– И ты намерена этому помешать?
– Я не знаю… Но мне нужно в Петербург! Отпусти меня, пожалуйста! Иначе я с ума сойду!
– Я понимаю…, – грустно кивнула Елена, вытирая слёзы. – Но, может быть, ты ещё немного подождёшь? Потому, что твоего Чернышёва нет в Петербурге.
Надя осеклась:
– Откуда тебе известно?
– Как раз сегодня я собиралась тебе об этом сообщить. Помнишь, Александр в Потсдаме тебе сказал, что Чернышёв выполняет какое-то важное поручение и поэтому не сопровождает его в поездке. Так вот, я написала своей сестре Марии, и попросила её разузнать об его местонахождении. Сегодня с утренней почтой получила от неё ответ.
– И где же он?
– Твой Чернышёв сейчас на Кавказе. Император назначил его адъютантом при главнокомандующем в Тифлисе.
Надя в растерянности опустила руки. Елена заискивающе взглянула её в лицо:
– Надюша, милая! Побудь со мною ещё до весны. Вот я к масленице рожу, а там, глядишь, что-то разрешится. Вернётся твой Чернышёв в Петербург. И поедешь. Обещаю, я тебя отпущу!
1802 год ноябрь
Санкт-Петербург
Каменноостровский дворец
Варя сидела в покоях Елизаветы Алексеевны в ожидании оценки эскизов, сделанных на Александровской даче и в Царском селе. Охотников стоял чуть поодаль и делал вид, что рассматривает гобелен с изображением сцены Полтавской битвы. Сам то и дело украдкой поглядывал на Елизавету.
– Прекрасно! Мне очень нравится вот этот, – императрица вытянула лист и протянула Варе. – Если сюда добавить позолоты, будет великолепно смотреться на белом фарфоре.
– Согласна, – кивнула та. – Только почему обязательно на белом? Ваше величество, мне пришла мысль. Давайте сделаем сервиз чёрным? – и, видя недоумение в лице государыни, поспешила уточнить, – Только представьте! Чёрный благородный цвет с бархатисто-матовым оттенком. А на нём в белом овале – пейзаж, окаймлённый золотом. А на крышечках сделаем ручку в форме короны Российской империи. И фрагмент горностаевой мантии…. А?
– Неожиданно! Мне нравится! – призналась Елизавета и столкнулась взглядом с Охотниковым. – А, что Вы думаете, Алексей Яковлевич?
– Полностью согласен, Ваше императорское величество, – ответил тот, беззастенчиво «поедая» государыню влюблёнными глазами.
Елизавета с трудом оторвала взгляд от молодого человека и вернулась к эскизам:
– Я предлагаю вот этот рисунок поместить на супницу. Этот – на сливочник, а этим – украсить глубокие тарелки. Алексей Яковлевич, распорядитесь от моего имени, – и она протянула Охотникову выбранные эскизы с пометками, сделанными её царственной рукой, – Чтобы их отправили незамедлительно в Москву господину Протасину.
Тот послушно взял папку с рисунками и, откланявшись, удалился.
– Ваше величество, завтра мы с Алексеем едем в Гатчину, – напомнила Варя. – Будут у Вас пожелания по поводу выбора Гатчинских пейзажей?
Она усмехнулась:
– Что там выбирать? Сделайте эскиз фасада Гатчинского дворца с плацем. Это будет достойно памяти о Павле Петровиче. Чуть не забыла! Не заходите во дворец! В настоящее время там пребывает великий князь Константин Павлович, – и Елизавета, понизив голос, уточнила. – Он содержится там под домашним арестом.
– Ясно.
За время короткого пребывания в Петербурге, Варя была наслышана столичных сплетен по поводу скверной истории, в которой был замешан Константин. Говорили, что пострадала женщина, иностранка. История передавалась шёпотом в страхе быть услышанной, и оттого обрастала какими-то чудовищными подробностями.
1802 год ноябрь
Гатчина
Алёша уложил в папку сделанные Варей эскизы фасада Гатчинского дворца и забросил в карету тяжёлый мольберт и саквояж с красками. Отряхнул снег с Варюхиного воротника и осторожно поинтересовался:
– Может, передумаешь? Не пойдёшь?
Она упрямо покачала головой:
– Нет, Лёша. Я хочу туда пойти.
– Тогда я – с тобой!
– Нет. Я пойду одна, – категорично возразила она и направилась ко дворцу.
– Я с визитом к великому князю Константину Павловичу, – сообщила она преградившему ей дорогу конвоиру.
Гатчинский лейтенант с нескрываемым любопытством покосился на неё. Это был единственный визитёр за два месяца пребывания великого князя под конвоем.
– Не положено, – лениво заявил он.
Варька вытянула из муфты свернутый трубочкой лист:
– У меня разрешение от Её императорского величества на посещение императорских дворцов.
Конвойный развернул документ, с интересом пробежал его глазами. Затем ещё раз смерил подозрительным взглядом посетительницу:
– Художница??… Хм… Алкогольные напитки при себе имеете?
– Что? – удивилась она. – Какие напитки?… Нет у меня ничего.
– Ну, ладно. Так и быть, идёмте.
Варя засеменила за лейтенантом по лестнице наверх. У покоев великого князя они остановились. Офицер приоткрыл дверь. Вяло обратился к Варьке:
– Как доложить?
– Госпожа Протасина, – представилась она.
– Ваше высочество. К Вам госпожа Протасина. Просит аудиенции. При ней разрешение от государыни Елизаветы Алексеевны.
– Кто такая?! – услышала она раздражённый голос Константина.
– Не знаю, – пожал плечами лейтенант. – Какая-то художница.
Варька настойчивым движением руки отодвинула его в сторону и вошла в покои:
– Это я, – сообщила она без излишних церемоний и аккуратно прикрыла двери, оставив караульного снаружи.
Константин Павлович в замешательстве замер, приглядываясь к незваной гостье:
– Варвара Николаевна?? – прошептал он и тут же усомнился. – Нет. Откуда же Вам здесь взяться? – и вдруг озарился новым предположением. – Мадам Арауж?!!
Вымолвив это, великий князь смертельно побледнел и шарахнулся назад. Натолкнувшись на маленький столик, опрокинул его, запнулся, едва не упал. И в страхе забился за тяжёлую бархатную портьеру.
– Уходите!! – застонал он оттуда. – Заклинаю Вас! Оставьте меня. Не мучайте… Довольно. Я не хотел! Не хотел!!!
Из-за портьеры послышались глухие всхлипывания.
Варька была обескуражена. Она, конечно, не рассчитывала на то, что Константин будет сыпать любезностями, но такого уж и вовсе не могла предположить! В голову неминуемо закралось смутное сомнение: а не сошёл ли великий князь с ума?
Она взяла себя в руки и уверено направилась к месту, где скрылся негостеприимный хозяин. Отдёрнула ткань и увидела сидящего на полу Константина. Он сжался в комок и выставил вперёд руки, точно ребёнок пытающийся защититься от воображаемого монстра.
– Что с Вами? – недоумённо произнесла Варя.
– К-кто В-вы??… – проблеял, заикаясь, тот.
– Вы что, меня не узнаёте? Это я, Варвара Николаевна.
– Варвара Николаевна? – переспросил он шёпотом, – Это правда, Вы?! Вы?
– Я, – убедительно кивнула она.
Он вдруг бросился к ней в ноги, обхватил обеими руками колени, и разревелся в голос:
– Варвара Николаевна! Простите меня! Простите, ради бога! Я – ничтожество. Полное ничтожество! Я же… Я же… Я же убил Вас!!!
– Эко Вас скрутило-то, – покачала головой Варька. – Дайте-ка, я Вам водички принесу. Пустите.
И она, высвободившись от его рук, прошла к столику, где стоял графин с водой. Наполнила стакан и вернулась:
– Константин Павлович, Вы бы встали с пола. Нехорошо. Не подобает.
Она усадила трясущегося цесаревича на диван и сама присела рядом, выпоив ему из своих рук весь стакан воды. Затем ладошкой аккуратно пригладила на его лбу растрепавшиеся белокурые вихры, приговаривая:
– Что ж Вы так себя распустили-то, Ваше высочество?
– В-варвара Николаевна… Варенька! – забормотал он, всхлипывая и целуя ей руки, прижимая их к мокрым от слёз щекам. – Душенька! Как же я рад видеть Вас, единственная моя!! Ох, как же мне плохо, Варенька! Я запутался. Я не знаю, как мне дальше жить. Я скатился в пропасть. Я преступник, я убийца!! Я сквернейший на земле человек!!
– Неправда! – холодно и строго перебила она его.
Он от неожиданности перестал реветь и уставился на неё.
– Что это Вы вздумали себя жалеть да оплакивать, как вздорная баба?! – безжалостно залепила ему Варюха. – Ведь Вы прошли всю Италию вместе с Суворовым. Так?
– …Д-да, – пролепетал Константин, неожиданно задумавшись.
– И Швейцарию! И суровые Альпы!
– Да, – подтвердил великий князь, внутренне подбираясь и преображаясь на глазах.
– И Чёртов мост! – продолжала Варька. – И Сен-Готард… И Ринген-Копф!
После каждого её слова Константин Павлович распрямлялся точно сдутая резиновая кукла, в которую снова накачивали воздух.
– Разве Вы, герой войны, имеете право раскисать, точно прелая квашня?!
Цесаревичу показалось, что в голосе Варьки сейчас прозвучали нотки самого фельдмаршала Суворова. И он поспешно застегнул пуговки на мундире:
– Вы правы, Варвара Николаевна! Тысячу раз правы!! Я позволил себе бессовестным образом позабыть о воинской чести! Я был сражён известием о Вашей свадьбе. Понял, что потерял Вас навсегда!! Решил, что никогда более никого так не полюблю и никем не смогу быть любим!! И опустился, даже оскотинился.
– Ну, полно! – оборвала она его и погладила по руке. – Константин Павлович, послушайте меня. Я верю в то, что у каждого человека на земле есть его половинка, его настоящая любовь. И у Вас она тоже есть. Она ждёт Вас и хочет полюбить. И Вы её обязательно полюбите. Просто Вы её ещё не встретили.
– Вы так считаете?! – поразился до глубины души Константин.
– Я уверена. Но, помните, сударь, настоящую любовь надобно заслужить! А, если Вы будете продолжать вести подобный образ жизни, она пройдёт мимо и не узнает Вас!!
– Разве это возможно? – робко спросил он, – Разве можно меня полюбить?! Ведь я…
– Вы смелый, – перебила его Варя. – Вы храбрый солдат. Вы можете быть настоящим преданным другом. Должно быть, Иван Щербатов знал это. Вы способны искренне и самоотверженно любить. Я это знаю.
Константин Павлович растрогался:
– Спасибо! Спасибо Вам, Варвара Николаевна!! – он схватил её руки и стал осыпать их поцелуями. – Я так Вам благодарен за эти слова!! Вы – удивительная женщина! Вы сами не представляете, что Вы сейчас сделали!! Вы меня просто спасли! Вы вернули меня к жизни!
Варька вернулась в карету.
– Ну, слава богу! – выпалил Алексей, стуча зубами от холода. – Я уже начал беспокоиться. Видела великого князя?
– Видела.
– Поговорила?
– Поговорила, – радостно кивнула она.
– Всё хорошо?
– Да всё хорошо, всё! – заверила она его, – Не ёрзай! Поехали уже в Петербург! К ненаглядной Елизавете Алексеевне.
– А чего это вдруг «к ненаглядной»? – опешил Алексей.
Варька лукаво ткнула его в бок локтём:
– Да, ладно! Будто сам не замечаешь?! Ух, как она на тебя смотрит! – и Варька артистично закатила глаза.
Лёшка вспыхнул до корней волос:
– Чего это ты выдумала?
– Уж поверь мне. Смотрит-смотрит!
Алексей неожиданно призадумался и осторожно поинтересовался:
– Варь? …Правда? Или ты шутишь?
Она в ответ озорно погрозила пальцем:
– Ой, гляди в оба, Лёшка! Пропадёшь!!
11 декабря 1802 года
Камменоостровский дворец
Красавец-сервиз стоял в покоях императрицы, переливаясь позолотой и изумляя причудливостью лепных крышечек в виде императорской короны с кусочком горностаевой мантии. Бархатисто чёрный цвет с налётом матовой дымки, такой несвойственный фарфоровой посуде, поражал воображение. Было трудно устоять перед искушением взять какой-то предмет в руки и погладить. Не говоря уже о том, что каждую тарелку хотелось долго рассматривать.
Елизавета, исполненная восторга, гладила пузатую супницу, разглядывала тарелки, и не переставала повторять:
– Боже мой… Какая прелесть! Какое чудо!
Варька стояла в сторонке и с гордостью ощущала, как за спиной «растут крылья».
– Отчего же Степан Афанасьевич сам не приехал? – сокрушённо произнесла императрица. – Я бы лично расцеловала его в обе щеки!
– Он излишне скромен, Ваше императорское величество, – пояснила Варя.
– Надеюсь, Вы с ним будете присутствовать завтра в Зимнем дворце на торжественном балу в честь дня рождения императора?
– Елизавета Алексеевна, не извольте гневаться, увы.
– Как?! – ахнула она, – Почему?! Вся столица, все иностранные гости будут завтра в Зимнем, чтобы засвидетельствовать своё почтение государю в день его двадцатипятилетия! Нет, я решительно настаиваю на Вашем присутствии!!
– Помилуйте, Ваше величество, – взмолилась Варюха. – Я рассчитывала нынче же отбыть в Дубровицы. Уже неделю, как я не видела дочь и не проводила время с мужем!
«Уже неделю», – саркастично отметила про себя Елизавета, – «Интересно, сколько же я не видела своего? Если не считать мимолётных встреч где-то на торжественных приёмах, то… уже месяцев пять. Да, последний раз мы были вместе на прогулке в августе, когда мадам Нарышкина оттеснила меня, чтобы нагло вклиниться между мной и Александром».
Она вздохнула:
– Вы с супругом так любите друг друга?
– Да, Ваше величество! Мы просто жить друг без друга не можем.
– Неужели так бывает? – прошептала Елизавета. – И всё же, почему Вы не хотите приехать завтра на бал вместе со Степаном Афанасьевичем? Я уверена, император захотел бы выразить ему благодарность за мастерство.
Варюха замялась:
– Если честно…. Ну, только между нами, Стёпа смущается светского общества.
– Отчего? Они с семьёй редко выезжали в столицу?
– Они вообще не выезжали в столицу. Мать его умерла после родов, а Степан всю свою жизнь провел в деревне. Его отец служит управляющим в нашем поместье.
– Разве Степан Афанасьевич не князь?!
– Нет. Что Вы!
– Граф?
– Нет.
– Барон?
– Нет. Там сложная история, – вздохнула Варя. – Отец Степана – внебрачный сын московского вельможи Вельяминова. А мать – из московского купеческого рода Лузгиных.
– Не понимаю, как княгиня Репнина, позволила ему жениться на Вас?
– А кто Вам сказал, что она позволила? – усмехнулась Варюха.
– Не может быть! – Лиз потрясённая подсела ближе уже, не как императрица, а как подруга. – Вы что же, обручились без её благословения?!
– Ага. Мы тайком обвенчались в одной деревенской церкви. А на следующий день только рассказали обо всём отцу Степана и моей тетушке Ксении Дмитриевне. А уж Анне Даниловне сообщили и того позже! Боже, какой был скандал!! Матушка дала разгон всем: и мне, и Афанасию Кузьмичу со Степаном! И Ксении Дмитриевне досталось на орехи! Да чего там! Она до сих пор с нами не разговаривает!!
Елизавета увлечённо слушала, и у неё дух захватывало от Варькиного рассказа:
– Как же Вы на это решились?! Ведь Вы – продолжательница древнейшего княжеского рода! И, наперекор всем, вышли замуж за безродного?
– Я его люблю! – призналась Варька. – Только его единственного! И никого другого мне не нужно! Ни князя, ни заморского короля!
– Как же я Вам завидую, Варвара Николаевна, – вдруг призналась императрица.
– Вы?! …Мне? – поразилась она.
Елизавета поспешно встала и, пряча лицо, отошла вглубь комнаты. Затем вернулась, держа в руках бархатный мешочек, стянутый тесьмой, и протянула Варе:
– Хочу сделать Вам подарок. Вернее, Вашей дочке Софье.
– Что это?
– Это игрушки моей несчастной Марии. Они очень красивые и дорогие. Она даже не успела ими поиграть. Всё равно они валяются без дела. Мне будет очень приятно, если они доставят удовольствие какому-то другому ребёнку. Возьмите.
Варька была тронута:
– Ваше величество, может быть, Вы передумаете? Ведь у Вас же будут ещё дети.
Она неловко улыбнулась:
– Сомневаюсь… – и, чтобы скрыть неловкость, начала прощаться, – Что ж, доброго Вам пути! Варвара Николаевна, если Вы или Ваш супруг будете волей случая в столице, я непременно желаю видеть Вас у себя в гостях!! Запомните!
– Спасибо, – Варя отвесила государыне поклон по старой русской традиции.
– И ещё, – продолжила императрица. – Оставьте мне все Ваши эскизы, даже те, что оказались не выбранными для сервиза. Они очень хороши. И я хотела бы сохранить их на память.
– Ой, да конечно! – радушно согласилась Варя. – Я попрошу Алексея Яковлевича их Вам принести после того, как закончится празднование дня рождения императора.