Буренко наполнил стаканы.
– Все, ребята, по последней. Завтра с утра много работы. Мы с Димой займемся Ма Хуном, а ты, Константин, сходишь по одному адресу. Есть тут один бывший подполковник царской армии. Сейчас трудится заведующим отделом этнографии Владивостокского музея. Вот с ним и познакомишься. Человек прожил на Дальнем Востоке более четверти века. Этнограф, топограф, воевал с хунхузами. К власти Советов вполне лоялен. Да, и самое главное, у него много осведомителей среди местных аборигенов.
– А как его зовут? – полюбопытствовал я.
– Владимир Семенович Аристов.
– Это не он ли написал «Гольда»?
– Да, ты прав, он еще и писатель. Но самое главное, по непроверенным данным, он еще до революции работал на контрразведку. По моим сведениям, он до сих пор поддерживает отношения со своей агентурной сетью. Следует с человеком поговорить по душам, войти в доверие. Возможно, он и пойдет на сотрудничество.
* * *
Легко сказать. «войти в доверие», но как это сделать наяву, я пока не представлял.
Буренко, проявив высшую степень доверия (или пьяного разгильдяйства), оставил нас ночевать в своем кабинете. Промучившись всю ночь на жестком полу, я уснул только под утро. Не прошло и пары часов, как в дверь постучали. Я, недовольный, с опухшей непроспавшейся рожей, пошел открывать.
– Вам кого? – спросил я, придерживая щеколду.
– Посыльный от товарища старшего оперуполномоченного, ваши вещи принесли, – проблеял голос за дверью.
Это дело! Теперь и привести себя в порядок можно, благо в кабинете имелся отдельный умывальник. По себе заметил – утреннее бритье снимает несильное похмелье, честное слово!
После легкого завтрака, состоявшего из остатков вчерашнего пиршества, я вышел на улицу, а Митька остался дожидаться хозяина кабинета. В городе было неспокойно. Я на это явление не обращал внимания, размышляя над поставленной задачей, пока очередной проходящий мимо патруль не озаботился наличием у меня документов. Показал им свое удостоверение и, дождавшись уважительного отдания чести, поинтересовался обстановкой в городе.
– Облавы в городе идут, – пояснил патрульный начальник. – Китайцы дальше своего квартала и не высовываются. Половина торговых мест на Семеновском базаре сегодня пустует…
– О, кстати о Семеновском базаре, – еще неясная мыслишка пробилась в мою натруженную алкоголем голову и, не слушая далее пояснений начальника патруля, я устремился к рынку. В книжной лавке толпились школьники, и мне пришлось дожидаться, пока Карл Густавович снабдит эту гомонящую толпу, приведенную симпатичной училкой, всеми необходимыми им канцелярскими аксессуарами. Вчера перед уходом Буренко выдал на оперативные нужды полсотни серебряных полтинников, так что у меня была надежда разговорить старика-немца, сделав солидную покупку. Кстати, и тема для разговора нашлась быстро. Пока детвора лезла к нему с медяками, я успел найти на полках томик «Фауста» и небольшую книгу Аристова.
– О, молодой человек интересуется произведениями немецких классиков! Весьма редкое явление в наше время. – Книжный торговец замшевой тряпочкой тщательно вытер запотевшие очки и пригляделся ко второй книге. – Да, выбор отличный! «Гольд» популярен в народе, да и автор… очень приличный человек. Знаете, я с ним не понаслышке знаком.
– Очень интересно! Я сам мечтал встретиться с ним. А тут случай. Знакомые из Ленинграда просили его навестить, а вот подарком в знак уважения я как-то не удосужился обзавестись в дороге. Простите, Карл…
– Карл Францевич, – расшаркался старик.
– Так вот, может быть, вы подскажете мне, что может заинтересовать Владимира Семеновича?
Старик задумчиво протер очки и, внезапно оживившись, проговорил:
– Идемте! – И как бы оправдывая свой совсем не коммерческий порыв, добавил, уже закрывая дверь на амбарный замок: – Сейчас все равно покупателей практически нет.
Через пять минут, оставив за собой базарную суету, мы очутились в загончике, где народу практически не было. Торговцы – народ привычный, но многие покупатели не сворачивали в этот рыночный тупик по причине густой вони, исходившей от свалки гнилья в овраге, соседствующей с этим местом. Но и здесь все же было не безлюдно. На прогнивших досках или прямо в пыли сидели люди, торговавшие всяким хламом. В основном это были пожилые китайцы и уроженцы Корейского полуострова. Вполне возможно, продаваемое барахло было лишь прикрытием для каких-то нелегальных сделок, потому что я видел расслабленных молодых людей, подходивших к продавцам и тотчас отваливающих от них без долгой торговли. Видимо, они заранее знали, что им нужно…
На старика-китайца я чуть не наступил – так он лихо замаскировался, сидя среди обломков какой-то хижины, к которой меня подвел немец.
Темно-серый донельзя заношенный халат старика сливался с гнилушками, так что немудрено было сразу не заметить торговца.
– Здравствуй, ходя[13]. Вот клиента к тебе привел. Покажи ему монеты. Ты уж его не обижай. – И, тут же повернувшись ко мне, добавил: – Вот мой хороший знакомец Ван Мин, по-русски он говорит плохо, зато торгуется здорово, глядите, чтобы не облапошил! – И, похлопав меня по плечу, Карл Францевич неторопливо побрел к своей лавчонке. Китаец, бесстрастно переждав монолог, жестом фокусника высыпал передо мной горсть зеленоватых кружков с квадратной дыркой посредине. Очевидно, это и были монеты. Я уставился на них, как баран на новые ворота.
– Один монет – один рубь серебром, – меж тем объявил цену старик.
«Ничего себе! За всякую рухлядь платить такие деньги!» – мысленно воскликнул я. Но, понадеявшись на немца, все же взялся яростно торговаться…
* * *
– Династия Тан, VII–X века нашей эры, – произнес Аристов, любовно разглядывая монеты.
Мы сидим в маленькой комнатушке частного домика на Бестужева. Час назад я отловил Аристова при выходе из краеведческого музея. Вначале он даже не понял, что конкретно от него хотят, но я, сославшись на Карла Фрацевича, попросил оценить находку, заодно представившись большим поклонником его литературы. Был приглашен на обед, и вот теперь мы сидим в этой клетушке.
– Кстати, а как монеты к вам попали? – спросил Аристов.
– Долгая история, досталось по наследству, – небрежно соврал я.
– А Рукавишников Сергей Ильич вам часом не родственник? – спросил Аристов. Представляясь, я назвался своей фамилией и, чтобы вызвать определенную степень доверия, рассказал, откуда я родом.
– Это мой отец, – просто ответил я.
Аристов обрадованно пожал мне руку:
– Ну как он? Все еще под Питером? Мы с ним давние приятели…
– Умер. В девятнадцатом от тифа.
Подполковник, не скрывая огорчения, на минуту задумался.
– Любые пертурбации в обществе ведут к невосполнимым потерям, – наконец выдавил он из себя. – У меня, знаете, жену бандиты убили. Всё ценности искали, – добавил он горько. – А какие у меня ценности? Живу в этой халупе. Всю жизнь служил родному отечеству…
«Да, кабинетик у него маловат». В помещении просто негде было повернуться. Книги, рукописи и экземпляры коллекций, собранные в экспедициях, громоздились как придется. Комната, в которой мы перед этим обедали, похоже, служила еще и спальней хозяев.
– У вас, как я заметил, теперь новая семья?
Аристов посветлел лицом.
– Да, вот и дочурка маленькая растет… А вы как в наших краях оказались? – спросил он.
Врать не хотелось, так что я пока отделался туманной полуправдой, намекнув, что работаю на закрытую государственную структуру.
Потом разговор сам собой свернул на политическое положение, сложившееся на Дальнем Востоке.
– Из Москвы не видно, в каком действительно плачевном состоянии находятся позиции советской власти на Дальнем Востоке, – говорил Аристов. – Волна переселенцев с юга буквально захлестнула наш Дальний Восток. Япония после аннексии Кореи постепенно выдавливает коренное население на север, в наши пределы, сажая на занятые земли своих безземельных крестьян. С территории Китая, пользуясь слабой защищенностью нашей сухопутной и морской границы, постоянно прибывают переселенцы. Мало того, в районе Северного Хингана, по моим сведениям, получили земли более четырнадцати тысяч китайских военнослужащих. Своеобразное китайское казачество. Это плацдарм для нападения! – воскликнул он и перевел дух.
– Владимир Семенович, а откуда вы получили сведения о переселенцах в районе Северного Хингана? – вкрадчиво спросил я.
– Не скрою, у меня есть свои источники, – спокойно ответил Аристов, и взгляд у него при этом был понимающий с легкой насмешкой во взоре. Не стоило, наверное, сразу брать быка за рога, и я свернул разговор в сторону.
– Когда мы ехали по КВЖД, наш поезд дважды подвергался нападению, второй раз – возле самой границы.
– Протяженность нашей границы с Маньчжурией около трех с половиной тысяч километров, и банды действуют не только на территории Китая, но и сквозь наши границы проходят практически спокойно. Слишком малочисленны наши воинские гарнизоны, да и пограничные заставы не справляются пока с бандами в столь труднодоступной местности. На морской границе положение еще более плачевное. С тех пор как адмирал Старк увел остатки Сибирской флотилии в Манилу[14], на всю береговую линию осталось всего несколько боевых судов. А береговая линия у нас от Камчатки до Владивостока составляет 2000 миль. Иностранные хищники резвятся в акватории, как у себя дома. Японцы, китайцы, корейцы, американцы вывозят богатства Дальнего Востока, не платя России ни копейки. – Аристов замолчал, очевидно, дожидаясь вопросов с моей стороны, но что я мог ему сказать? Когда еще у Центра дойдут руки до окраин? После двух войн и оккупации страна еще не восстановила в полной мере промышленное производство. Люди из Центральной России не очень-то спешили переселяться на Дальний Восток. Впрочем, не дорос я еще до обсуждения столь глобальных вопросов…
Расстались мы по-дружески, и он долго стоял в воротах своего домика, глядя мне вслед. Для первого дня знакомства вполне было достаточно двухчасовой беседы.
Была еще одна проблема, которую старательно не упоминал в разговоре Владимир Семенович, – выгнанные с территории страны русские люди, многие из которых до сих пор не смирились с поражением. Одного из таких деятелей Белого движения я и застал в кабинете у Буренко.
Моего возраста молодой парень в мятом сером костюме, заляпанном кровью, густо льющейся из носа, отхаркивался и цедил матерщину сквозь разбитые губы. Дима потирал напряженные кулаки, а Буренко, видимо, ожидая ответа, склонился над допрашиваемым. Увидев меня, он обрадовался и, вызвав из коридора конвоиров, приказал отвести задержанного в камеру.
– Вчера во время облавы задержали субчика! – радостно объявил он. – Невдалеке от войсковых складов с динамитными шашками в кармане ошивался. Не иначе, как склад боеприпасов подорвать намеревался. Пока не раскололи, ну да не беда – динамит и сам улика не маленькая. Шлепнем, не заморачиваясь поисками дополнительных доказательств, – радостно сообщил Буренко.
– А как с Ма Хуном, уже допросили? – спросил я, присаживаясь на освободившийся стул.
Буренко сразу погрустнел лицом.
– Тут незадача вышла. Прошляпили караульные – он ночью себе гвоздем вены вскрыл. Ну а ты как прогулялся, удачно?
Выслушав мой рассказ, Станислав Николаевич энергично потер руки.
– Это хорошо, у нас как раз наметилось…
Он остановился на полуслове и вдруг произнес, обращаясь к моему напарнику:
– Дело к вечеру, ну-ка, Дима, сгоняй в буфет и организуй нам пожрать. Скажи Марусе, что я попросил, как всегда, но в тройном экземпляре.
Когда за Дмитрием закрылась дверь, Буренко, понизив голос, сказал:
– Парень он неплохой, но простодушный, а таким я не очень доверяю. Короче, слушай. Принято решение организовать мобильные ударные группы по двадцать – тридцать бойцов, для борьбы с хунхузами и белогвардейской сволочью, оперирующих на нашей территории. Бойцы есть, а вот проводников, хорошо знающих местность, немного. Не из контрабандистов же их набирать? Думаю, твой Аристов согласится помочь нам, только вряд ли пойдет на прямые контакты. Возможно, ты послужишь посредником? – Буренко вопросительно взглянул на меня, гадая, смогу ли я найти подход к столь неординарной личности. – Ну и мы со своей стороны поможем, чем сможем. Квартирку ему организуем получше, чтобы научной деятельностью товарищу было, где заниматься…
* * *
Через шесть недель после описываемых событий я стоял напротив собранной группы бойцов. Наш лагерь был разбит в долине реки Уссури. Вернее, еще не было никакого лагеря. Просто ровная площадка, скрытая от глаз густыми зарослями хвойно-лиственного леса. По оперативным данным, именно здесь, в предгорьях Сихотэ-Алиня у слияния Бикина и Уссури, действует банда контрабандистов-хунхузов. Бандиты, пользуясь труднодоступным рельефом местности, не только переправляют товары с китайской стороны, но и не брезгуют грабежами и убийствами. Пограничники не в силах с ними бороться.
Проводника-нанайца, хорошо знающего местность, нам подобрал сам Аристов. Семен Раскорякин представлял собой колоритную фигуру. Маленького роста – мне едва до подмышки доставал, кривоногий и сухой до невозможности, но сила в нем тем не менее чувствовалась. Я имел возможность наблюдать, с какой легкостью и терпением он пер здоровенный мешок с вещами и провизией на своих плечах, в то время как наши бойцы свои грузы везли на лошадях. Еще одной примечательной особенностью данного товарища мог послужить громадный шрам, рассекший и без того невысокий лоб. Я у него не преминул спросить, в схватке с каким зверем он его заработал.
– С женой, однако, подрался, – беспечно заявил Сема.
Чувствовалось, что приятель большой любитель заложить за воротник, но проводником он действительно был отменным. Еще одной особенностью нашего проводника была невосприимчивость к укусам летающих насекомых. Вернее, гнус его почти и не кусал. Интересно было наблюдать, как парочка шмакодявок медленно и совсем неназойливо присядут на прокопченную шею нашего проводника и после небольшого раздумья снимаются с места в поисках более приятной поживы. А такой хватало! Остальные члены отряда казались им вполне съедобной добычей. Так что путешествовали мы с довольно солидным эскортом…
Бойцы прибыли на станцию Бикин со своими лошадками, но для этого мне пришлось их дожидаться двое суток. Сборный отряд собирали со всего Приморья, а последние три вагона прибыли из самого Хабаровска. Доставка лошадей железной дорогой – дело хлопотное. Чтобы перевезти кавалерийский эскадрон, требуется целый состав. Лошадь животное неприхотливое, но более восьми в теплушку все же не уместишь.
После того как весь отряд был собран, мы еще двое суток добирались своим ходом до места, намеченного под лагерь. Добрались без хлопот – бойцы собрались опытные, да и проводник вел вполне приличными тропами и знал броды в мелких речушках, и даже галечник на перекатах и несколько встреченных в пути буреломов не помешали нам добраться до места быстро и без потерь.
Сейчас, стоя перед своей командой, я придирчиво оглядывал снаряжение бойцов. Обмундирование не новое, но крепкое. Обувь тоже. На головах широкие шляпы с сеткой от комаров. Все обеспечены трехлинейками и холодным оружием. У некоторых на поясах висели кобуры с личным оружием. Мне предлагали взять с собой пулемет Гочкиса, но я не решился. Толку от него в такой местности мало, а вот таскать двухпудовую дуру да еще с кучей патронов по тайге – приятного мало. Зато патронов к винтовкам и продовольствия я набрал немало, да еще палатки. Наши лошадки были нагружены изрядно, так, что нам пришлось временно превратиться в пехотинцев, да и не очень-то по тайге и сопкам наездишься верхом…
Я не стал произносить пламенную речь насчет доверия, оказанного нам, важности нашей операции и нести прочую лабуду. Кому положено, наверняка уже проводил беседы с бойцами. Во время смотра я только выбрал командиров отделений и под их руководством бойцы скоро и умело стали возводить наш временный лагерь. Главной задачей теперь стало провести учения по слаживанию действий, чтобы во время боевого столкновения каждый боец знал свое место в строю.