Леонид Саввич относился именно к этим мужчинам. Кидая ему в лицо обвинение, Антонина ничем не рисковала.
– Я не понял, – сказал библиограф. – Разве так бывает?
– С тобой, суслик, чего только не бывает. Я с утра была у гинеколога, и он сообщил, что я изнасилована особо яростным самцом и теперь рожу богатыря – как две капли воды ты, мой зайчик.
– Ну ладно, ладно, – примирительно сказал Леонид Саввич. – Так не бывает.
– Это у твоей Сонечки не бывает… впрочем, не исключено, что я соглашусь на аборт. Скинемся по тысяче баксов?
Тут Леонид Саввич расплылся в улыбке. Как-то Сонечка делала аборт, раз в жизни. Он обошелся в десять раз дешевле.
– Улыбаешься? – грозно спросила Антонина и тут же сменила тон. Обвела взглядом длинные полки с папками и спросила: – Тут все записано?
– Да, все записано… – Леонид Саввич не успел переключиться, он все еще думал о цене аборта.
– И рост, и вес, и фотографии персонажей?
– Все, все! – И куда она клонит? Леонид Саввич уже начал понимать, что страстная любовница таит в себе серьезную угрозу его существованию.
– Ну, покажи, – сказала Антонина.
– Что покажи?
– Личное дело Владимира Ильича Ленина покажи.
– Невозможно, – сказал библиограф.
– Это почему так?
– Нет такого дела – тут целый кабинет, сотни дел! Это же вся жизнь нашего государства!
– Вот именно, – согласилась Антонина. – И что ты решил с марками?
– Я хотел бы их взять, но, конечно, не за ту сумму, которую ты назвала.
– А какую сумму я назвала?
– Две тысячи долларов, – прошептал Леонид Саввич. Их могли подслушать.
– Три тысячи, – ответила Антонина.
– Разве? – Он в самом деле забыл, ему казалось, что была названа меньшая сумма. Впрочем, это не играло роли.
– Ну, берешь? – спросила Антонина.
– Лапочка, – голос Леонида Саввича стал высоким, детским и беспомощным, словно он жаловался на пчелу, которая его укусила, – лапочка, у меня нет такой суммы.
– Сумму я ссужу, – сказала Антонина. – Когда будешь платить за аборт.
– Нет, я не могу себе этого позволить.
Тонкий нос библиографа покраснел, глаза стали щелочками – он чувствовал, что пропал. Все было ненастоящим. И марки, и любовь, и Алик за дверью номера…
– И что же, там есть его волосы, ногти, отпечатки пальцев? – спросила Антонина.
– Ты о Ленине?
– Разумеется. О нем, мой барбосик.
– Наверное, есть. Я же не изучаю его ногти.
– А есть, которые изучают?
– Антонина, не делай вид, что не понимаешь! – вдруг рассердился Леонид Саввич. – Совершенно очевидно, что за эти годы несколько докторских, не говоря о кандидатских, защитили о ногтях Ильича.
– Первый ноготь левой ноги, большой ноготь правой ноги…
– А вот смех твой опять же неуместен. Каждая молекула тела нашего вождя представляет неоцененный интерес для науки. Ты это понимаешь, но шутишь.
– Ну и покажи мне диссертацию.
– Какую?
– Допустим, по отпечаткам пальцев Ильича.
– Я не знаю, где лежат данные.
– Отыщи. Вон у тебя компьютер стоит.
– В него еще далеко не все занесено.
– А ты ищи, ищи. Хочешь коллекцию марок получить?
– Хочу.
– Хочешь снова надо мной надругаться?
– Зачем ты так… у меня к тебе зарождается чувство.
– Хочешь еще три тысячи баксов?
– Ну зачем тебе это?
– Я любопытная. Я прямо выкипаю от любопытства.
– Может, хочешь послушать записи голоса Ильича? Они у меня в открытом хранении.
– Отпечатки пальцев. И быстро.
– Антонина, я же сказал, что это невозможно.
Раздался тонкий требовательный сигнал.
Антонина вытащила из сумки мобиль.
– Да, – сказала она. – Это я, кто еще! Тебе что, пароль сказать? Ну то-то. Что? Работаю. Именно сейчас работаю. Патронов не жалею. Хорошо, отзвоню.
Она спрятала аппарат и, глядя громадными серыми полушариями на Леонида Саввича, сказала:
– Ты видишь, я не одна. Есть очень влиятельные люди, которые интересуются.
Именно в этот момент Леонид Саввич понял, что имеет дело с инопланетянами, с пришелицей. В любой момент она, как это обычно бывает в американских фильмах, сорвет с себя пластиковую маску, и взору Леонида Саввича предстанет страшная рожа космической завоевательницы, в которой от прежней красоты останутся лишь громадные серые выпуклые глаза.
Но показать свой страх, саморазоблачиться – нет, ни в коем случае.
Он имеет шансы выжить, только если они сами его не заподозрят!
И он еще имел с ней секс, как говорят американцы! Секс с инопланетянкой. А что, если теперь у Сонечки родится галактический вампир? «Нет, остановись, Леня, не суетись, возьми себя в руки. Можно ведь закричать, прибегут товарищи по работе…» А если их тоже расстреляют?
– Ты что? – спросила Антонина, нехорошо улыбаясь. – Забыл, где лежат отпечатки нашего вождя?
– Я не знаю…
– Думай, Леня, думай. Нашего решения ждут в высоких сферах.
Антонина ткнула пальцем в небо, и Леонид Саввич еще больше сжался – она и не считала нужным скрывать свое происхождение.
– Но отпечатки пальцев! – воскликнул он. – Почему отпечатки?
– Это наши проблемы, – ответила инопланетянка Антонина. – А ты наш добровольный помощник.
– Но я… это опасно.
– Для тебя уже ничего не опасно, зайчик. Для тебя только я опасна. И, может быть, Сонечка.
– При чем тут Сонечка?
– При том, что ей совсем не следует знать, чем ты занимаешься с залетной бабой в рабочее время.
– Но ты не посмеешь!
– Три тысячи за аборт – и молчу.
Она нагло расхохоталась, хотя глаза остались холодными.
И тогда Леонид Саввич дрогнул. Он посмотрел на компьютер. Конечно, можно попытаться, ничего не найти…
– Только не манкировать! – приказала Антонина. – А то я и еще чего могу вспомнить.
Леонид Саввич игнорировал ее слова. Он обернулся к компьютеру и приступил к поиску. Пальцы слушались плохо.
Прошло минут пять.
Антонина закурила, хотя курить в архиве было строжайше запрещено. На дым сунулся шеф по режиму, Антонина отмахнулась от него. Он ушел. «Видно, немало получил», – успел подумать Леонид Саввич.
– Ну!
– Боюсь, с него не снимали отпечатков пальцев, – сказал Леонид Саввич. – Ни в алфавитном указателе, ни в тематическом такой информации нет.
– Отойди, – сказала женщина.
Леонид Саввич поднялся.
Антонина села к компьютеру.
– Показывай, что у вас тут к чему.
Оказалось, что она в ладах с компьютером. Что было странно, если она заведует пушной фермой под Пермью, и совсем неудивительно, если она пришелец с дальней звезды…
«И неизвестного пола! А вдруг я согрешил? Вдруг я ударился в гомосексуализм? Но как спросишь? Лучше мучиться, чем спросить».
– Черт побери, – сказала Антонина наконец. – Твоя правда. Как же можно столько лет работать и не снять отпечатков пальцев! Может, враги утащили?
– Нет, – твердо сказал Леонид Саввич. – Я уверен.
Антонина снова вытащила мобиль.
– Оскар, ты? – спросила она. – В институте нет его пальчиков. Что будем делать?…
С той стороны говорили долго. Антонина кивала, стряхивая пепел на пол. Леонид Саввич пытался увидеть в ней инопланетянку, но не был ни в чем уверен.
Наконец Антонина попрощалась с Оскаром, обернулась к Леониду и сказала:
– Придется снимать с мумии.
– Как так? – Леонид Саввич ничего не понял.
– А так – пойдем в Мавзолей и снимем.
– Ты с ума сошла!
– Нет. Ты пойдешь с нами и все для нас сделаешь.
– Ни в коем случае! Я на это не пойду!
– А как марку с маленькой буквой «ф» из чужой коллекции вынимать, это ты можешь?
– Какую марку?
– Леваневского.
* * *
Чтобы поднять уровень духа у Леонида Саввича, Антонина перед ночной операцией позвала его в номер, но пить не давала, а была деловита, шустро разделась, раскидав изящные вещи по узорчатому паласу, и торопила любовника. Леонид Саввич запутался в брюках, рассердился и вообще хотел одеться и уйти.
– Возьми себя в руки, птичка, – спохватилась Антонина. – Я ведь жертва эпохи. Все на ходу, обедаем бутербродами, спим в самолетах.
Она была похожа на нечто русалочье, гладкое и только из воды.
Она сладко потянулась и закинула за голову полные руки. Груди дрогнули, всколыхнулись, и Леонида Саввича охватила страсть.
– Я понимаю, – сказал он, – бутерброд на обед…
На этот раз женщине удалось направить его в должное русло, и, прежде чем завершить акт, Леонид Саввич даже смог раззадорить жадную плоть Антонины Викторовны.
– Еще! – шептала, кричала, настаивала она, но «еще» не получилось, и Антонина оттолкнула любовника.
И на этот раз выпить ему она не дала, а сама приняла только сто грамм. Одевалась она ловко, как будто утром на службу.
– Не боись, – сказала она, – ничего дурного не произойдет. Оскар позаботится.
– Но мне-то зачем в Мавзолей? – спросил Леонид Саввич. – Я же не научный сотрудник.
– Но ты сотрудник института.
– Я не пойду на уголовщину!
– Ты одевайся, одевайся, – сказала Антонина. – Скоро машина придет.
– Нет!
– Значит, так, сдаешь обратно коллекцию, а на работу мы сообщаем, что ты спер ценную марку у несчастной вдовы.
– Нет!
– Застегни мне платье. Да не рви ты пуговицы!
– Вы можете все взять.
– Мы не можем все взять. Как я могу вернуть Сонечке твою честь и честь семьи? Хорош верный муж…
У Леонида Саввича голова шла кругом – буквально, а не в переносном смысле. Он взялся за край письменного стола – чуть не свалил телевизор. Антонине пришлось поцеловать его, приласкать, чтобы пришел в себя.
* * *
Институтский «рафик» остановился перед гостиницей. Там уже был зам по режиму и незнакомый Леониду доктор – оба в белых халатах. Алик передал белый халат Леониду Саввичу. Тому было неловко надевать его в движущемся автомобиле, но шеф по режиму настоял, чтобы тот натянул его прямо сейчас.
Окошки были затянуты шторками. Леонид Саввич как-то ездил в этом «рафике» по делам, но обычно машину держали именно для проверочных рейдов к Кремлю. Там была аппаратура. В «рафике» было душно, пахло французскими духами Антонины. Леонид страшился, что сейчас в «рафик» заглянет охранник и увидит, что к Ильичу едут самозванцы.
Машина остановилась возле Спасской башни.
– Буль-буль-буль, – были слышны голоса снаружи. От открытого водительского окошка, за которым угадывался силуэт милиционера, тянуло жутким холодом. Сонечка знает, что он задержался на работе: сложный заказ, объявлена мобилизация всех сотрудников. Пришлось попросить зама по режиму, которого, как говорит Антонина, купили с потрохами, позвонить и подтвердить, что Малкин мобилизован. Все равно Соня не поверит.
Ну вот, сейчас откроется дверь и их попросят…
– Привет, – сказал водитель. Вроде бы водитель институтский, но их в институте несколько, трудно угадать.
Голос снаружи откликнулся. Вполне обыкновенно.
Поехали дальше.
Леонид Саввич все ждал, когда их поймают. Даже с надеждой – только бы кончился этот кошмар.
Мертвые души в каком-то космическом масштабе. Зачем-то инопланетным агрессорам понадобились отпечатки пальцев вождя.
«Может, они желают воссоздать у себя такого же? Нет, это бред, бред, бред!»
Шеф по режиму, который не в первый раз в Мавзолее, усилил свет.
Внутренний часовой, убедившись, что это на самом деле сотрудники института, вернулся к чтению.
Новые солдаты уже не были столь верующими, как их старшие братья. Мумия не вызывала в них душевного трепета, скорее она ассоциировалась с американскими фильмами «ужасов». В охране рождался фольклор, где мумия Ильича выступала в ролях неприятных, зловещих, но не сакральных – мертвец как мертвец. К мертвецам в России западного уважения нет.
В центральной камере Мавзолея часовой читал роман Рекса Стаута, пронесенный кем-то из его предшественников и ставший как бы переходящим призом для долгого ночного дежурства.
Роман был интересным, толстяк Ниро Вульф проявлял чудеса сообразительности, его шустрый помощник с ног сбился…
Часовой все же поглядывал на сотрудников института – они проводили проверку трупа. Работа ответственная, но тоскливая и не очень приятная.
Когда они подняли прозрачную крышку саркофага, подземный зал наполнился неприятным лекарственным запахом, смешанным с запахом тления. Что, конечно, было лишь фантомом, ведь ничего органического в Ленине не осталось – сплошной пластик. Но никуда от тления не денешься. Такова наша жизнь…
Сотрудники были молчаливы. Один из них, черный, кавказской или еврейской национальности, проверял пальцы вождя. И в этом тоже не было ничего удивительного – часовой знал, что проверяют по очереди разные части тела.
Их было трое. Но часовой только одного знал в лицо – он уже сюда приезжал.
Они же все в белых халатах и матерчатых масках на пол-лица – боятся занести микробы.
Зазвонил телефон – внутренняя связь.
Спрашивал начальник караула. Обычный звонок. Нет ли происшествий?
– Происшествий нет, – ответил часовой. – Сотрудники Института специальных биологических технологий, согласно плану, проводят проверку тела.
– Погоди, погоди, – сказал начальник караула. – Разве сегодня от них должны приезжать? Они же на той неделе были?
– Да нет, приехали, – сказал часовой. – Вон тут, работают, проверяют.
– Дай-ка мне ихнего старшого, – велел начальник.
Часовой позвал старшого.
Старшой подошел.
– Внеплановая проверка рук, – сказал старшой. – Есть опасения, что под ногтями мог завестись грибок. Откуда? А мне-то зачем знать? Я снимаю образцы.
Господи, думал Леонид Саввич, глядя на зама по режиму, который говорил так легко и непринужденно, словно обсуждал на профсоюзном собрании проблему недоплаты членских взносов.
– Да вы позвоните к нам в институт, – сказал зам по режиму. – Телефон известен? Вот и звоните. Спросите Тихона Анатольевича. Это наш зам по режиму. Он подтвердит.
«Что вы делаете! – закричал было Леонид Саввич. – Это же ваш телефон!»
Но кричать было нельзя.
– Нормально, мы уже сворачиваемся, – сказал зам по режиму.
Он вернул трубку часовому и сердито сказал остальным:
– Да поворачивайтесь вы, поворачивайтесь! Товарищи недовольны!
Леонид Саввич не отрывал взгляда от часового, потому что тот не выпускал из руки трубку, слушал какие-то указания, кивал, и библиограф отлично понимал, что подозрительный начальник караула так и не успокоился.
Он хотел сообщить об этом заму по режиму, который подошел к незнакомому сотруднику, тому самому, который снимал с мумии Ленина отпечатки пальцев. Но зам по режиму не смотрел на Леонида Саввича.
А дальнейшее произошло так быстро, что Леонид Саввич не запомнил последовательности событий.
Для начала часовой ахнул и начал опускаться на пол.
За его спиной стоял доктор с пистолетом в руке, которым он и оглушил часового.
– Ах! – воскликнул Леонид Саввич. – Что вы делаете! Это безумие! Нас всех расстреляют!
Но тут же он потерял сознание, потому что зам по режиму, имевший опыт боевых действий в Афганистане и Анголе, ударил его по голове. Не очень сильно, в центр лысины, но достаточно, чтобы отключить сознание такого некрепкого человека, как библиограф.
Поэтому дальнейшие события происходили без участия Малкина.
Он не видел, как преступники, сбрасывая и сворачивая на ходу белые халаты, выбежали из Мавзолея.
Машины, похожей на институтский «рафик», перед задним входом в Мавзолей уже не было. Оказывается, она уехала, как только выгрузила сотрудников. Отсутствие машины сразу лишило участников налета возможности погоняться по Москве наперегонки с милицией, но это их не обескуражило.
Они спокойно разошлись в разные стороны, неся ненужные халаты в пластиковых пакетах, от которых нетрудно отделаться.
Сотрудника, который снимал отпечатки пальцев с Ильича, встретила у Царь-пушки эффектная крепкая дама, которой он незаметно передал трофеи.
Но оказалось, что эта предосторожность была излишней. Их никто не задержал, и они покинули Кремль раньше, чем были перекрыты все входы и выходы.
Между тем возле саркофага вождя были обнаружены часовой в бессознательном состоянии, который очнулся только к вечеру в госпитале, и библиограф Института специальных биологических технологий Леонид Саввич Малкин, который уже пришел в сознание, но его показания, данные следователю спецпрокуратуры, были весьма сбивчивы и нелепы.