Ночевал капитан в кабинете на диване. Наутро всё вроде бы успокоилось. Но в доме Сильвенко звучали теперь только разговоры о погоде да вечно включённый телевизор.
– Дура я, что тебе рассказала, – еле слышно прошептала она. – Забудь, забудь!
– Машка!
Она вырвалась, вскочила, побежала. Он ринулся за ней. Но не успел: Машка тормознула какие-то жигули, упала на переднее сиденье, машина резко взяла с места.
Она исчезла на месяц. Иван не находил себе места. В конце концов подкараулил возле школы, в которой она работала, догнал. Машка нервно огляделась.
– С ума сошёл? Нас же увидят!
– Плевать.
– Тебе плевать, а мне – нет. Бабы завистливые, по школе слухи пойдут…
– Поехали ко мне. Надо поговорить.
Она стояла, покусывая губы. Неохотно кивнула.
Он привёз Машку в хрущёвскую двушку, оставшуюся от родителей. Она бродила по квартире. Увидела над письменным столом фотографии в рамках. На одной четверо мальчишек скалятся в объектив, на другой – она сама в школьном платье. Провела пальцем по стеклу. Не оборачиваясь, спросила:
– Моя фотка с тех пор тут?
– С тех пор.
– А вот у меня твоего снимка нет, – сказала задумчиво. – Ты поговорить собирался?
Он осторожно обнял её. Она не отстранилась.
– Я люблю тебя, – сказал он. – Не уходи. Я люблю тебя. Бросай своего капитана. Выходи за меня замуж.
– Ванька, – голос был недоверчивым, – что за фантазии? Сейчас нам по сорок, вид ещё товарный. А будет по шестьдесят? Ты – бодрый моложавый мужчина, я – старушка. На фиг я тебе, такому видному, в шестьдесят?
– Но я же люблю тебя, – возразил он, – и всегда любил. Мало мы ждали, что ли?
Осенью девяностого Сильвенко развелись, вскоре Иван с Машкой расписались. Прямо из ЗАГСа ринулись в Пулково и оказались в Греции.
Вечером сидели на остывающей гальке у полосы прибоя. Из тёмной дали набегали волны. У горизонта медленно ползли огоньки судов.
– Я список кораблей прочёл до середины, – сказала Машка. – Никогда бы не подумала, что со мной такое может произойти.
Он засмеялся.
– Список ещё не прочитан, Машка… вся жизнь впереди!
– А вот и не вся, Ванечка. Две трети уже прожили. Поздновато мы с тобой встретились.
– Зато что осталось – наше.
– Наше, – подтвердила она и пошла к воде. Слышно было, как под её ногами хрустит галька.
– Купаться будем, кооператор? – крикнула из темноты. – А голыми? Слабо?
Какие это были годы!
Ощущение силы и счастья переполняло его. Бизнес летел на крыльях. Дома ждала любимая.
В девяносто шестом Иван уговорил Машку пойти на встречу класса. Хотел похвастать, к чему привёл школьный роман.
Да Силва на встречу вроде не собирался.
– Не до нас сейчас Ваське, – сообщил Джо, – высоко взлетел дружбан наш.
Оказывается, в капитане Сильвенко сработали-таки гены предков-пиратов: моряк сумел оседлать приватизацию пароходства и стал практически его владельцем. Логистика, недвижимость, отели на тропических островах…
– Олигарх, в общем, – подвёл итог Джо.
Машка с Иваном стали гвоздём вечера: счастливые, богатые, успешные. Бабы глазели завистливо.
Отплясывали под хиты семидесятых. Вдруг по залу прошла волна. Иван оглянулся. Сквозь дым на него упал тёмный взгляд.
Послышался ломкий голос Машки:
– Василий, не смей.
Да Силва приближался неспешно. Упала мёртвая тишина. Со стороны окна обстановку сканировал мускулистый Джо.
– Не погань людям вечер, да Силва, – сказал Иван.
– Вот слова честного, порядочного человека, – учтиво отозвался да Силва, – слова джентльмена, не склонного разрушать семьи…
Тут-то Иван ему и врезал.
Разбили зеркала, поломали большой фикус. До милиции дело не дошло – гений переговоров сунул пачку купюр кому надо. Машка наорала на обоих мужей. На прощание те пробуравили друг друга суровыми взорами.
Прошло восемнадцать лет. Но взаимную неприязнь эти годы не остудили.
9. Машкины взгляды
Он выволок из дровника козлы, размотал кабель пилы, взвесил в руке колун. В иной день не стоило бы заниматься хозяйством в этакую хмарь. Но сегодня душа просила. С низкого неба сыпалась снежная крупа. Иван крякнул, решительно установил козлы и бросил на них первое бревно.
Пилить дрова он не любил: слишком механическое занятие. Другое дело – колоть напиленные по размеру чурбачки. Финский колун ловко лежит в руках, полешки разлетаются с сухим треском, эхо ударов отскакивает от дома.
Поработать сегодня стоило: впереди зима, обещают – аномально холодная. В интернетах пишут, такая случается раз в сто лет.
– Точно собираешься с ним встречаться?
Машка подошла неслышно. Стояла, кутаясь в тёплый платок, глядела недружелюбно.
– Накинула бы ватник. И варежки. Руки замёрзнут, а тебе вредно…
– Так точно намерен?
– Это бизнес, Маша. У меня перед Майклом обязанности.
– Становиться смешным тебя никто не заставляет.
– Смешным?
– А то не понимаешь… ладно, пошли чай пить. Мне сейчас наливать трудно, поухаживай.
– Пилу только спрячу. Сопрут ведь.
Её резиновые сапоги оставили на тающем снегу тёмные следы. На сарай села здоровенная ворона, покосилась с интересом. «Кыш» – машинально сказал Иван. Ворона оглушительно каркнула и улетела.
– Не понял насчёт смешного, – сказал Иван, ставя на стол кружки. – Объясни по-человечески.
– У тебя, Ваня, шея длинная. С трудом доходит.
Как всегда, она грела руки о кружку.
– Только-только за дело принялся, и вот уже, хоп! – ты должен советоваться с мужиком, который тебе морду бил. Отличный партнёр, ничего не скажешь! А отношения ваши берётся наладить видный член партии жуликов и воров, у которого на роже – печать кристальной честности…
– Маш, ну что ты, чес-слово… человек такую карьеру сделал… сам, без богатенького папочки, это уважать надо…
– Карьеру? Какую карьеру? Учёного, врача, архитектора? Нет, он сделал карьеру жополиза и прохвоста. Всегда чуял, зараза, под кого подстелиться. Нет, Ваня, я это уважать не буду. И тебе не советую.
– Уж больно ты сурова.
Взгляды жены на власть Ивану были хорошо знакомы. В целом он их поддерживал, не одобрял только Машкиного фанатизма. Ну да, наверху – ворьё, дело известное. Но ведь везде так. И везде люди свою власть терпеть не могут. Закон природы. Иван предпочитал не слишком углубляться в тему: что толку? Такова жизнь. Изменить её невозможно.
Машка, однако, смотрела на дело иначе. Во-первых, по образованию она была историком. Любила сопоставлять факты, выводить закономерности. Во-вторых, ещё в школе открыла для себя запрещённых тогда Солженицына, Джиласа, Восленского.
А началось всё с её деда.
В школьные годы Иван видал этого старика частенько. Тот каждый день вышагивал по переулкам – спина прямая, без палки, руки за спиной. Считал, если проходить в день не меньше десяти километров, доживешь до ста лет.
Был он сух, горбонос, кожа – смятый пергамент. Длинные суставчатые пальцы всё время крупно тряслись. Чтобы взять вилку, дед придерживал правую руку левой. Вилка падала, он оглашал дом проклятиями.
Семейная легенда гласила: неизлечимая дрожь – с гражданской. Воевал дед с басмачами, попал в плен, его жестоко пытали, подвешивая за руки. Как-то старикан подмигнул Ивану:
– Хочешь фокус?
Достал чекушку, велел налить стопку. Долго приноравливался, – как ухватить, чтобы не пролить. Молодецки хлопнул, вытянул руки.
– Гляди!
После стопарика пальцы были абсолютно неподвижными.
Подлинная история деда была страшнее легенды о басмачах.
Однажды, когда Машка училась в девятом классе, дед захотел с ней поговорить.
Он вытянул руки и спросил: «Думаешь, басмачи пытали? Нет, внучка, это органы».
Взяли его как участника какого-то заговора. На допросах били резиновым шлангом, подвешивали за руки. Потом, удивительное дело, выпустили. В сорок первом дед пошёл добровольцем, в сорок пятом загремел в лагерь: брякнул, что студебеккер – хорошая машина. Такое считалось антисоветской агитацией. Отсидел девять лет и никогда уже больше не говорил ни о войне, ни о лагере. А внучке решил открыться.
Машка была абсолютно советской девочкой: собрания, политинформации, вахты памяти. Деду не поверила: такого не может быть. Насупившись, слушала, как брали ночью, как тащили волоком, били, подвешивали на крюк.
На следующий день на переменке отозвала в угол подругу Ольгу, первую книжницу класса. Через несколько дней та, таинственно подмигивая и оглядываясь, сунула Машке пакет. Слепую машинописную копию «В круге первом» Солженицына Машка одолела за несколько ночей – таясь родителей, с фонариком под одеялом. Родители не одобрили бы чтение антисоветской литературы.
Ещё через неделю она пришла к деду и спросила: «Деда, как жить теперь?». Старик ответил: «Молча. Я же живу». И через год умер от рака.
Когда они поженились, Машка рассказала эту историю Ивану. «Так зачем он тебе открылся, если всю жизнь молчал?» – «Чтобы советской дурой не выросла. Я и не выросла» – «Хорошо, что нам другие времена достались» – «А вот и нет, Ваня. Об этом он особо предупреждал. Не будь, сказал, наивной. Зло не исчезает. Оно просто меняет облик».
Так и жила она, ненавидя телевизор с его истеричными ток-шоу, саркастически комментируя каждое идиотское решение депутатов Думы. Иван внутренне соглашался, мысленно иронизируя: меньше страсти, Машенька. Вредно для нервной системы.
И вот – впервые Машка приложила свои политические взгляды к семейному делу. Результат Ивану не нравился.
– Маш, я же их просто использую, – принялся объяснять он. – Обниматься с ними не собираюсь. Просто хочу честно выполнять обязанности гендиректора. Надо в коридорах власти кланяться – поклонюсь. Надо с олигархом виски пить – буду пить. Я должен получить результат, иначе какой я директор! Они для меня – инструменты. Пришло время – я их достал. Обычное дело.
– Смотри, как бы они тебя не достали, – усмехнувшись, сказала Машка. Коли с ними связался – жди чего угодно. Хорошо хоть, кагебешника этого, Джо, додумался не подтягивать. А то совсем дело дрянь было бы.
10. Олигарх
Иван посмотрел в глазок видеокамеры, нажал кнопку, назвал себя. Замок щёлкнул.
В прежние времена возле входа стоял фанерный киоск, в котором вечно дремал сапожник-ассириец. Резная дореволюционная дверь была тогда искромсана трудящимися, вместо стёкол – взбухшая фанерка.
Киоска давно нет. Дверная резьба тщательно восстановлена. Сквозь тонированные стеклопакеты не видно ровно ничего. Родовое гнездо Сильвенко снова функционирует.
Лестницу узнать было невозможно. Мраморные ступени. Ажурное чугунное литьё. Ковры. На площадке второго этажа встретил молодой человек – пиджак оттопыривается слева.
– Извините, – вежливо, быстро охлопал Ивана.
Да Силва поседел, слегка сгорбился. Глядел пронзительно. Руку протянул.
– Добрый день, господин капитан, – ровно сказал Иван. – Я с поручением от сенатора. Есть деловой разговор.
– Лёха сказал, у тебя что-то интересное. Очень уж просил уделить время.
– Есть тема.
– Настолько важная, что себя пересилил?
Повисла пауза.
– Василий Петрович, – как можно хладнокровнее сказал Иван, – давай расставим все точки. Я тут не по личному делу. По личному я к тебе никогда бы не пришёл. И инициатива тут не моя. Это, как ты знаешь, просьба члена Совета Федерации эр-эф. Сенатор и председатель всех возможных комитетов попросил, ты, как человек реальный, согласился. Так что не стоит тратить время зря. Считай, мы ведём официальные переговоры.
На роже да Силвы не шевельнулся ни единый мускул. Он указал Ивану на кресло.
– Слушаю.
Иван, не торопясь, разложил на столике бумаги. Васька сидел сфинксом.
– Ты, конечно, знаешь, что основа национального величия – углеводороды. Чем дороже нефть, тем лучше для России. Сверхдорогие нефть и газ толкают Запад и Китай к поиску дешёвого топлива…
– Волга впадает в Каспийское море. Давай без предисловий.
Слушал он внимательно, вопросы задавал правильные. Ощущение было, что к разговору основательно подготовлен. Лёха, что ли, ввёл в курс?
– Ты же энергетикой никогда не занимался, в крупный бизнес не заносило. Значит, можешь быть только посредником. А я с посредниками, прости, дел не имею. Правило такое.
Иван выдержал паузу.
– Боюсь, Василий Петрович, придётся на этот раз правила слегка поменять. Я, видишь ли, совладелец базовой компании, расположенной в Штатах. Простой миноритарий, конечно. Но кое-что вложил. Член правления, вице-президент по странам СНГ. Основной владелец дал мне все полномочия для любых переговоров и действий в России. Документы показать?
– И как же скромный питерский пенсионер сумел занять такую позицию в американской компании? – проворчал да Силва, рассматривая верительные грамоты.
– Президент компании – мой старый друг. Занимается венчурным бизнесом. Находит стоящее – вцепляется бульдогом. На этот раз вцепился в зелёную нефть. Считает, здесь рождается новый глобальный рынок.
– Почему зелёную?
– Цвет доллара. Да она и в самом деле зелёная.
Пират копался в технико-экономическом обосновании, намётанным глазом сканировал таблицы и графики.
– Не в гараже реактор-то собирали? – поинтересовался уже другим тоном. – Первую персоналку Гейтс с приятелями клепал именно в гараже…
– Не поверишь: первый биореактор соорудили из сантехнических пластиковых труб.
– Вот так просто?
– Не сказал бы. Кроме реактора, есть генномодифицированные водоросли. И питательный соус, они от него плодятся как сумасшедшие.
– Это и есть ваше ноу-хау?
– Правильно понимаешь. Реактор соорудит кто угодно, софт написать не велика хитрость. А водоросли ребята Майкла выводили десять лет. Пока кто другой будет секрет раскрывать, мы далеко уйдём.
Да Силва молчал, стоя у окна, за которым быстро падали сумерки.
– Майкл твой не дурак, но некоторая наивность в проекте присутствует, – сформулировал наконец. – Не в ту страну со своей зелёной нефтью ломится. В России чёрной нефти залейся – кому нужен конкурирующий продукт?
Иван возразил было, но да Силва остановил его движением ладони.
– Однако он верно рассчитал: в России в избытке такое полезное ископаемое, как деньги. Залегает толстыми слоями. Это на Западе каждый цент считают, у нас миллиард кинуть – не проблема. Надо только правильных людей найти.
Выбил дробь по подоконнику.
– Вот что, Иван Сергеевич… за идею – спасибо, мне она кажется привлекательной. Высокотехнологичные стартапы – вещь перспективная, в такое время живём… Но, уж не обижайся, я намерен с твоим господином Тэйлором установить личный контакт. Слетаю в Калифорнию, познакомлюсь, гляну, как эта ваша зелёная нефть в реальности выглядит. Надеюсь, без обид?
– Какие между нами обиды, – с нажимом сказал Иван.
Васька усмехнулся.
– Да уж… ладно, замнём. Знаешь, что-то мне подсказывает: дело это – стоящее. Но опыт говорит, Ваня, что для запуска проекта кое-чего не хватает. Чего-то такого, что в нашей стране совершенно необходимо. Я бы обсудил этот вопрос с Жекой. Без серьёзной силовой поддержки в такое соваться, поверь, дохлое дело.
– Вот это как раз не проблема, – ответил Иван.
11. Силовик
К Джо Иван отправился на такси – знал, что на своей машине ехать смысла нет. Если полковник приглашает, гостеприимство его способно принять устрашающие размеры.
У поворота на бетонку ждал уазик с армейскими номерами. Прикатили к бетонному забору с облупившимися красными звёздами. Скучный солдатик, гроза сонных мух, отворил гремучие железные ворота.
На огневом рубеже обнаружился единственный стрелок – наушники, очки, готовность к стрельбе из положения стоя. Ударила очередь. Иван вздрогнул.
– Как был гражданским дурилкой, так и остался, – сказал Джо, снимая наушники.
Обнялись.
– Значит, так, – протрубил полковник. – Постреляем, потом перекусим. Возражения?
– Какие, на хрен, возражения. У вас же тут чуть что – и к стенке.