– Мир не без добрых людей. Авось, кто-нибудь приютит. А нет – так сдохнем в дороге, кто-нить да похоронит.
– Печенку умеешь готовить? – поинтересовался я.
– Печенку? – слегка опешила женщина.
– Неужели не умеешь? – усмехнулся я. Нарочито грустно вздохнул: – Ну вот, а я обрадовался. Значит, рано обрадовался…
– Да как же не умею! – возмутилась кухарка. – Да я ее и в сметане, и масле могу приготовить. С черносливом и с грецкими орехами… Да я ее в десяти видах состряпаю. А может и больше, если паштеты и рулеты считать.
– Ладно-ладно, – остановил я разбушевавшуюся Курдулу. – Потом проверю, когда хозяином стану. – Повернувшись к Томасу, спросил: – Ты же здесь за садовника и за конюха? Пойдем, посмотрим конюшню.
Мы с Томасом, в сопровождении Валдо и Курдулы пошли смотреть второе по значимости помещение усадьбы. А может и первое. Сам-то я смогу прожить где угодно – была бы крыша над головой, а вот гнедому нужно создать условия. Не любит он сквозняков и крысиных нор.
Конюшня располагалась за флигелем, где были и другие строение. Кузница. Сыроварня. Пара каких-то круглых сараев. Может, хранилище для зерна, а может для чего-то.
Конюшня мне не понравилась. Крыша зияла рваными ранами, камни из стен повыпадали, денники отсутствовали.
– Худо дело, – грустно констатировал я, рассмотрев весь этот хаос.
– Так ведь, господин Артакс, денег у меня нет, – грустно отозвался старик. – Чтобы сохранить дом, снимал черепицу с конюшни. Можно бы ее, конечно, землей закидать, или соломой, но опять-таки – где брать деньги? Да и для чего? Коней сюда давно не ставят, а денники мы в прошлую зиму сожгли, денег на дрова не было.
– Значит, так, – подвел я итоги. – В первую очередь нужно заняться конюшней. Стены отремонтировать, побелить, крышу заменить. Сколько будет стоить – наем работников, материалы?
Старик принялся задумчиво чесать затылок, прикидывая, что к чему.
– Арендаторы сейчас на полях, но заработать не откажутся. И сами придут, детей-жен пришлют. Найду! А сколько будет стоить…
– Так, господин Артакс, можно все проще сделать, – вступил в разговор Валдо. – Наймете рабочих в городе, купите побелку, черепицу, все прочее, да и пришлете сюда. Вам же еще и дом ремонтировать.
Проще-то оно проще, но кто знает, сколько и чего нужно покупать? Отродясь не занимался ремонтами. Получается, мне понадобится специальный человек, чтобы руководить и тратить мои деньги? Может, ну ее, эту усадьбу? Но отступать поздно. Дом мне понравился, да и конюшня выглядела не безнадежно.
– С домом потом разберемся, – твердо сказал я. – Вот, милейший, это тебе на ремонт, – протянул я Томасу пару монет. – Хватит на первое время? Потом еще подкину.
При виде двух талеров, оцепенели не только слуги, но и Валдо. «Ух ты, голова дырявая! – ругнулся я про себя. – Тут же цены другие! Нельзя же так сразу». А вслух сказал:
– Кроме конюшни, приведите себя в божеский вид. Стоите передо мной, как два пугала. Смотреть противно на ваши обноски. Еды себе прикупите, ну что там еще?
– Все сделаю, господин Артакс, – дрожащими губами пролепетал Томас. – Завтра же и начнем.
– Хорошо, – кивнул я. Повернувшись к юному помощнику ростовщика, сказал: – Ну, пойдем купчую подписывать. Только я вначале в гостиницу заскочу, деньги возьму.
Возвращение обратно проходило в молчании. Кажется, Валдо осуждал меня за транжирство. Пусть. Меня его чувства трогали меньше всего, да и носом мальчишка не вышел. Я размышлял о том, что мечтал, прикупив домишко, получить спокойный размеренный сон, счастливую жизнь, а получаю массу проблем на свою голову! Допустим, усадьба приведена в божеский вид. А что потом? Нужно же закупать мебель, постели… Что-то еще появится, какие-то хлопоты. Пока поживу в гостинце, буду наезжать, присматривать за работами. Потом что? Я стану жить в собственном доме, наслаждаться жизнью. Томас будет следить за садом, а Курдула стряпать. Но нужен кто-то еще, чтобы мыть полы, вытирать пыль, ходить за покупками, стирать, штопать… Стало быть, понадобится слуга. Или служанка. Или то и другое. Слуг у меня давно не было. Пока служил, конечно же, был денщик. Сколько их у меня сменилось? Не то десять, не то все пятнадцать. Но их обычно брали из увечных солдат, которые для боя уже не годились, а до конца контракта им оставалось всего ничего. Да и какая работа у денщика? Разбить шатер, постелить постель, позаботиться о чистом белье, принести своему начальнику – то есть мне, еду из полкового котла. Вот и все. Коня своего я никому не доверял, оружие тоже. Теперь же придется обзаводиться слугами. И что, мне самому приглядывать за их работой, выдавать жалованье, следить, чтобы не проворовались? Да, а крестьяне? Кто будет собирать арендную плату? Крестьяне не любят расставаться с деньгами, будут канючить, вертеть хвостом. Разводить дипломатические беседы не обучен, да и лениво мне, а если я разобью пару-другую голов, особой любви от пейзан не добьюсь. Значит, понадобится управляющий.
Настроение было безнадежно испорчено. Мой сопровождающий, почувствовав волну злости, исходящую от меня, держался на расстоянии и уже не пытался знакомить с достопримечательностями.
Войдя во двор гостиницы, я отправился в конюшню, где был встречен уважительным молчанием пожилого конюха и его юного помощника.
– И что тут у вас? – поинтересовался я, хотя уже знал ответ – кто-то покусился на мешки и был наказан.
– Господин рыцарь, – почтительно сдернул конюх шапку, – ваш жеребец конокрада поймал.
– Зарку-цыгана, – хихикнул щербатый помощник. – Этого Зарку…
– Куда поперек старших? – возмутился конюх, пытаясь отвесить затрещину подростку, но тот увернулся и торопливо выкрикнул: – Ратуша за Зарку награду назначил в пять талеров!
– А что, такой опасный конокрад? – удивился я. Даже по меркам Швабсонии награда за какого-то конокрада была неплохая, а с учетом здешних реалий – непомерно высокая.
– Он, собака такая, в десяти деревнях лошадей увел, – сплюнул конюх. – И у нас в Урштадте двух коней своровал. С постоялых дворов сводил, а рассчитываться-то кто будет? Понятное дело, хозяин! А хозяин с кого спросит? С нашего брата, конюха! Вот, селяне и скинулись, деньги в ратушу принесли, а тут и наши добавили чуток.
– Зарко-цыган у нашего бургомистра лошадь свел! – не удержался-таки конюшонок, за что схлопотал еще одну оплеуху.
– Фиска, закрой пасть! – рыкнул конюх. Потирая ладошку, завистливо протянул: – Вы теперь богач, господин рыцарь.
– Посмотрим, – кивнул я, открывая дверь в конюшню.
Конюшня была рассчитана на дюжину лошадей, но было занято лишь четыре денника. Две лошаденки, вероятно, хозяйские, да Гневко с Кургузым (ишь ты, приклеилось!).
Первым делом я посмотрел на гнедого, но тот стриганул ушами, показывая, что у него все в порядке и все, что сдано под надзор, на своем месте. Так оно и было. Мешков не убавилось, а вот живности в деннике прибавилось – в углу скрючился человек в синих штанах и ярко-красном жилете на голове тело. Конокрад тихонько поскуливал и баюкал правую руку.
– Как это ты его? – поинтересовался я у гнедого.
– Го-го-го! – отозвался Гневко. Топнув копытом, тряхнул гривой: – Го-го!
Все понятно. Господин конокрад применил старую уловку – ухватил жеребца за ноздри и попытался вывести его из денника. Обычно такое срабатывает. От боли лошадь покорно идет за своим мучителем и не может подать голос. Вот только с гнедым такой трюк не прошел – жеребец воюет с тех самых пор, как перестал быть жеребенком и подпускает к себе немногих – меня и тех, кому доверяет. А мы с гнедым не привыкли доверять никому. Я-то еще могу дать промах, а вот жеребец – никогда. И правильно делает. Иначе, скакал бы сейчас Зарка-цыган на моем жеребце, а не валялся на грязном полу.
– Говори, – кивнул я конюху.
Тот, снова сдергивая шапку, доложил:
– Мы шум услыхали, ржание, а потом крики. Бежим, а этот паскуда уже на пузе лежит, а жеребец ваш его копытами обхаживает. Хотели отбить, да страшно стало. За Зарко-цыгана награда хоть за живого, хоть за мертвого – все едино, а нам еще пожить охота. У вас не конь, господин рыцарь, а целый дракон!
– Драконище! – уважительно подтвердил мальчишка и опасливо посмотрел на старшего – не огреет ли снова? Но тому было не до воспитания младших.
– Вы, господин рыцарь, сами его в Ратушу сдадите или помощь нужна? – робко поинтересовался конюх. – Ежели надо, так мы поспособствуем. Да и поделиться бы можно… Ну, хоть по пфеннигу. А лучше – мне четыре монеты, а Фиске один. И хозяину надо бы пфеннига три отвалить. Все-таки, его конюшня.
– Как интересно! Жеребец конокрада поймал, пока вы ворон считали, а делиться-то с какой стати? – усмехнулся я. Махнул рукой: – Тащите сами. Про гнедого можно ничего не рассказывать, он не обидится. Скажете, что сами поймали.
– А как же награда? – захлопал глазами конюх. – Ведь это же целых пять талеров! Это… Приданое для мой девки, да и на свадьбу останется.
Я отмахнулся:
– Некогда мне с конокрадами возиться. Забирайте и утаскивайте куда хотите.
– Ну, господин рыцарь, век за вас буду бога молить! Я ж теперь свою младшую замуж смогу выдать! – завопил конюх. – Щас мы его… Фиска, болван, веревку неси. Только, господин рыцарь, вы уж гнедого попридержите, сделайте милость. Черепушка у меня одна, а без нее и приданное дочери не в радость будет.
Всегда приятно, если кто-то может порадоваться. Я кивнул гнедому – подвинься. Тот недовольно помотал мордой, но спорить не стал. Конюх, боязливо глянул на Гневко и, осторожно, бочком-бочком стал протискиваться в денник. Зарко-цыган, тем временем, приоткрыл один глаз и умоляюще посмотрел на меня, а я, улыбнувшись воришке краешком губ, отвернулся в сторону, делая вид, что не знаю, что сейчас произойдет.
Конокрад напрягся, как арбалетная тетива и, резко сорвался с места, сбивая с ног конюха.
До мужика не сразу дошло, что приданое улетело на волю, но когда сообразил, принялся кататься по земле и яростно выть, проклиная судьбу и поминая несчастную дочь, которой суждено теперь умереть в старых девах.
Мне стало жаль бедолагу. Может и впрямь – перестарок. Наклонившись, спросил:
– Девке-то сколько лет?
– Восемь годков, – всхлипывая отозвался конюх.
– Восемь?! Так какая свадьба? – оторопел я, а потом разозлился. Ухватив конюха за шиворот, резко оторвал от земли. Приподняв до уровня глаз, встряхнул: – Ты что, сволочь, ребенка собрался мужику отдать? Ей же еще в куклы играть!
– Так п-пока в к-куклы и играет, – прохрипел конюх. – А д-деньги-то щас надобно копить…
Я разжал руку. Смотрел, как откашливается смертельно перепуганный конюх и… тут мне стало ужасно стыдно! И что это на меня нашло? Почему же сразу о плохом?
– Говоришь, деньги на приданое нужны… Хм…
Я зашел в денник, развязал один из мешков и вытащил пригоршню серебра. Считать не стал, а просто высыпал монеты к ногам конюха. Один талер кинул мальчишке.
– Хватит? Откуда деньги взяли – никому ни слова. Уяснили?
Старый конюх что-то прохрипел, а молодой, похоже, лишился дара речи. А с другой-то стороны – какая разница, пусть болтают. Талеры и золотые я сегодня же отвезу Мантизу и, пусть теперь у ростовщика об этом голова болит.
Глава вторая. Приложение к недвижимости
Не люблю неожиданностей. Особенно с утра. Но с утра они чаще всего и происходят, хотя, случаются нехорошие странности и в другое время суток! Вот и сейчас, сквозь сон я услышал шаги, замершие у двери. Судя по звукам – одиночка, не очень тяжелый. Но это еще ни о чем не говорит. Хорошему убийце доспехи мешают. А может, кто-то попроще решил меня «облагодетельствовать»? Скажем – обыкновенный грабитель. Кто-то вчера мог обратить внимание на мешки, что я перевозил в банкирский дом Мантиза и догадаться, что в них не железный лом и нанести визит одинокому солдату – а вдруг да осталось еще что-нибудь интересное? Или, конюх с конюшонком проболтались? Ежели в этих краях за пять талеров можно спроворить приданое дочери, прирежут за пфенниг. Сколько в здешнем талере пфеннигов? Кажется, восемьдесят. Значит, если прирезать восемьдесят человек, получишь талер!
Пока думал, руки уже выхватывали меч из ножен, а тело занимало место около косяка, приготовившись к встрече с нежданным гостем. А этот «кто-то» уже пытается войти, но дверь, запертая на щеколду, открываться не захотела. Тогда я решил помочь визитеру – потихонечку отодвинул запор, резко рванул створку на себя и… едва успел удержать влетевшую в комнату пожилую женщину с корзинкой в руках.
– Доброе утро Курдула, – поприветствовал я кухарку. Взяв у нее корзинку, усадил на стул.
Отдышавшись, стряпуха едва выговорила:
– Ну, господин Артакс, я чуть не обмочилась со страху. Чего ж вы с мечом-то сразу?
– Не ждал я гостей, – хмыкнул я, убирая оружие. Наливая воды, заметил: – Ты, голубушка, хотя бы постучала вначале.
Отпаиваясь, кухарка только трясла головой. Придя в себя, сказала с упреком:
– У нас никакие двери не запирали. Я в господские комнаты входила без стука.
– И в спальню хозяйскую? – усмехнулся я.
Но Курдулу было не так-то легко смутить.
– Добрые люди по ночам спать должны, а не по комнатам шастать, – отбрила стряпуха. Подумав, хмыкнула: – Но коли новый хозяин стучать прикажет – будем стучать.
– И на том спасибо, – буркнул я. Потом спохватился: – А ты чего пришла ни свет, ни заря?
– Так вы, господин Артакс, мне вроде проверку решили учинить, – презрительно усмехнулась кухарка. – Спросили – мол, умею ли я печенку готовить. Пробуйте – паштет печеночный, тут у меня – лепешки из гусиной печенки, с луком и специями, тут – простая печенка, с бобами, а здесь – в луковой подливке…
Курдула принялась выгружать из корзинки миски и плошки, расставляя их на гостиничном столике.
– Пробуйте-пробуйте, господин Артакс, – приговаривала стряпуха. – Я вам и ложку принесла и хлебушка свежего, горячий еще…
От ароматов голова шла кругом. Я бы готов наброситься на все это великолепие, но вспомнил, что не мешало бы привести себя в порядок.
– Все у тебя замечательно, но ты подожди, мне бы умыться, да и все прочее.
– Да не стесняйтесь вы, господин Артакс, – усмехнулась кухарка. – Я уже старуха старая. Что я, мужиков в кальсонах не видела? Хошь нагишом ходите, ничего интересного не увижу. Уж, насмотрелась я на вашего брата, пока молодой-то была. Могу горшок ночной подержать, если нужно. Мне не трудно, а вам удобнее будет…
– Помоги-ка умыться, – пресек я словоизвержение кухарки, стаскивая ночную рубаху. – Бери кувшин и лей на руки.
– А чего это вы господин Артакс мыться решили? – удивилась женщина. – Вроде, чистый вы. Вода-то в городе дорогая, чё тратиться-то? Кувшин целый пфенниг стоит! Подождите до усадьбы, там колодец есть.
– Ты лей, да не блей! – рыкнул я на рачительную кухарку. – Ты деньги в своем кошельке считай, а я со своими сам разберусь. И на спину плесни…
Курдула притихла, взяла кувшин и принялась поливать. Ничего не сказала, но по молчанию было понятно, что она думает новом хозяине. И, вроде бы, не нарочно, залила мне воды ниже поясницы…
Пока умывался, слегка посетовал на самого себя. На первый взгляд, кухарка мне показалась женщиной рассудительной и не склонной к поучительству. Обычно, первое впечатление о человеке оказывалось правильным, а вот, поди же ты.
Покончив с утренним туалетом, сел завтракать. М-да, готовила Курдула божественно. Пожалуй, поварское искусство компенсирует ее длинный язык.
– Замечательно! Отлично, – нахваливал я, уплетая за обе щеки.
– Ну что, прошла я испытание? – хмыкнула кухарка.
– Могу диплом выписать! – пообещал я. Окинув глазами миски-плошки, подумал, не съесть ли еще, но заприметил, что женщина украдкой глотает слюнки.
– Ты сама-то поела? – поинтересовался я и, не дожидаясь ответа, кивнул ей на ее же яства. – Помогай.
– Не приличествует простой служанке с господином есть, – строго заявила Курдула.
– Ты еще ко мне на работу не нанялась и жалованье не получала, – парировал я. – Считай, что в гости зашла. Давай-давай. Съешь, сколько сможешь, а остальное мужу отнесешь.