– Ты меня напугал, – выдавила, пытаясь высвободиться.
– Вот как? Это достижение.
Ударить бы себя за это, но, откровенно говоря, эти секунды показались особенными. Никогда не имела возможности рассмотреть его так близко, и никогда красота его темных глаз не виделась столь устрашающе-соблазнительной. Тепло его рук приятно окутало все тело, и если бы, замерев, провела так еще несколько секунд, то сумела бы уснуть…
Все это показалось вдруг диким. Я вырвалась из оков его рук и подняла веревку.
– Как ты тут оказался?
– Выследил. Из тебя бы вышел отличный скалолаз.
Улыбаясь, легла животом на пригорок и достала из-под куртки бинокль.
– А из тебя – комитетник.
Киану примостился рядом.
– Оскорбила от всего сердца.
– Извини, мой король, – подтолкнула его плечом. – Тогда двойным агентом, – боковым зрением уловила его недоразумение. – Кажешься волком-одиночкой, а на самом деле хочешь, чтобы Герд погладил по голове?
Пока он соображал, мне удалось высмотреть кое-что на одной из площадок. Она была пуста, лишь несколько охранников с оружием в руках спокойно расхаживали да курили. Затем под крышей, видимо, распахнулись двери, и оттуда вытолкнули мужчину со связанными впереди руками. Сет! Рубашка и брюки на нем черны и порваны – даже через бинокль это сильно бросалось в глаза. Лицо его перепачкано, волосы сбиты. Шагал он босиком. Там творилось что-то неладное. С ним заговорили. Он не ответил. Его ударили винтовкой. Он упал на колени, борясь с болью. Его заставили подняться. Где же остальные?
– Я здесь, потому что беспокоюсь о тебе, – донеслись до ушей слова Киану.
– Там Сет, – прошептала я, и он взялся за бинокль.
Через минуту на площадку стали выводить остальных там были все те, с кем мне довелось коротать один из холодных вечеров в доме за обвалом. Артур затесался в толпе; юноша, мастеривший бомбы – в самом начале; братья – позади него; Лурк – где-то в стороне; старик Тао плелся в конце. Лица прочих мужчин также всплывали в памяти: некоторые из них дружили с Муном, я помнила, как они приходили в дом тетки, но мне тогда велели держаться в стороне и ни за что на свете не признаваться в родстве с ними. Один из них – наш близкий сосед, другой приводил Муна домой, когда тот сломал лодыжку, третий – молодой человек, недавно поступивший на завод… Я знала каждого, даже если мы никогда не разговаривали; узнавала многие черты, ведь это были люди моей провинции, нашего Волчьего Ущелья, так нелюбимого властями Метрополя. Эти мужчины казались обессиленными, но не лишенными внутреннего стремления. В центр вышел начальник завода – высокий, матерый объект, склонный к полноте. На людях он появлялся редко, но каждый узнавал его по медвежьей походке и личному автомобилю, купленному за десятки тысяч долларов где-то за бугром. Рядом с этими худыми, измученными мужьями Седьмой Провинции он выглядел по-комичному смешно.
Он что-то сказал им всем. Сет – истинный лидер – глаголил от лица сограждан, как и обещал. Страж хотел его снова ударить, но начальник жестом остановил данное намерение.
Мы с Киану синхронно переглянулись: неужели послушают?..
Вдали раздались сирены. Мы лихорадочно огляделись, но остались незамеченными. Я прильнула к биноклю. Людей, стоявших по сторонам, сильно толкали, но не били прикладами. Сирены все приближались, все громче и громче навязывая свой отвратительный панический звук, что эхом разносился по всей округе. Нас не могли видеть, но на крыше завода, как и на трубах, установлены датчики, реагирующие на массу более одного килограмма – именно столько, в среднем, весит ворона или голубь, самые крупные птицы региона. На этом экипировка местной «знаменитости» оканчивалась.
Сирены уже не шумели, а верещали, точно капризная девица. Это были военные джипы сборки двадцатилетней давности. Сирены на модели не предусмотрена, видимо, одолжили у местных страж, дабы придать себе значимости.
Автомобили преградили путь, припарковавшись вразнобой напротив толпы. Из них вышли несколько представительных лиц. Как щит, их окружали военные. Они остановились на расстоянии от рабочих, рядом с начальником завода. Ветер развевал подолы их добротных дорогих пальто, и скудный свет пасмурного дня серебрил элегантные кожаные туфли.
– Ты только взгляни на эти пижонские сапоги, – словно угадав мысли, выразился Киану.
В иной ситуации я бы прыснула со смеху, но тогда все мое тело было в высшей степени напряжено. Что-то подсказывало: случится беда.
Они общались с начальником. Затем обратились к рабочим. Сет что-то долго говорил.
– Хоть бы слово разобрать, – пожаловалась вслух.
Один их приезжих – тех, что в пальто – вышел вперед. Но нему сложно оказалось судить о намерениях, однако выглядел он вполне безобидно – демократ, простой посредник.
И тут меня осенило провидение:
– Что здесь делает капитан? – в полнейшем непонимании изумилась я.
– Ты его знаешь? Того, кто говорит?
– Комитетник. Прислали из Метрополя. У Герда с ним какие-то дела. Но эта крыса доложит все «наверх». А еще говорят, что посредники нейтральны. Они просто слабаки, лебезящие перед двумя сторонами.
Интересно, какого черта этот капитан не уехал в Метрополь. Прибыл он давно для того, чтобы задержаться здесь так надолго. Что-то замышляется, и эта забастовка – пустая шалость в сравнении с тем, что ждет впереди.
Капитан слушал Сета. То, что произошло далее, случилось в считанные доли секунды. Речь Сета спровоцировала бурную поддержку масс. Прямо как в тот вечер, они воздели к небесам руки и заголосили. Охранники и солдаты принялись избивать рабочих. Выстрел. Я вздрогнула. У них нет оружия… стреляют стражи. Снова выстрел. Юноша ринулся вперед. Он что-то прокричал. Донеслось слово «свобода» – и взрыв. Два автомобиля взлетели в воздух, как бабочки. Их осколки перьями парили над землей. Огонь все застелил кругом. Обрушился шквал выстрелов. Некоторые падали сразу. Иным удавалось разбежаться в стороны. Царил хаос. Всюду мелькал дождь из пуль. Из дверей завода и внутренних ворот вывалились десятки – сотни – рабочих. Они кричали. Они ликовали. Слышно это было далеко за пределами горы. Глаза выслеживали тех, кто был мне знаком. Старик Тао и один из братьев лежали мертвыми. Лурка нигде не видать – удалось скрыться. Они все выбежали за ворота. Они стремились на свободу. О, что же они натворили? Что станет с городом после этого?
Капитан с приспешниками спрятались за уцелевшими автомобилями. Трусы! Капитанский чин – пустой звук, он и себя защитить не в силах, не то что страну.
Кто-то разрезал Сету веревку на руках. Выстрел. Его тело дернулось.
– Сет! – я ринулась вперед, будто могла скатиться с этих подмостков и помочь.
К нему подобрался раненый Артур. Вся его рубашка зияла красными пятнами.
– Артур! – тогда могла думать только о двух его детишках и несчастном Вите, который и без того повзрослел раньше срока.
На меня уставилось лицо капитана.
– Ложись! – крикнул вдруг Киану и накрыл своим телом.
Испугалась я после. Поверх нас светил алый, как кровь, луч.
– Что это? – пропищала я.
– Герд не говорил, что здесь камеры… – прошелестел Киану, оглядываясь. – Пошли! – рывком потащил меня к обрыву.
Мы ползли по земле, как партизаны на минном поле. Я впереди – Киану за мной.
– Крепи веревку, – велел он.
Продолжая лежать, принялась за дело. Он подполз с другой стороны, все время оглядываясь.
– Думала, что я одна параноик.
– Лезь вниз.
Не разбирая скалы, почти полностью отпустила веревку и слетела вниз. Киану спустился еще быстрей – неуловимая молния. Мы сняли крепление. Как быстро только могли, побежали к лесу – и неслись птицами, рассекая со свистом воздух так скоро, что закололо в обоих боках, а в глазах заплясали геометрические узоры.
– Что это было?
– Камеры слежения.
– Они нас заметили?
– Огонек сработал не сразу, я успел пригнуть нам головы. Паразиты гребаные… – и посыпалась знатная ругань.
Снова двинулись вперед, сквозь чащу, только хруст веток слышался под ногами. Мы отталкивали от лица сухие ветки деревьев и не в меру разросшихся кустарников. Казалось, мы производили неимоверное количество шума – но это один только страх шипел в голове. И сердце колотилось, как бешеное.
На секунду мы прижались к стволам, чтобы перевести дух.
– Что будет с рабочими? – просипела.
Киану, чуть согнувшись, смотрел на меня.
– Это революция, Кая.
Часть 2. Восстание
16
Когда прибежали к дому, город и долину накрыла тьма. Это выпала безлунная ночь, и мы могли спокойно идти сквозь лес и поля, не опасаясь быть замеченными. Издали зоркие глаза наши заприметили сильную фигуру Герда – очевидно, и он только что вернулся из своего мистического похода. Мы не замедлили шага, дабы не выглядеть подозрительно. Мало ли для чего шастали мы по лесу: в поисках мха, хвороста, за снопом сена или пристрелить птицу к ужину… Реакции наставника доводилось бояться слишком часто. Телесные наказания – не его сфера; он ведает куда более изощренные способы заставить почувствовать себя виновным ничтожеством.
Герд вошел в дом с парадного. С площадки шагал Натаниэль. Видимо, запирал хлев и кормил свиней.
– Нат, – шепнула я, он обернулся. Я кинулась к нему, позабыв, что лучше держаться от него подальше. – Ты разговаривал с Гердом?
Он с подозрением нас осмотрел.
– Нет. Он только вернулся. А что?
– Есть новости, – Киану кивнул в сторону двери, и мы направились внутрь.
Мальва – заботливая из самых заботливейших женщина на планете – уже приготовила таз с теплой водой и подавала Герду ужин. Выглядел он уставшим. Увидав нас, попросил меня сделать ему перевязку. Рана все еще кровоточила и, видимо, изрядно нарушала болью любое движение тела. Он сел ужинать. Мы переглянулись с Киану. он кивнул Натаниэлю, мол, начинай. Мы не имели права говорить, пока наставник не давал свое позволение. Довольно медленно разделываясь с бобами и мясом, он жестом дал понять, что готов слушать.
– Дайте же ему спокойно поесть, – возмутилась Мальва. – Ни минуты покоя.
– Время не спокойное, Мальва, – спокойно ответил он. – Я наслышан о забастовке на заводе.
В комнату вошли Ной с Орли и тихо примостились где-то в стороне.
– Они бастовали все утро. Сет подвергался пыткам. Стражи и начальство и слушать не желали о переговорах.
– Этого следовало ожидать,– ответил Герд.
– Есть еще кое-что, – вступил Киану. Вошла Руни; теперь мы все оказались в сборе. – Они расстреляли некоторых рабочих. Туда прибыли представители Комитета. И капитан. Он разговаривал с Сетом. Кто-то из толпы взорвал автомобили, и люди разбежались.
– Это революция, – изумилась Руни.
– Еще рано об этом говорить, – серьезно отвечал наставник. – Революцию поднимают массы, – он взглянул на меня, затем вытер куском хлеба тарелку и отправил в рот. Жевал он степенно, будто мы обсуждали художественную книгу и никуда не торопились. А в действительности, спешили ли мы?.. – Сегодня также случился взрыв в Метрополе.
– Кто это был? – спросила Орли. Она стояла в дверях, сложив руки на груди, и надменно наблюдала за происходящим.
– Это меня не интересует, – Герд отодвинул тарелку, вытер руки и губы. – Дело рук не наших. И не любительских групп, вроде той, что у Сета. Взрыв произошел на четко отмеченной территории и задел ровно одну кофейню и прилегающую к ней летнюю площадку – не больше. Погибло девять человек, около двадцати в госпиталях или реанимациях – все по паспорту метрополийцы. Среди них также любовница старшего сына Правителя – главы Комитета.
Он с такой легкостью и равнодушием рассказывал о людских жертвах, будто это был всего лишь сюжет дешевого фильма или пустые россказни какого-нибудь гуляки, что не прочь пропустить рюмку-другую каждый раз, едва завидит бутылку. Как будто смерть в его глазах ничего не значила!
– Это кто-то из наших, – отозвался Ной,– больше никто не осмелится.
– Это должно было произойти после выборов, – сказал Герд. – Наши оповещены об этом. Есть согласованность.
В какую-то секунду я поняла, что происходящее мне непонятно. Я видела восстание собственными глазами, и полагала, что это подтолкнет Герда к действию, однако это вдохновляло его не больше, чем укус назойливого комара в летний зной. И кроме этого, он говорил «мы», как если бы мы все рассыпались по стране, хотя гнили в горах Седьмой провинции…
– Народ поднялся раньше, – произнесла Орли.
– Нам пора действовать, – Герд поднялся из-за стола и опустил пальцы рук на стол.
– Еще вчера ты убеждал меня, что все пустое, и мы не можем ничего сделать, а теперь, когда невинные люди погибли ни за что, ты говоришь, что пора действовать? – Нат и Киану напряглись, стоя рядом.
– Невинные люди? Это метрополийцы, Кая. Они для нас хуже гитлеровцев, – встряла Орли.
– Сейчас самое время взять инициативу в свои руки, Кая, – строго отвечал наставник. – Держи язык за зубами, – Орли радовалась, что меня поставили на место, но я не могла успокоиться. – Метрополь умалчивает о взрыве. Это не передали в новостях, и ни один журналист не попал на место происшествия. Несколько улиц по периметру оцепили. Правительство явно что-то задумало.
– А что же Кара? – также самодовольно продолжил Орли.
– Это вас не касается, – охладил ее любопытство наставник, и я опустила голову, пряча улыбку. – Я должен решить, как поступить далее. Обсудим это утром.
Все, как по команде, принялись расходиться по своим углам, и только я, как в тумане, все не унималась.
– Герд, что ты имел в виду, когда сказа «дело рук не наших»?
Он поднял ладонь, будто дозволяя кому-то из присутствующих говорить. Многие уже открыли рты, дабы что-то выпалить, но Киану резко их остепенил:
– Замолчите.
Они переглянулись с Гердом, и все покинули столовую. Если бы у меня осталось больше сил, я бы набросилась на него с кулаками.
– Так, значит, еще одна тайна? – устало спросила.
– Это не то, что я имел право разгласить. Герд велел мне молчать.
– То, что ты старше, не дает тебе права держать меня в неведении! Как будто я никто – пустое место!
– Кая, – глаза Киану подозрительно блеснули, – мы – не пустое место. Мы – девять самых значимых людей государства.
Я не понимала, о чем он. Меня лишь удивила цифра.
– Девять?
Из-за двери показалась Руни – подслушивала, стоя в коридоре.
– Мальва знает много любопытного.
– Мальва? Да вы рехнулись! Она присматривает за домом.
– Кая, мы наёмники. Пришло наше время повлиять на ход истории.
17
Именно так я узнала о том, что пятнадцать лет назад Герд начал искать детей-сирот, чтобы создать из них настоящих солдат. Первой из нас стала Кара, далее Киану, Орли с Ноем, Руни, Натаниэль и я. Он искал детей без прошлого и будущего, чтобы заставить их изменить настоящее. Меня к нему привели добровольно, чтобы я могла работать и зарабатывать деньги. Я вспомнила, как после неких хаотичных событий долгими зимними вечерами тетка постоянно сетовала на нищету, и как Мун ее успокаивал.
Этот пузатый мужлан, третий представитель рода, посвятивший свою жизнь местному заводу и добыче мела, относился ко мне с долей отцовского покровительства, и, если бы не его врожденная грубость, я бы даже стала утверждать, что он меня по-своему любил. Его единственная дочь – Мария – моя двоюродная сестра – характером, как и лицом абсолютно точно повторяла свою маменьку; и, сдается мне, он не находил особого удовольствия в ее характере или манерах. Впрочем, до этого мне не было никакого дела.
Скончался он от сердечного приступа. Мне было двенадцать. С тех пор детство перестало принадлежать чужой девочке, чье воспитание лежало на плечах ворчливой тучной женщины. Больше никто не доставал из кармана потрепанной куртки сладкие карамельки, засахаренные груши и, может быть, где-то украденные тайком шоколадные конфеты с настоящим какао. Никто больше не рассказывал о похождениях молодости, о дедах, живших в лучшие времена, о детских играх и премудростях вбивания гвоздей в деревянное покрытие…