– А ты?
– А я подала на развод. И мы разбежались. А со временем порядок внесли. За два-три года дивизию укомплектовали офицерами. Жилья стало не хватать, самовольных захватчиков повыгоняли в шею. Вот мой бывший и возвратился. Прописан-то он у нас. Да и ордер на него был начеркан. Обитает он в маленькой комнатке. Чужой человек. Одним словом, жилец, да и только. Приелся он мне до чертиков…
В женских глазах плеснулась горькая обида и еще что-то личное, очень затаенное и глубоко спрятанное.
– И вы не разговариваете?
– Нет. Я с ним не знаюсь. Когда он трезвый, что бывает-то редко, может поиграть с сыном. И ребенок к нему тянется. А получит пенсию, немедля отходит в нескончаемый загул. Утром продерет зенки и тут же бежит на «точку». Местные самогонку варят. Сбывают за сорок копеек стакан. Дешевле не сыщешь. Пока экипаж не загрузится под завязку, домой не вертается. До вечера отоспится и снова несется на очередную дозаправку. Вот и все его житье. А ты баешь, что я до мужицкой ласки, мол, охоча. Захочешь и не эдак завоешь…
Почесав скулу, Жека спросил:
– И кем он у тебя служил?
– Вертолетчиком он был у меня… – ответила Катя.
На ее чудных глазках вдруг навернулись крупные слезинки.
– Вертолетчик-налетчик. Налетел, вскружил головенку девчонке. Поманил, наобещал золотые горы. Я поверила и без оглядки пошла. Все бросила, дом, родных. Любила, жить без него не могла… А тут оно…
Болезненная гримаса пробежала по лицу подполковника:
– Кто ж знал, что и Союз развалится, и вся наша, казалось, хорошо отлаженная жизнь… Все полетело псу под хвост… А сколько твоему?
– А столько же, сколько и тебе. Я на пяток годков младше его. Мне восемнадцать годков исполнилось, когда он вернулся с Афгана с двумя орденами на груди. Кто против этакого героя устоит?
– Да, – Малахов усмехнулся, – против такого орла, Катюша, не устоишь. Падки вы, девки, на красивую форму… А уж ежели на груди блестит, то прямо беда. Как сороки на то, что сильно блестит, стаями слетаются, так и вы хоровод начинаете.
– И я не устояла, – женские глаза наполнились тихой грустью. – Так-то он парень хороший был. Только вот сломался…
Не таясь, Катя смахнула слезинку. Не вовремя мужик сломался, на самом их жизненном взлете, и оказались они на перепутье.
– Или его сломали, – задумчиво моргнув, произнес подполковник. – Начальнички наши, жизнь наша…
– Или его, – она согласно кивнула головой. – Жека, а почто ты остался один? Я бы от тебя никогда и ни за что не ушла. Двумя руками вцепилась бы мертвой хваткой.
– Ну, Катюша, это длинная история. Ты давай, беги, корми сына. Я подежурю тут за тебя. А про себя я тебе еще расскажу. В другой раз. Молодая жизнь в опасности, спасать ее треба и срочно…
Катя убежала, а Малахов, задвинув запор, остался. Знакомую до боли картину нарисовала ему Катя. Страшная картина жизни военного городка. Жека месяц снимал комнату и жил в доме во втором городке.
Хозяйка убогой квартиры – вдова полковника получала нищенскую пенсию, сдавала две свои комнаты из трех. В гостиной она жила сама.
Деньги с постояльцев брала мизерные. Да и больше ей дать никто и не мог. Военные отнюдь не могли похвастать большими окладами.
Вырученных денег ей едва хватало на квартплату. На лето старуха уезжала к дочке в Одессу. Там она с утра до вечера ходила с сумкой по пляжам, продавала семечки и пирожки. А когда-то муж ее был одним из самых уважаемых людей, и жили они, катаясь как сыр в масле. И не думали, и не гадали они, что впереди маячит унизительная нищета.
Такие, как та бабка, в свое время с пеной у рта стояли на всех углах, ратовали за скорейшее отсоединение, за самостийность. Якобы о них пеклись господа Кравчук, Шушкевич и Ельцин, неистово расшатывая и вполне успешно разваливая весь Союз. И что? Дождалась бабка своего желанного счастья в отдельно взятом суверенном государстве? Фигу…
Вспоминает, небось, старая, как сладко жилось при коммунистах, при Союзе, и от досады локти себе кусает. Кусает, да поздно…
Жил Малахов в отдельной комнате. А сразу за стенкой, в соседней квартире существовал отставной подполковник. Не надо было Жеке ни радио, ни телевизора. Все имелось у соседей за тонкой стенкой. И каждый день концерт. С утра и до ночи пьяная ругань и крики.
И Жека особо не сомневался, что его соседушка пасся на той же «точке», что и Катин муж, бывший. И весь смысл жизни того мужика – пойти на запасной аэродром, залиться до отказа, чтобы на время больше ни о чем не думалось. О том, что у жены нет денег на оплату квартиры, нет денег на еду, на покупку нового телевизора. Нашел герой-отставник рубчик-другой, залил горящие трубы, а что дальше – ему трын-трава…
Большая у бабки квартирка. Как-то в ней затеяли ремонт. Взялись с размахом, но не легло, и дело на время забросили. Все и лежит, так оно и стоит, где наполовину разобранное, а где наполовину упакованное по ящикам. Стройматериалы давно пришли в негодность…
И ЖЭК их стал самостийным, попросту отделился от своих прямых обязанностей. И дом ветшал. Все приходило в негодность. Возводили дом военные строители по их типовому проекту. Кругом понаделали мастера встроенные ниши. И по ним теперь, проделав везде сквозные автострады с первого этажа на шестой, свободно гуляли голодные крысы. Проходили они, как по Бродвею, с первого подъезда до третьего.
Вспоминал Жека и весь передергивался от неприятного ощущения. Ужас! Как люди живут? Но живут же. И будут жить там до самой своей смерти. А куда им еще деваться? Квартиры стоят копейки.
Продать, а в другом месте на эти деньги и маленькой прихожей не купить. Не говоря уже про отдельную квартиру. Жить в том, что есть, и бурно радоваться тому, что живут в независимом государстве…
Не выдержав столь изощренного издевательства над собственным организмом и донельзя расшатанными нервами, Малахов переехал жить в гостиницу. Ему предлагали поселиться в гостинице КЭЧ, но в той он увидел картину не лучше. Таким же строем бегали по полу огромные крысы. Вдобавок ко всему не работало отопление…
Дзинь! Дзинь! – застучал тоненький звоночек, и на коммутаторе откинулся флажок на окошке. Сработала прямая связь с дивизией. Как заправский связист, Малахов вставил штекер в отверстие и ответил.
– Кто это? – донесся до него удивленный девичий голосок. – А где наша Катя? Куда вы ее подевали?
– Они до ветру вышли на минуточку. Я вас, девушка, слушаю.
– Соедините начальника штаба с вашей службой вооружения.
– Соединяю, – подполковник ловко перекинул еще один штекер. – Вызываю, – он нажал на тумблер, особо ни на что не надеясь.
Один вызов пошел, за ним второй. Только Жека захотел дать всем своим абонентам «Отбой», как внезапно ответили. Кто-то долго ставил майору задачу на подготовку какого-то имущества к передаче с одного склада на другой. Что-то в разговоре Малахова насторожило, но он не стал придавать тому большого значения. Мало ли что и кто имел в виду. Какое ему, собственно, до всего дело? По сути, никакого дела…
V
…Оксана согласилась на совместное проживание в одном номере с мужчиной, достала из сумочки гражданский паспорт – светиться своим служебным удостоверением она не стала. Иначе досужие языки вмиг разнесут весть, что в городе поселился старший следователь из самой военной прокуратуры Юго-Западного оперативного направления.
Поднялась капитан на второй этаж. Сана была готова ко всему, но увиденное превзошло все ее мрачные предчувствия и ожидания.
– Картина Репина «Приплыли»! – Сана озадаченно моргнула.
Такой убойной убогости она еще не видела. У них на дворе конец двадцатого века, а тут условия проживания, как в средневековье…
И где же они, спрашивается, спрятали в четырех голых стенках умывальник, туалет, она уже не говорит про ванну? При дальнейшем самом внимательном ознакомлении с сим заведением умывальник Сана обнаружила внизу, на первом этаже. Один на всех. То есть, общий.
Душевые кабинки, говорят, когда-то работали, лет пять тому назад. Туалет и вовсе оказался на улице. Такой, что туда страшно и заходить!
– Кошмар! За что с людей деньги берут? Сервиз, блин…
Плюхнувшись на кровать, Сана печально улыбнулась. Снова ей не повезло. И почему она по всей жизни ужасно невезучая? Уехала из села и думать перестала про туалет на улице, забыла. Так нет, снова про него напомнили. А как ей жить вдвоем с мужиком? Как ей переодеваться?
То-то же у дежурной ехидно поблескивали глазки, когда передавала ей ключ от номера, оказавшегося обычной комнатой без удобств…
Ровно в половине четвертого она зашла в небольшое и неприметное кафе на улице Ленина. Славного города, видно, новые исторические веяния явно никак не коснулись. И памятник великому вождю мирового пролетариата также стоял в центре площади и указывал, какой дорогой идти им в светлое будущее. В центре бушевали бури, гремели грозы, низвергались с постаментов прежние идеалы, а тут Ильич все еще стоял и над всеми посмеивался. И лишь голуби окончательно загадили его кепку, да нос вождя до неприличия облупился.
Удобно устроившись в дальнем уголочке, у небольшого окошечка, Оксана с некоторым интересом во взгляде наблюдала за тем, как двумя нескончаемыми вереницами в обе стороны вышагивали люди в военной форме. Складывалось стойкое убеждение, что гражданское население в этом славном городе вовсе отсутствует.
Больше всего поражало обилие военнослужащих-женщин. Будто чуть ли не половина всего женского населения города работала в штабе дивизии. И определенная доля правды в том наблюдалась.
Другой работы для женщин в городе не имелось, если не считать торгашей на рынке. Районный центр жил за счет военных. Задерживали им выплату денег, и жизнь замирала, у всех разом падала торговля. Рынок, как барометр, показывал на то, как живут защитники Отечества.
Только слегка повышали оклады, вмиг взлетали цены на продукты, на съемное жилье и разом съедали всю прибавку. Рынок, свободные отношения, демократия. За что боролись, на то и напоролись…
Подполковник Пичугин несколько минут стоял в сторонке и с улыбкой наблюдал за задумавшейся девушкой. Хороша девчонка!
Не зря его просил старый знакомый Ковальчук. За такую можно и даже нужно попросить. Такой бабе можно и даже нужно помочь. Такой крале трудно отказать. Раз Алексей Петрович просил, он поможет.
– Ой, извините… – капитан смущенно улыбнулась. – Задумалась…
– Оксана Степановна, здесь все, – он быстро передал свернутый в трубочку целлулоидный файл, – что вас крайне интересует. Списки всех объектов, включенных в зону вашего особого внимания, схематичное расположение их на местности, списки всех должностных лиц…
– Товарищ подполковник, – напомнила Полищук, – меня, знаете, еще интересуют те, кто приобрел дорогие машины, служа у вас.
Пичугин усмехнулся и неопределенно покачал головой.
– Я у вас спросила что-то не то? – заволновалась Оксана. – Если это невозможно, то я, знаете, не настаиваю.
Капитан смущенно моргнула. На нет, вестимо, и суда нет. Отказ несколько осложнит ей задачу, да что уж про то почем зря толковать.
– Ну, почему же, – кадровик разом вдохнул в Сану порцию свежего воздуха. – Я сделал для вас требуемую выборку. Там все указано. Вам остается только сесть и спокойно в тиши со всем разобраться.
Живая и неподдельная радость разлилась по всему ее лицу:
– Спасибочко, товарищ подполковник! Я вам по гроб благодарна!
Откровенно любуясь, Пичугин пренебрежительно махнул рукой:
– Не стоит, Оксана Степановна. Меня просили помочь вам…
В ответ капитан облегченно вздохнула:
– Я думала, что мне еще предстоит немало самой побегать…
– Зачем же, милая девушка, сильно усложнять себе жизнь? У нас есть списки всех автолюбителей, имеющих личный транспорт…
В этот миг Оксана подумала о том, что зря она так скоропалительно причислила себя к самым невезучим. Не повезло ей с попутчиком, не пофартило с жильем, но кое с чем пока у нее все в полном ажуре.
Глянув на часы, кадровик поспешил закруглиться:
– Я отметил тех, кто служил в Германии. Вы уж не обессудьте, но анализ всего вам придется сделать самой. У меня времени нет, да и не хотелось привлекать других, чтоб не демаскировать повышенного внимания к нам со стороны неких компетентных органов. Ну, желаю вам успеха. Номер моего телефона у вас есть. Если что, сразу звоните…
Не торопясь, Оксана допила кофе, вышла на улицу и заспешила. Заскочила Сана в гостиницу, натянула на себя одежду что попроще. Накинула она на плечи рабочую куртку-спецовку, повязала на голову темный платок. Придирчивым взглядом капитан окинула себя в зеркале.
– Гарна дивчина! – Оксана удовлетворенно хмыкнула. – Сойдет для глуши и бездорожья.
Теперь она почти ничем особо не отличалась от местных женщин и выглядела, как большинство торговок на базаре, а с темной папкой в руке – как озабоченный и донельзя замученный работник ЖЭКа.
Скромная и ничем неприметная внешность. Замаскировавшийся капитан достала из папки схему расположения военных городков и отправилась на месте знакомиться с интересующими ее объектами…
По условному стуку Малахов открыл дверь запыхавшейся Кате.
– У нас все тихо? – она чмокнула подполковника в щеку.
– Вроде бы. Ладно, Катюша, пойду я.
– Ой, Жека-Жека! Что же это я опростоволосилась? – женщина огорченно всплеснула руками. – Сама свое пузо набила, а ты-то сам не обедал! – всполошилась она. – Как же ты?
– Ерунда, – он небрежно махнул рукой, – не привыкать. Совмещу обед с ужином. Все, Катюша, у меня через десять минут инструктаж.
Малахов поднялся в свой кабинет. Приказ о проведении стрельб лежал у него на столе. Райка не позабыла. А может, она заранее бумагу подготовила и отпечатала. И какая ему в том разница? Лишь бы дело делалось, а когда и за счет чего, то оно уже ее, Райки, личные проблемы. Взяв листок в руки, подполковник пробежался по нему глазами.
Спустился Малахов и проверил должностных лиц. Руководитель стрельб – он сам, собственной персоной. Такой человек у них на месте. Помощник руководителя стрельб – командир первого батальона майор Шувалов. Есть и такой. На месте были и все остальные должностные лица с батальона Шувалова. Начальник оцепления, начальник пункта боепитания, дежурный фельдшер. Вроде, все в наличии…
Со стороны КПП показалась нестройная колонна с братской 45-ой бригады. Подошел начальник отдела боевой подготовки дивизии. Тот лично и провел общий для всех инструктаж…
На этом на сегодня задача Малахова и закончилась бы. Только вот «бы» мешало. Если бы у них было порядочное заведение. Если бы все было организовано, как у них в училище. Приказ командиром подписан, и все, кому положено, в нем расписались. И дальше каждый выполняет свои прямые обязанности на своем участке работы.
Автомобильная служба сама планирует две машины для выезда: одну под боеприпасы, вторую под оцепление. Командир автороты сам готовит технику и водителей для выхода. Служба ГСМ своевременно заправляет тягачи топливом. Тогда он, Малахов, придет в шесть утра, даст свисток, и все закрутится. Но это, как оно произошло бы, если бы в бригаде существовал порядок…
Если бы в бригаде был порядок, был один на всех начальник. А тут каждый пуп-пупок мнит себя боссом. Приказ по части для них вовсе не указ. Они по общим правилам работать не привыкли или не обучены. Надо, чтоб к ним лично пришли на поклон и попросили.
Тяжело вздохнув, Малахов отправился совершать бесчисленные круги из одного кабинета в другой. Из штаба в автопарк и обратно. Бегал он, все бегал, а его машины все-таки не заправили.
Впрочем, не заправили не только его тягачи. Ничто не заправили из тех машин, что должны были выходить в рейс на следующий день.