День прошёл спокойно, даже скучно. Течение реки оказалось быстрым, так что мы гребли лениво, не особо напрягаясь. Опьянённые свежим воздухом, мы впали в дремотное состояние, говорить не хотелось, тишина радовала. Несколько раз позволяли себе продолжительные остановки, дабы дать отдых отсиженным местам. Драгин регулярно откладывал весло и брался за спиннинг; в итоге он вытащил двух крупных щук. Мы предвкушали ужин с ухой.
Когда Драгин объявил, что пришло время подыскивать стоянку, нам довольно быстро повезло, первое же место, куда я поднялся на разведку, понравилось мне – ровная поляна на высоком берегу, живописный вид на излучину и сосновый лес за спиной стоили того, что вещи придётся затаскивать по крутому песчаному склону, так и норовящему осыпаться под ногами.
– Ну как? – спросил снизу Драгин.
– Шикарно, – я описал увиденное, – только разгружаться будет трудно.
– Встаём, – скомандовал Драгин.
Глубина здесь даже у самого берега была приличная, так что Драгин, как обладатель самых высоких сапог, отвязывал мешки, стоя по колено в воде. Артёмов мешок он освободил в первую очередь, протянул хозяину; тот медленно поволок его наверх. Мы же выстроились на склоне – я на самом верху, Вася посередине; Драгин подавал груз Васе, Вася, по цепочке, мне. Я собрался привлечь к разгрузке и Артёма, повернулся к нему, и передумал: он сидел на своём рюкзаке, сутулый, побелевший, и утирал вспотевшее лицо рукавом куртки. Перехватив мой взгляд, он понял, о чём я собирался попросить, и с готовностью поднялся на ноги, но я, глядя в его бледное лицо, показал жестом – сиди. Он благодарно кивнул, снова присел, опустил голову, и сидел так, пока все наши вещи не оказались наверху. Проходя с последним мешком мимо Артёма, Драгин громко заметил:
– Вот. А кашу, заметьте, не кушал.
Артём улыбнулся и виновато развел руками.
После ужина мы запалили большой костёр, сидели, сытые и довольные, пили чай и вспоминали наши прошлые походы. Рассказчиком выступал, в основном, Драгин, и я иногда вставлял слово, Вася же молча поглядывал на нас, и только иногда поддакивал. Вскоре Артём откланялся, мы же просидели у костра до поздней ночи. Артём давно спал глубоким сном, и не слышал, как я суетно залезал в палатку. Я улёгся рядом и уснул со вчерашним чувством любви ко всему миру, хотя во мне не было ни капли спиртного.
Проснувшись наутро, я обнаружил, что лежу в палатке один: Артём уже встал, и, видимо, давно – я слышал, что он уже запалил костёр. Я поглядел на часы, опасаясь, что сильно проспал, но нет, было ещё слишком рано, и Драгин с Васей, конечно, ещё спали. Я тоже попытался уснуть, но сон не шёл. Натянув куртку и штаны, я выбрался из палатки.
Артём сидел у костра, и глядел на пламя. Неудивительно, ведь больше заниматься было нечем: вчерашнюю посуду он перемыл, заготовленные дрова сложил аккуратно в стороне, над костром покачивался котелок с закипающей водой. Рядом с ним на земле лежала книжка в невзрачной мягкой обложке, с заголовком на немецком языке. «Вот, умник» – без злобы подумал я.
– Доброе утро, – сказал я, потягиваясь, – ты чего так рано вскочил?
– Доброе утро, – отозвался он. – Чего-то не спится. Я давно уже встал.
– Я вижу.
– Вода закипает. Достань чай, а то я не знаю, где у вас чего лежит.
– У нас.
– Что? – переспросил Артём.
– У нас лежит.
– Ну, да, у нас, – смутился он.
– Может, кофейку запарим?
– Я лучше все-таки чаю.
– Не любишь?
Он неопределенно помотал головой, и потянулся за книжкой.
В соседней палатке завозились, послышался звук раскрываемой молнии, и к нам на поляну явился заспанный Вася, на ходу приглаживающий лохматую голову.
– Чего вы тут по кофе говорили?
Артём встал, налил кипятка в Васину кружку, я всыпал туда большую, с горкой, ложку мелко помолотой арабики.
– Вот спасибо, – сказал Вася, усаживаясь рядом с Артёмом. Книжка оказалась прямо под его ногами, Артём наклонился, вытащил ее, отряхнул и отложил в сторону.
– Что это ты читаешь? – неожиданно заинтересовался Вася, беря книжку в руки, и пролистывая ее.
– По работе. Тоска зелёная.
– Вижу, что по работе, – Вася раскрыл книжку посередине, перевёл заголовок, – «Стандартизация норм взаимозаменяемости типовых машиностроительных соединений».
Артём уважительно посмотрел на Васю.
– Мы что же, коллеги?
– Это вряд ли, у меня профессия редкая. Занимаюсь техническими переводами. С немецкого и датского. Так что где чего не разберёшься – обращайся, помогу по дружбе. А ты чем занимаешься, если не секрет?
Артём замялся, я подумал, что он не хочет отвечать, и вспомнил про уговор не задавать ему вопросов; Вася тоже вспомнил, поднял ладони в извиняющемся жесте:
– Если секрет, я прошу прощения.
– Да какой секрет, просто не знаю, как это короче объяснить, – смущенно улыбнулся Артём. – Если в двух словах, я работал в конторе, которая закупает промышленное оборудование, в отделе сертификации. Ездил на производство проверять, насколько описание соответствует действительности, в основном в Германию и Австрию. А книжку читаю, чтобы язык не забыть.
– Немецкий, значит, хорошо знаешь?
– Технический – да, а разговорный у меня слабый. Общаются ведь все в основном по-английски. А английский у меня, наоборот, только разговорный и хороший.
– Так у тебя, получается, языковое образование?
– Нет. Я инженер-технолог, наш аграрный заканчивал, а языки – факультативно, у меня память хорошая, – охотно объяснял Артём.
Они спокойно разговаривали, а я вскочил, отошёл в сторону. У меня вдруг возникло явное чувство, будто на меня с укором смотрит собственный отец. Захотелось немедленно провалиться сквозь земную толщь. Я успел отвыкнуть от этого чувства собственной неполноценности, преследовавшего меня со школьной скамьи: я – валенок. Большой, надёжный, устойчивый, но – валенок. Я всегда знал, что являюсь человеком второго сорта. И всегда восхищался ими, первосортными людьми, способными быстро понимать, много запоминать, и хорошо учиться. Испытывал собачье желание служить. Увы, я не мог предложить им ничего, что могло оказаться действительно полезным.
У меня всегда была тройка по алгебре, а также по физике и всем другим точным наукам, я выезжал только на литературе и истории, так что меня утвердили в качестве «гуманитария» и оставили в покое; то же с иностранными языками – я, конечно, учил английский, и даже мог объясняться в туристических поездках, но хороших знаний не обнаруживал, несмотря на то, что несколько лет посещал оплаченные отцом курсы. Мои усилия растрачивались зря: всё выученное, вызубренное, вымученное в трёхдневный срок испарялось в атмосферу. Один я знал, каких усилий мне стоили мои тройки. И рядом всегда находился кто-то, кто знал на пять, вызывая во мне чувство благоговения и священного трепета. Смотреть на Васю снизу вверх я уже давно привык. Но тот факт, что этот худенький глазастый мальчик, Артём, способен читать техническую книгу на немецком языке, да ещё и понимать смысл написанного, приравнивал меня в собственных глазах к крупному малоразумному животному, вроде моржа или тюленя. Утешая себя мыслью о своём физическом превосходстве, я пошёл побродить по окрестностям, оставив умников наедине; они, занятые беседой, кажется, и не заметили моего отсутствия.
Уходить далеко от лагеря было страшновато, несмотря на то, что лес здесь был сосновый, не слишком характерный для этих краёв. Со стороны он казался светлым и легко проходимым, но стоило хоть немного углубиться в него, как наступала полная дезориентация, и я, всерьёз побоявшись заблудиться, держался поближе к берегу, так, чтобы слышать плеск воды или хотя бы видеть просвет между деревьями. Конечно, я мог вернуться, захватить компас, и погулять в самой чаще, но забираться вглубь леса мне было жутко. Когда я отдалился от лагеря настолько, что совсем перестал слышать голоса, в голову полезли глупые мысли насчет всяких оборотней, неопознанных изуродованных скелетах, пропавших без вести, похищениях, и всем прочем, чем любит потчевать нас телевидение по выходным дням, и что кажется несусветной чушью, когда об этом рассказывают с экранов надломленными голосами; но стоило мне оказаться одному в диком лесу вдали от этого самого телевидения, как я начал допускать, что в этих бредовых историях есть нечто рациональное. От жути мурашки бежали по телу, но мне это даже нравилось, учитывая тот факт, что я понимал, что всё это, конечно, глупости, и ничего со мной не случится, и что стоит мне только сейчас заорать, как мне на помощь явятся как минимум двое здоровых парней, и любые оборотни пустятся наутёк. Драгин дематериализует кого угодно своим презрительным взглядом и ехидными шуточками. Ему-то ничего не грозит, он ни во что не верит и никого не боится. Космическим пришельцам следовало бы замаскировать свой корабль и спрятаться, пока Драгин не оборжал их в самой грубой манере и не украсил серебристый бок их летающей тарелки своим плевком.
Вернувшись я обнаружил что все уже на ногах, и завтрак почти готов.
– Во, Лаперуза, – обратился ко мне Драгин, едва я приблизился к костру. – Скажи. Мы вчера прошли больше, чем собирались, так? И течение быстрее, чем я ожидал. Я предлагаю сегодня постоять, а завтра наверстаем.
Очевидно, Драгин, вдохновленный вчерашним уловом, хотел остаться здесь ещё на денёк, и спокойно порыбачить.
– Можно, – пожал я плечами, – если Артём не возражает.
– А вот Артём как раз и возражает, – театрально вздохнул Драгин. – Ему жуть, как охота мокнуть.
Я посмотрел на Васю, но тот лишь развёл руками: решайте сами.
– Я считаю, надо плыть, – горячо вступил Артём, – это хорошо, что получается быстрее. Не будем терять времени. У вас же потом ещё будет возможность постоять.
– Запомни, Артём, плавает говно, а мы – ходим, – усмехнулся Драгин, обводя нас оценивающим взглядом.
– Значит, надо идти, – повторил Артём.
– Так что ты скажешь, Лаперуза?
Все уставились на меня. И я решил поддержать Артёма, я-то помнил: клиент всегда прав, кроме того, приятно иногда поступить Драгину наперекор.
– Надо, так надо. Идти, так идти, – произнёс я, и слегка кивнул Артёму.
– Ну, и хрен с вами, – хлопнул себя по коленям Драгин. – Тогда начинайте собираться, аллюром, время не ждёт.
Он встал, направился к палатке, Артём тоже, захватив книжку, пошёл собираться. Я остался стоять у костра. Вася встал рядом со мной, и тихо, почти в самое ухо, спросил:
– Ты за Артёмом ничего странного не замечаешь?
– Он весь со всех сторон странный, – улыбнулся я.
– Это-то да… Слушай, он явно на чём-то сидит. Точно тебе говорю. Ты же с ним рядом спишь, неужели, ничего такого не показалось?
Я покачал головой.
– С чего ты взял?
– Видел. Он какие-то таблетки глотает, и старается так, чтобы не заметно. Воду хлебает, как конь. Не жрёт. А сегодня, ты когда ушёл, мы сидели, разговаривали. Он что-то рассказывал, и вдруг замолчал на полфразы, и весь, знаешь, как-то… Залип. Завис. Сидит, глазищи круглые, я тебе клянусь, даже не дышит. И так секунд десять. Потом очнулся, встряхнулся, видит, что я на него смотрю, испугался. Извини, говорит, задумался, чего я там говорил? А у самого руки дрожат. Я, конечно, сделал вид, что ничего не заметил. Ты за ним последи, ладно?
Я кивнул. Вася отстранился, собираясь идти собирать вещи, но задержался ещё на секунду, шепнул:
– Только Драгину пока не говори.
Раздосадованный Драгин и сам не имел большого желания общаться. Он молча упаковывал вещи, кидая на меня неодобрительные взгляды, и открывал рот, только чтобы поторопить нас. Он даже воздержался от комментариев по поводу того, что Артём опять почти нечего не съел, но посуду свою поставил к его ногам, принимая как данность, она будет вымыта.
– По-моему, я его раздражаю, – тихо сказал мне Артём, когда мы остались вдвоём.
– Не обращай внимания. Просто он привык командовать.
Он покачал головой и отошёл. Я про себя пожалел его, тяжело это, оказаться вдалеке от дома в незнакомой компании, да ещё и с чувством, что тебя не принимают. Я решил быть с ним поприветливее.
А дождь, действительно, зарядил, и не прекращался весь день. То мелкий, моросящий, едва слышный, он вдруг с порывом ветра оборачивался на миг колким косохлёстом, будто кто-то размашисто бросил с неба пригоршню мелкой крупы, быстро пробарабанившей по брезентовой палубе. Я зябко нахохлился под плащом, стараясь дышать себе же в воротник и не глядеть по сторонам, но мрачный, наводящий тоску пейзаж так и притягивал взгляд. Водная взвесь обесцветила краски, лишила мир контрастности, размыла очертания голых еловых верхушек, подпирающих бесцветное небо. Порывы ветра гнали по воде опавшую листву и спутанные пучки травы. Я и сам чувствовал себя сухим листом, захваченным течением: всё, оторвался, нет пути назад, теперь жди, куда принесёт тебя река.
Река несла в неизвестность. Теперь я жалел, что не помню ничего из того, что передавали по телевизору насчёт этих мест. Хотелось развеять тревогу, расспросить Артёма насчёт метеорита, куда он упал, почему его не нашли и откуда пошёл слух, будто животные покинули эти края; убедиться, что ситуация предсказуема и находится под контролем. Однако я помнил, что Драгин не велел задавать вопросов, так что рассчитывал при случае аккуратно поговорить с Артёмом наедине. Я оглянулся, вгляделся в лица товарищей. Артём сосредоточенно размышлял о чём-то своём, Драгин и Вася вполголоса вели длинный нудный спор насчет рыбной ловли. Я снова устыдил себя за глупые страхи, и попытался отвлечься, вспоминая слова популярных песен про осень.
К середине дня, когда я окончательно замёрз и проголодался, мне нестерпимо захотелось тепла и комфорта, или хотя бы просто – горячего чаю. Я решительно предложил сделать остановку, размять отсиженное место и перекусить. Уверен, что пятые точки онемели у всех, но Драгин мою идею не поддержал.
– Не ной, – отрезал он. – Я предупреждал, что сегодня будет лить. На ночь пораньше встанем.
– А причём здесь погода? Я зад отсидел, оно от природы не зависит.
– Ни при чём. Но костёр под дождем я разводить не буду, мы же на этом как бы время потеряем, а мы, я так понимаю, страшно спешим, – он кивком указал на спину Артёма.
Артём обернулся, посмотрел на Драгина, но ничего не сказал.
– Фиг с ним, с костром, но размяться и съесть что-нибудь мы можем? – продолжал настаивать я.
– Вы что, дети?! – взорвался Драгин. – Вас по часам кормить? Может, вас ещё и на дневной сон уложить?! А стишки вам не почитать?!
– Ну, вообще, Драгин, раньше мы при любой погоде обедали, – заметил Вася.
– Чего, ещё один голодный?
– Да, – спокойно ответил Вася.
– Раньше думать надо было, ясно? Хотели идти, так теперь гребите! Задолбали ныть!
Я хотел было продолжить спор, Артём, кажется, тоже собрался вступить, мы одновременно обернулись, и я набрал уже воздуха, чтобы начать говорить на повышенных тонах, но перехватил Васин взгляд. Он выразительно посмотрел на Артёма, и слегка махнул рукой: бог с ним, себе дороже. Артём понял, кивнул, отвернулся. Я тоже выдохнул и сел на своё место.
День уже клонился к вечеру, а мы так и не выбрали подходящего места для ночлега. Драгин продолжал казнь за неповиновение: теперь он не принимал ни одной стоянки, которые мы смотрели. То берег казался ему слишком высок, то слишком полог; то слишком мало дров, то сплошной бурелом, то он видел звериную тропу, то ему просто не нравился пейзаж. И всё это – под казавшимся бесконечным мелким дождем. Когда мы в очередной раз выбрались на берег и осмотрелись – симпатичное место, выход удобный, поляна широкая, Драгин снова скорчил мину:
– И где, по-вашему, натягивать тент?
Я показал. Драгин принялся обходить поляну в поисках, к чему бы придраться, и тут к нам на берег выбрался Артём. Он бегло осмотрелся, и лицо его, обычно спокойное, приняло такое выражение, будто он готов заплакать.
– Драгин! – обратился он умоляющим тоном, – Прошу тебя. Я ужасно устал и замёрз. И страшно проголодался. Но я же не мог знать, что со стоянками будет так плохо! У меня же опыта никакого! Я понял, надо было тебя послушать. Я больше не могу плыть… Идти… Может, уже хоть где остановимся, а? Пожалуйста…
– Я предупреждал, – выдержав паузу, удовлетворенно ответил Драгин. – Ладно, хрен с вами, встаём, – и он пошёл отвязывать вещи.
– Спасибо, – сказал я Артёму, когда Драгин отошёл. Артём слегка кивнул, улыбнулся в ответ.
– Так, – обратился к нам Драгин, – расклад такой – мы с Васей идём за дровами, вы тут натягиваете тент. Справитесь?
Я только головой покачал.
– Да, сэр. Конечно, – с готовностью отозвался Артём.
– Не «конечно», а «так точно», – мрачно поправил его Драгин.
– Конечно, сэр, так точно, – кивнул Артём.
Мы натянули тент и собрались было ставить палатки, но тут Драгин и Вася вернулись, волоча сухую сосну с уже обрубленными ветвями.
– Лить будет всю ночь, – констатировал Драгин. – А дров нам надо много. Пойдем рубить, пока светло. А вы пока эту распиливайте. Пила у меня в рюкзаке, в боковом кармане. Сам достанешь?