– Здравствуй, молодец! Зачем пожаловал?
А тот ему отвечал:
– Да вот пришёл наниматься.
Барин и говорит:
– У меня недавно свинопас рассчитался, если хочешь, то можешь наняться свиней пасти.
– Все равно – работа, только деньги платил бы.
Так что нанялся Сверхдуб у барина за полтину рублей и хозяйскую одёжу. Завел его барин в дом, дал отобедать и, не теряя времени, отвел его в степи, где свиней надо пасти: свиньи ведь голодные. Поводил его по своим степям повсюду, показал все места и сказал:
– Это моя земля, но за эту межу не ступай, то земля Змея, а если пропустишь, Змей и тебя, и свиней съест.
Отправился барин домой.
А Сверхдуб свиней пасёт на показанном месте и остерегается, он же без всякого оружия. Пригнал вечером свиней домой и сказал барину:
– Дай-ка мне двадцать пудов пряжи да десять – сапожного вара, а я батог себе смастерю.
Барин глядит на него. «Неужели, думает, он такой груз подымет?» И долго не раздумывая (имелись у него свои конопляники) отвесил Сверхдубу двадцать пудов прядева да десять – смолы. Стал Сверхдуб плести батог да сплел его по толщине как самая толстая колесная ступица, и по длине саженей с двадцать. Сплел его, осмолил, а барин все посматривает.
– Вот теперь, – говорит, – отлей-ка мне кнутовище чугунное, да чтобы было по весу в восемнадцать пудов.
Барин ему отлил. Уселся Сверхдуб, выставив колено, да как ударит кнутовищем по колену, что кнутовище натрое расколол! (Вот это удалец! Коль бы палкой ударил, и то больно было бы.)
Как увидал это барин, задивился, что он такой малый и удалый. Говорит Сверхдуб:
– Жаль, пан, не годно оно. Сделай теперь в двадцать пять пудов и стальное.
Сделал пан ему в двадцать пять пудов и стальное. Уселся Сверхдуб так же, ноги расставив, ударил по колену – а оно лишь зазвенело.
– Хорошее, точно в меру!
Прицепил тогда кнут и стал гнать в степь свиней на пастбище, а барин подумал: «Уж забирай себе и свиней и все начисто, лишь меня не трогай». Погнал он свиней за ворота, да как щелкнул батогом, словно из двух пушек грянуло! (Да и то, ведь теперь было чем щелкнуть!) Погнал он пастись свиней, но не на показанное место, а туда, куда захотел. Знал он, где Змей, вот и погнал свиней прямиком в Змеев сад. Ну а Змей дома спал и ничего не слышал. Проснулся Змей, когда в саду такое хрюканье было, что весь сад прямо дрожал. Рассердился тогда Змей и прямо туда, думал, Сверхдуб его побоится. А тот, не раздумывая, как растянул своё кнутище, да как хлестнул Змея по шее, что голова змеиная и отлетела!
Пошел тогда Сверхдуб в дом Змея: ходил-похаживал, а никого нет, – но и не страшно ему. Вышел из дома и стал ходить по саду, приглядываться, увидал – лежит посредине сада большая каменная скала. Он и молвит: «Что ж я буду за молодец, если не рассмотрю, что ж оно такое? Тут обязательно какой-то предмет спрятан!» Поднял мизинцем скалу, смотрит – а там яма большая, а в ней три богатыря. Принялся он с ними здороваться, но они так ослабли, что не могли и голоса подать. Сверхдуб им сказал:
– Вылезайте, братцы, оттуда!
А они ему отвечали:
– Мы хоть здесь и с голоду, и с холоду пропадем, но нам не привыкать, а ты ж зачем сюда явился? Когда прилетит Змей, он и тебя съест и нас в помине.
А тот говорит:
– Не боитесь, братцы, не будет этого!
Протянул богатырям свой кнут, да и вытащил их. Завел их в дом Змея, отыскал кое-что закусить, ведь они совсем истощали. Закусили они, а Сверхдуб пошел, поймал самую жирную свинью, оборвал на ней щетину, внес её, хорошо ощипал. И была в доме том печь, он печь ту накалил да кинул в нее свинью. После вытащил, вылил воду, пшена набрал в амбаре и стал готовить ужин. Сварил хорошего кулеша, такого, как следует быть, понёс на стол, а сам отправился в подвал, достал оттуда водки бочонок. Внёс в дом, дает богатырям по два стакана водки; выпивают они и стали ужинать. Как поужинали, благодарят его.
– Ну, – говорят, – благодарны мы тебе, братец, что нас ты от неволи спас и накормил; и что бы ни было, а большему горю не бывать!
Погнал Сверхдуб свиней домой, тут богатыри ему говорят:
– Имеется у нас кольцо драгоценное, и мы тебе его отдаём за то, что нас недурно угостил.
Подцепил он то кольцо позади к кнуту и тащит. Уже темно сделалось. А барышни его барина с вечера гуляли, глядят – а по дороге словно звездочка катится. (Сказывают, что самоцвет по вечерам светится, но я не видел.) Выбежала самая младшая, самая прекрасная ему навстречу и спрашивала его:
– Что это ты приволок?
Он её отвечал:
– Да свиней гнал, ну и на дороге сыскал, даже сам понять не могу, что это такое.
Она попросила его:
– Дай-ка мне, – говорит, – эту штучку!
А он ей отвечает:
– Не дам. Если пойдешь замуж за меня, только тогда дам.
Глядит она на него, а парубок красивый, но не имеет ничего: и одежда – только что на нем, и хлеба – только что в нем. Ещё и боится его, что он такой сильный.
– Хорошо, – отвечала, – что будет, то будет, пойду.
Заходит в дом и сообщает своему отцу:
– Замуж я собралась за твоего работника, что у нас служит. Отец отвечал:
– Что ж сказать, это дело твое! Если хочешь так, только чтоб меня не трогал.
Время прошло – и свадьбу сыграли.
Но некоторое время спустя прислал старший Змей приказ барину, чтоб тот выслал младшую дочь ему на съеденье. Послал барин к государю, чтобы государь ему прислал войска – одолеть злого Змея. Вот Сверхдуб сидит за столом, чай попивает, папиросу покуривает и усмехается, ну а барин сидит и слезами обливается – жаль дочь свою. Спрашивает тогда зять своего тестя:
– Что вы плачете? Если я не плачу, а мне-то с ней жить!
Тесть отвечал:
– Разве ж мне своё дитё не жалко?
А Сверхдуб говорит:
– Что бы ни было, а большему горю не бывать!
Вот тут пришёл от самого государя приказ, что «в таком-то, месте, да над таким-то морем, войско выставлено стоит по поводу, о котором меня просил».
Прислал Змей второй раз к барину, чтоб барин дочь свою присылал обязательно да поскорее. Ещё пуще заплакал отец да велел кучеру запрячь пару коней, чтоб отвезти дочь в указанное место. Простилась она с отцом да матерью. Пришла к мужу проститься, а тот и просит:
– Неужели я тебя никогда не увижу?
Она ничего не сказала, лишь заплакала да поехала к Змею на съеденье. Тогда тесть говорит зятю:
– Бери себе, сынок, наилучшего коня, и поезжай смотреть на ее муку.
Пошел тогда Сверхдуб на конюшню, взял лучшего коня, вывел коня за ворота и кричит:
– Сороки, вороны, слетитесь на купецкое мясо!
Хватает коня за гриву, стряхнул – одна шкура в руках осталась. Свистнул богатырским свистом! Прибежал его конь, что земля дрожала, а из ноздрей пламя валило. Привёз конь всю богатырскую справу да все доспехи богатырские – и ружье, шапку, копье. Сел он на коня и выехал на указанное место. Приехал туда, смотрит – она на столбе, слезами умывается да рукавами вытирается. Приехал он таким молодцом, что она и не признала. А он тогда молвил:
– Подымалась бы ты, душенька, поискала бы мне в голове.
Она этому очень обрадовалась. Встала, стала искать у него в голове, Сверхдуб молвит:
– Когда я засну, ты возьмёшь этот молоток и стукнешь им мне по голове, я и встану.
Вот глядит она, что на море такая волна поднимается, что до берегу волна доходит. Испугалась она, доставала молоток, но не получается из кармана вытащить. Тогда стала она плакать, и покатилась слеза ему на прямо лицо. Он тогда вскочил и говорит:
– Ух, душенька, что ж ты так больно обожгла меня!
– Тебя я, – отвечает, – ничем вовсе не жгла, а это моя слеза тебе на лицо капнула.
Тут плывет Змей. Доплывает до суши и говорит ей:
– Прыгни-ка мне, – говорит, – прямо в рот!
А она села и лишь усмехается. (Но все-таки она не ведает, что здесь ее муж, думает, просто, богатырь.) А Змей сердится за это:
– Что же это за щеголь такой прискакал ко мне? Девушка эта мне на ужин приготовлена, но с тебя говядина слаще, так что на закуску будешь.
А Сверхдуб тогда отвечает:
– Ты ею одной подавишься.
Вылез Змей из воды, заревел страшным голосом, думал, Сверхдуб испугается, – и говорит грозно ему:
– Здорово, молодец!
– Здорово, здорово тебе, Змей, нечистый дух!
А Змей молвит:
– Ну что ж, добрый молодец, приехал ты биться или мириться?
Отвечал Сверхдуб:
– Не за тем едет добрый молодец, чтобы мириться, а затем, чтоб биться!
Тогда Змей и говорит:
– Дуй, готовь ток!
(Как богатыри биться собираются, так на сырой земле трудно им удержаться и они ток себе делают.)
Молодец говорит:
– Ух ты, Змей нечистый, я ж к тебе в гости приехал, так ты и дуй сначала!
Стал Змей дуть. Сделал ток железный. Как дунул Сверхдуб – сделал стальной. Дунул Змей – сделал чугунный ток. Дунул Сверхдуб – ток серебряный сделался. Змей дунул – медный сделался. Дунул богатырь – золотой сделался, и стали они биться. Сражались до кровавого пота – друг друга одолеть не могли. Сверхдуб говорит:
– Женушка моя милая, отпусти на подмогу, мне коня моего!
Та без вопросов, смотрит, насколько ему плохо, отпускает коня. Конь стал разгоняться, и прямо в голову Змея копытами! Богатырь был обрадован, что есть ему подмога, снова поднатужился, жену же не думает отдавать Змею на съеденье. Сразил он Змея да пошел себе стороной, чтоб жена не приметила. Приехала жена домой, а он улёгся на подушках таким, как и был, будто и не отлучался никуда.
Она и говорит ему:
– Хватит, душенька, притворяться.
Упала на колени перед ним и поцеловала. Поднялся Сверхдуб, стал обнимать её, целовать. И ушли они в комнаты вдвоем и принялись в отцовских комнатах пировать. Да и не так всё это дело делалось, как тут в сказке сказывается. Стали они жить, поживать да добра наживать. И я там, был, мед-пиво пил, по усам текло, но в рот не попало.
Ох
Раньше было всё не так, как сейчас, в давние времена разные чудеса в мире происходили, да и мир не такой был, как сейчас. Теперь этого не осталось ничего… Рассказать хочу вам сказку о лесном царе Охе, о том, каким он был.
Давно это было, не на моей памяти, а наверно, когда еще ни родителей, ни дедов наших в помине не было, жили-были бедный мужик и жена его, и был у них только один сын, но и он не такой, как подобает: таким уродился ленивцем, не приведи господь! За холодную воду взяться не может, только лишь на печи сидеть да просо пересыпать. Ему, наверно, уже двадцать лет, а он ещё без штанов сидит на печи и никогда не слезает: если подадут еды, поест, а если не подадут, и без того обойдётся. Ну, отец да мать и горюют:
– Сыночек, что ж нам поделать с тобой, ты же ни к чему не пригож! У других вон дети своим родителям в подмогу, а ты лишь даром хлеб переводить можешь!
Но ему ничего: сидит и дальше просо пересыпает. Другой ребёнок, как пойдёт пятый год, родителям уже помогает; но этот вырастает такой детина, до самого потолка уж, а все ещё без штанов сидит, да и делать не может ничего.
Горевали-горевали мать его да отец, а после мать и промолвила:
– Что же ты, старик, надумал чего с ним делать? Видишь, какой сын уже вымахал, а такой дурак – не может ничего делать. Взял бы да хотя бы внаймы его отдал, гляди, хоть чужие люди сына чему дельному обучат?
Подумали, да отдали к портному учиться. Пробыл тот три дня там и сбежал; залез на печь – и снова стал просо пересыпать. Тогда подрал да выругал хорошенько его отец, а после отдал к сапожнику на обученье. Но он сбежал и оттуда. Побил отец его снова и направил на обученье к кузнецу. Там тоже пробыл не долго – сбежал. Что же делать с сыном отцу?
– Отведу, – сказал, – его, эдакого, в чужое царство: куда бы там внаймы не отдал, может, не убежит.
Решил повести его.
Шли-шли они, долго и коротко ли, зашли в лес, да такой дремучий, что было лишь небо и землю видно. Вошли в лес, немного устали; глядят – у дорожки притаился пенек обгорелый, – тут старик и говорит:
– Утомился я, присяду, отдохну немного.
Лишь начал он на пенек усаживаться, и вымолвилось у него:
– Ох! Что же я так заморился! – и тут вдруг из пенька вылезает маленький дедушка, сморщенный весь, и с бородой зеленой до колен.
– Что же тебе, – молвит, – человече, понадобилось от меня?
Подивился старик: откуда могло такое диво явиться? И говорил ему:
– Я тебя что, звал? Отвяжись!
– А как же не звать, – отвечает дедушка, – коли звал!
– И кем же ты будешь? – спросил старик.
– Я – Ох – царь лесной. Ты меня, зачем позвал?
– Ну, чур тебя, не собирался тебя звать!
Старик возмутился.
– Нет уж, позвал: сказал же: «Ох!»
– Уморился я это, – говорит старик, – тогда и сказал так.
– Куда путь держишь? – спросил Ох.
– Да куда глаза глядят! – старик ответил. – Взялся вести дурака своего внаймы, чтобы хоть чужие люди научили его уму-разуму. У себя же, куда ни отдам, он сбегает отовсюду.
– Так мне отдай, – сказал Ох, – я уж его научу. Но только с одним условием: когда год пробудет у меня, ты приди за ним, ежели его признаешь, то возьмёшь, если нет – еще один год будет служить.
– Идёт, – сказал обрадованный предложением старик.
По рукам ударили да горилки распили; побрёл довольный старик домой, а Ох повел его сынка к себе.
Вот ведет Ох его, да прямиком… на тот свет: под землёй зелёная хатка, камышом крытая; и все в ней такое же зеленое: зелены стены, зелены лавки, зелены даже дети и жена Оховы – ну прямо всё-всё. И работницы Оховы, словно рута, все изумрудны…
– Ну, присаживайся, – сказал Ох своему новому работнику, – да поешь чуток.
Подали ему мавки поесть, но и еда вся зелена. Тот поел.
– Ну вот, – молвит Ох, – если взялся работать на меня, то дровец надобно для меня нарубить и в хату принесть.
Побрёл работник. Рубил или не рубил, а прилег на дрова и заснул. Пришёл Ох, а работник спит. Тогда взял он его, и велел своим работникам дров наносить, а после связанного на эти дрова кинул и подпалил их. Вот и спалил работника! Потом Ох развеял по воздуху пепел, но один уголёк выпал. Окропил уголёк Ох живой водой – и тут ожил работничек и стал слегка умнее да проворнее. Снова было велено дров нарубить. Но тот снова уснул. Ох тогда поджег дрова, сжёг работничка опять, пепел по воздуху развеял, а уголек водою живой окропил – опять ожил работничек и таким красивым сделался, что лучше не сыщешь! Но и в третий раз был спален он и окроплён водою живой – тогда получился из парубка ленивого настолько проворный и красивый казак – ни придумать, ни загадать, лишь в сказке рассказывать.
Прослужил парубок у Оха целый год. Прошёл год, прибыл отец за сыном. Подошёл в лесу к тому пеньку, уселся и сказал:
– Ох!
Ох вылезает из пенька, и молвит:
– Здравствуй, человече!
– Здравствуй, Ох!
– А зачем ты пришёл? – спрашивает.
– Прибыл, – отвечает, – за сыном.
– Тогда пойдем, если узнаешь – возьмёшь его с собой, а если нет – тогда ещё год у меня служить станет.
Отправился старик за Охом. Подошли к его хатке. Ох выносит мерку проса, высыпает – и сбегаются петухи – видимо-невидимо.
– Ну, признавай, – говорил Ох, – где же твой сынок?
Глядел старик – а все петухи одинаковые: прямо один в один, не признал.
– Ну, – сказал Ох, – иди домой, если не признал. А твой сын еще один год служить у меня будет.
Побрёл старик домой.
А как прошёл второй год, пришёл снова опять старик в лес к Оху. Подходит к пеньку:
– Ох! – сказал.
Ох и вылезает к нему.
– Пойдём, – говорит, – узнавать будешь! – И отводит его к овчарне, а там смотрит – баранов полно и все один на одного похожи. Глядел-глядел старик, но так и не признал.
– Ежели так, то иди домой: а твой сын еще год служить у меня будет.
Побрёл старик, пригорюнившись.
Как прошёл третий год, старик отправился к Оху. Шёл-шёл, и деда встретил, а тот белый весь, словно кипень, и одежда на нем такая же белая.
– Ну здравствуй, человече!
– Здорово, дед!
– Куда это тебя несет?
– Отправился, – молвит, – к Оху за сыном своим.
– Как же так?
– Ну, так и так, – рассказал старик.
Вот и рассказал старик белому деду, что отдал своего сына Оху и с какими условиями.
– Эх! – сказал дед. – Плохо дело твоё! Долго он будет его держать…
– Ну, я, – говорил старик, – сам смотрю, что моё дело плохо, только не знаю, что ж теперь поделать. А может вы, подскажете, как сына моего спасти?
– Подскажу, – сказал дед.
– Так рассказывайте мне, миленький: стану до конца веку за вас богу молить! Все же, каким бы сын ни был, но родной мой, кровинка мне.