Позже, лежа в своей целомудренной постели, она вспомнила слова Мурада: «Мой отец никогда не призовет тебя к себе. После его смерти султаном стану я и устрою так, чтобы ты стала моей женой» – и затрепетала. Интересно, все мужчины такие настойчивые?
Может ли так случиться, что однажды он станет ее господином? Эта мысль будоражила Теадору. Он так красив: угольно-черные глаза, волнистые темные волосы, загорелое лицо и белые зубы, сверкающие в дерзкой улыбке. Она снова поежилась. При воспоминании о его поцелуях у нее начинала кружиться голова, но это ведь неправильно! Так не должно быть! Даже если султан Орхан никогда не вызовет ее к себе, она все равно его жена.
Той ночью Теадора не могла заснуть, и утром ее все раздражало. Она пыталась читать, но не могла сосредоточиться на книге и села вышивать. Нитки то и дело путались, и она в сердцах швырнула вышивание на пол. Ее рабыни были поражены, но когда Айрис, самая пожилая из них, спросила, не заболела ли госпожа, Теадора ударила ее по лицу, а потом расплакалась. Будучи мудрой женщиной, Айрис не обиделась и не успокоилась, и в конце концов Теадора, рыдая, призналась, что плохо спала. Айрис, с облегчением вздохнув, тут же приготовила своей юной подопечной теплую ванну. Принцессу искупали, сделали ей массаж, потом уложили в постель. Рабыня дала ей выпить чашку теплого вина со специями, в которое было добавлено несколько капель слабого снотворного зелья.
Когда Теадора проснулась, на западе догорали последние лучи солнца, а над лиловыми силуэтами гор за городом уже появились первые, пока еще тусклые, звезды. Айрис принесла принцессе поднос с ужином: зажаренного на вертеле голубя с хрустящей золотистой корочкой, молодой латук, мед и графин белого вина. Пока Теадора ела, ее мысли постепенно приходили в порядок.
Принц дал слово, что не будет покушаться на ее девственность, и султана, если он говорил правду, она никогда не увидит, так что, вполне возможно, ее настоящим мужем в один прекрасный день станет не кто иной, как он сам.
За окном совсем стемнело. Покончив с ужином, Теадора вымыла руки в серебряном тазу с розовой водой. Сон вернул ей хорошее расположение духа, и она отпустила рабынь на ночь. В отличие от большинства женщин ее сословия Теадора умела одеваться и раздеваться сама. Невежество и праздность, присущие многим женщинам благородного происхождения, вызывали у нее презрение. Она надела свободное шелковое платье из легкой фиолетовой органзы, застегивающееся спереди на длинный ряд крошечных перламутровых пуговиц. Она выбрала это платье, потому что его цвет выгодно подчеркивал ее аметистовые глаза и в то же время был достаточно темным, чтобы позволить обойтись без накидки. На ноги она надела подходящие по цвету туфельки. Ее темные волосы свободно ниспадали на плечи, собранные сзади лишь шелковой лентой.
Теадора бесшумно миновала калитку во фруктовый сад, нашла дерево, под которым они укрылись прошлой ночью, но Мурада там не было. Немного растерявшись, она не знала, как поступить: то ли вернуться в дом, то ли подождать, – но прежде, чем она успела принять решение, тяжелые ветки с шелестом раздвинулись и появился Мурад.
– Адора!
Он обнял ее за тонкую талию, поцеловал, и она впервые ответила на поцелуй, чуть-чуть приоткрыв губы, впустив его язык к себе в рот. К ее восторгу и изумлению, Мурад содрогнулся, и Теадора испытала мгновенный триумф. Она, неопытная девственница, смогла возбудить этого чувственного, много повидавшего мужчину! На мгновение, пусть короткое, верх взяла она, но потом Мурад, одной рукой обнимая ее, другой быстро расстегнул несколько верхних пуговиц ее платья. Его теплая рука скользнула под невесомую ткань и стала ласкать грудь. Теадора ахнула и попыталась оттолкнуть его, но он тихо рассмеялся:
– Голубка моя, это урок номер два.
Он мягко отвел ее руку. Теадора затрепетала, ее переполняли смешанные чувства: наполовину испуг, наполовину удовольствие, – хотя дать определение второму она смогла не сразу. Рука Мурада ласкала ее плоть бережно, нежно.
– Пожалуйста, о, пожалуйста! – взмолилась она, едва дыша. – Перестань, пожалуйста!
Вместо ответа он потер подушечкой большого пальца ее чувствительный сосок. Это оказалось так приятно, что Адора чуть не упала в обморок от наслаждения, а когда его губы опять завладели ее губами, подумала: все, теперь-то она уж точно умрет. Мурад опустил на нее взгляд, и его черные глаза смотрели с невыразимой нежностью.
– Моя маленькая девственница, всегда помни, что главный здесь я.
– Почему? – кое-как сумела выговорить Теадора, хотя голос плохо ее слушался. – Ведь это женщине Бог дал привилегию вынашивать новую жизнь. Почему тогда мы должны занимать подчиненное положение перед мужчинами?
Мурад опешил. Значит, она не мягкая и покорная, как он думал о ней до сих пор, а редчайшее и самое интригующее из всех живых существ – женщина с умом. Он не был уверен, что ему это нравится, но, с другой стороны, с ней не будет скучно. А уж каких сыновей она может ему родить!
– Разве Аллах не сотворил женщину после мужчины, причем из его ребра? – проговорил он быстро. – Сначала был создан мужчина. Значит, ему предназначено быть главным, хозяином, иначе он создал бы женщину первой.
Но Теадору его аргументы не впечатлили и она возразила.
– Это вовсе не обязательно.
– Адора, так, может, ты хочешь быть главной и отдавать мне распоряжения? – рассмеялся Мурад.
Девушка возмутилась:
– Не смей надо мной смеяться!
– Голубка моя, я не смеюсь над тобой, и у меня нет желания оспаривать логичность превосходства мужчин над женщинами. Я хочу заняться с тобой любовью.
Мурад принялся ласкать ее нежные груди, а почувствовав, как она опять затрепетала, расстегнул оставшиеся пуговицы ее платья. Его рука спустилась по обнаженному телу ниже и легла на живот. Нежная кожа Теадоры была гладкой и прохладной, как тончайший бурский шелк, но под его умелыми пальцами мышцы напряглись. Это очередное подтверждение ее невинности польстило тщеславию Мурада, и он передвинул руку еще ниже. Его длинный тонкий палец замер, готовый к более интимной ласке, но тут их взгляды встретились и он прочел в ее глазах неприкрытый ужас, поэтому остановился и нежно коснулся рукой ее щеки.
– Не бойся меня.
– Мне нравится, когда ты ко мне прикасаешься, хотя это и неправильно, – проговорила она дрожащим голосом. – И все-таки почему-то боюсь.
– Поделись, что тебя пугает, – попросил он мягко.
– Я чувствую, что теряю контроль над собой, но не хочу, чтобы ты останавливался. – Она с трудом сглотнула. – Мне хочется узнать, что значит быть женщиной, до конца, но я замужем и ты не мой муж, а значит, то, что мы делаем, неправильно!
– Нет! Мы не делаем ничего неправильного! – горячо, даже яростно возразил Мурад. – Ты никогда не будешь с моим отцом! Этот брак для него – политическая необходимость, и ничего больше.
– Но ведь я могу и тебе не достаться, когда овдовею. Если я кому-то и принадлежу, то это Византийской империи. После того как твой отец умрет, мой следующий брак организуют без моего участия, точно так же, как этот.
– Ты принадлежишь мне, – возразил он хрипло. – И сейчас, и всегда будешь.
Теадора поняла, что проиграла, что бы ни случилось, потому что полюбила его, и прошептала, удивляясь сама себе:
– Да, да, Мурад, я принадлежу тебе!
Он припал к ее губам в страстном, яростном поцелуе, и Теадора почувствовала, как ее наполняет неистовый восторг. Она больше не боялась. Его руки ласкали ее, и ее юное тело с готовностью отзывалось на эти прикосновения, нетерпеливо стремилось им навстречу. Только раз она вскрикнула: когда его пальцы добрались до ее сладкой сердцевины, – но он поглотил ее протесты губами. Мурад чувствовал, как неистово бьется ее сердце и пульсирует жилка на шее.
– Нет, голубка, – прошептал он с жаром, – позволь моим пальцам ласкать тебя. Будет приятно, обещаю, очень приятно.
Он почувствовал, как она постепенно расслабляется в его объятиях, – улыбнулся и принялся дразнить ее чувствительную плоть. Теадора стонала и извивалась под его ласками, глаза ее закрылись, темные ресницы веером легли на нежную кожу. Наконец Мурад решил, что она готова, и, удовлетворенный, осторожно ввел в нее палец.
Теадора ахнула, но возразить не успела – ее захлестнула и поглотила волна сладкого восторга. Чувствуя себя невесомой, она выгнулась навстречу его руке. Внутри у нее нарастало напряжение, и вдруг оно взорвалось, рассыпалось радугой разноцветных сверкающих огней.
Наконец вернувшись с небес на землю, открыв свои аметистовые глаза, Теадора удивленно проговорила:
– Мурад, как такая сладость может быть на свете?
Он посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся.
– Голубка моя, ты только попробовала вкус наслаждения, получила первое представление о том, что будет дальше.
Глава 3
Император Иоанн Кантакузин был мрачен, как темная константинопольская ночь. Его любимая жена Зоя умерла в родах, тщетно пытаясь подарить ему еще одного сына. По страшной иронии судьбы она испустила последний вздох, тужась, чтобы вытолкнуть из своего изможденного и ослабевшего тела мальчиков-близнецов, которые оказались деформированной пародией на человеческие существа, потому что срослись грудными клетками и, по словам лекаря, имели одно сердце на двоих. Слава богу, эти чудовищные младенцы родились мертвыми, но, к несчастью, их мать последовала за ними.
Но и это еще не все. Вдобавок к этой трагедии старшая дочь Елена, жена соправителя Византии Иоанна Палеолога, вместе с мужем собрала заговор, чтобы свергнуть с престола отца и получить полную власть над империей. Императрицей считалась, пока была жива, Зоя, жена Иоанна Кантакузина. Елена же была теперь всего лишь женой молодого Палеолога, а пожелала, чтобы императрицей признали ее.
– А если я еще раз женюсь? – поинтересовался Иоанн.
– С какой это стати? – возмутилась дочь.
– Чтобы дать империи наследника.
– У нас он уже есть – мой сын Андроник, а следующим будет ребенок, которого я ношу сейчас.
– Дочь моя, на этот счет указа нет.
– Право же, отец!..
Елена с каждым днем все больше походила на свою свекровь – Анну Савойскую, будь она неладна.
– Мой муж, – продолжала Елена, – по праву император Византии, а это значит, что наш сын – законный наследник. Ты уже должен был это понять. Господь Бог выразил свое мнение вполне ясно. Твой старший сын погиб, мой брат Матфей предпочел избрать жизнь монаха. Мать за последние шесть лет была шесть раз беременна мальчиками, но ни одного не выносила. А теперь вот Бог забрал и ее, что можно считать явным доказательством его неодобрения. Что тебе еще нужно? Чтобы воля Бога была написана огненными облаками в небе над городом? Только тогда ты это поймешь?
– Белазариус, ясновидящий, предсказал, что новая процветающая империя со столицей в Константинополе возникнет от моего семени. Как это может быть, если у меня нет сыновей, которые продолжили бы мой род?
– Возможно, через меня, отец, – самодовольно заметила Елена.
– Или через твою сестру Теадору, – парировал Иоанн.
Елена злобно сверкнула глазами и молча вышла из комнаты.
Иоанн Кантакузин возбужденно мерил шагами комнату. У него еще могли бы быть сыновья, но прежде чем жениться еще раз, нужно упрочить свое положение и в первую очередь избавиться от Иоанна Палеолога и его сопливого отпрыска, а потом выдать Елену замуж в каком-то другом месте, и она забудет свои притязания. Возможно, имеет смысл предложить белокурую красавицу принцу Сулейману, наследнику султана Орхана.
Эта мысль напомнила Иоанну о младшей дочери, Теа. Сколько ей сейчас? Тринадцать? Кажется, так. Во всяком случае, она достаточно взрослая, чтобы делить постель с мужчиной и носить ребенка. Ему потребуется новая военная помощь от султана, и он получит ее с большей вероятностью, если Орхан будет очарован своей молодой женой, и особенно такой, которая подтвердит мужественность престарелого мужа тем, что понесет от него. Девочка все еще живет в монастыре. Судя по последней написанной с нее миниатюре, которую Иоанн видел, она такая красавица, что возбудит даже каменную статую. Ее единственный недостаток – наличие мозгов. Мать Мария Джозефа много писала ему об успехах девочки в учебе и о том, какая она умная. Жаль, что она не родилась мальчиком. Что ж, подумал Иоанн, он напишет ей письмо, в котором потребует, чтобы была с мужем тихой, скромной и робкой. Кроме того, сегодня же вечером надо написать Орхану и напомнить, что в соответствии с договором брак должен быть осуществлен, когда девочка повзрослеет. Сейчас она определенно взрослая. Конечно, это означает, что придется выдать султану последнюю треть приданого Теадоры и предоставить крепость Цимпу, но это не важно.
Иоанн открыл дверь в свои личные покои и вызвал монаха, служившего у него секретарем.
Несколько недель спустя, в Бурсе, султан Орхан прочитал недавно полученное письмо от правителя соседнего государства и своего тестя. Орхан прекрасно понимал, что стоит за настойчивым желанием византийца, чтобы был осуществлен брак с его дочерью, Теадорой Кантакузин. Иоанна Кантакузина ожидает очередная схватка за пошатнувшийся трон, и ему нужна поддержка Оттоманской империи. Кантакузин предложил девственность своей дочери плюс к этому золото в качестве приданого, но самое главное – это, конечно, Цимпа.
Орхан к старости стал совершенно ненасытным в утехах. Каждую ночь к нему приводили новую хорошо обученную девственницу. Его вкусы менялись, и ходили слухи, что иногда он даже развлекался с мальчиками. Его молодая жена Теадора была совершенно невинной девочкой, и на то, чтобы ее подготовить, научить доставлять удовольствие своему господину, потребовались бы месяцы, но времени не было. Ее отец жаждал этой беременности как подтверждения, что брак стал настоящим, а Орхан хотел получить Цимпу и оставшуюся часть приданого золотом. Ну а если великие правители что-то вместе задумают, все непременно сбудется.
После того как определится лунный цикл Теадоры, он спарится с ней в четыре самых плодовитых дня. Орхан надеялся, что после этого ее цикл прекратится, ну а если нет, то процесс придется повторять снова и снова – до тех пор пока жена не понесет. Сама Теадора его нисколько не интересовала. Пешка в политической игре, она была забыта, и вот теперь, к его досаде, ее пришлось выдвинуть вперед. Эмоцию, называемую любовью, Орхан испытал в юности с Нилуфер, своей второй женой и матерью двоих любимых сыновей. Теперь все это осталось в прошлом, а в настоящем были плотские удовольствия, которые ему доставляли умелые молодые рабыни и мальчики из гарема.
Орхану претила сама мысль оплодотворять девицу, как бык корову, да и Теадора, вероятно, почувствует его недовольство. Возможно, девчонка и подтолкнула отца сделать это предложение, потому что хотела улучшить свое положение. Что ж, он проследит, чтобы с ней обращались с уважением, подобающим ее рангу. Он как можно быстрее сделает так, чтобы она забеременела, и после этого можно больше о ней и не вспоминать.
А тем временем, в эту самую минуту, Теадора Кантакузин лежала в сильных объятиях принца Мурада и с обожанием смотрела на него.
– Я тебя люблю, – проговорила Теадора дрожащим голосом. – Как же я тебя люблю!
– И я тебя люблю, моя голубка! Аллах свидетель: я очень тебя люблю!
– Ах, Мурад, сколько нам еще ждать? Мне так хочется всегда быть с тобой, гулять под оливами белым днем и не бояться, что кто-то что-то узнает.