не ты ли, часом, отец её ребёнку будешь?

 И что ж с того?

 Прибьют тебя однажды мужички, вот что. За то, что девок портишь и мужних жён соблазняешь.

 Наши болваны могут. Что с них взять? Да только кто ж их лечить после будет? Дня ж не проходит, чтобы кто-нибудь да не позвал. А уж скольких я на ноги поставил не счесть! Из могилы вынул.

Амелин резко поднялся, открыл маленький шкафчик, достал оттуда небольшой штоф и две рюмки:

 Будете, коллега?

 Водка?

 Спирт! Я водки не потребляю.

 Воздержусь.

 Изнежились вы в Москве вашей. Как знаете. А я выпью.

Амелин лихо опорожнил рюмку, заел её солёным огурчиком и, посмотрев на княгиню выпуклыми, в красных прожилках глазами, сказал:

 Если и прибьют, так не насмерть. Меня ж столько раз в этой жизни били-поколачивали! Инорядь, кажись, и дух вон, а я отлежусь маленько, и как с гуся вода.

 Трудная у вас, похоже, жизнь была,  заметил Жигамонт, размешивая в чае смородиновое варенье.

 А что бы вы хотели? Жизнь это вам не банки ставить Жизнь борьба Мне бы капиталец, так я бы пошуровал, а так гнию здесь заживо в окружении Малашек, Парашек и Нюрок! С ними слова сказать не о чем. А Малаша ещё моду взяла иконы мне ставить. Дура Я уберу, а она в слёзы и опять ставит. Хочет, чтобы я в Бога верил! А я плюю на эту веру её Что мне в ней? Чума бубонная! Я человека всего изнутри знаю, и никакой тайны в нём нет!

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

 А как же любовь?  иронично поинтересовалась Елизавета Борисовна.

 Не вам говорить о ней, княгиня! Вы-то за старика не по любви шли. А неравный брак это, знаете ли, любовь на протезах!

 Он не парле па де корде дан зла мезон дюн пендю17.

 Странно,  подал голос Жигамонт,  я сорок лет лечу людей, а тайн для меня не становится меньше.

Назад Дальше