– Поставив крест на моей жизни, ты забываешь, что позволил проклясть и моих детей, которые не видели света, и не увидят никогда – продолжала бушевать она. Попыталась ослабить силу отцовских пальцев, но смысла в этом не было – позволь мне спокойно уйти, я не вернусь, как сделал это ты, клянусь, и меня ты не увидишь, больше никогда. Я за короткий промежуток, смогла смериться с неминуемой участью – она тяжело вздохнув, расслабила его пальцы, точнее, он позволил ей освободиться.
– Вон, все выйдите отсюда! – крикнул граф, взмахнув рукой.
– Аделия! – единственное, что успел крикнуть Икер, как его шустро взяли в охапку, и насильно вытолкали за пределы хрупкого домика.
– Ещё сопротивляется – закуривая произнёс Дериан, в его голосе пестрили нотки блаженства и удовольствия.
– Мы с тобой уже поговорили, и я не намерена выслушивать твои пьяные, вычурные истории, у меня больше нет ни сил, ни эмоций – Аделия откинув край занавески, взглянула в окно, толпа незнакомцев, окружала Бернардоса, угрюмо сидевшего на пне. Паттерсон, растерянно держал двух крупных собак, которые грозили сорваться.
– Не так быстро – отозвался граф, задёргивая окно – не надо перечить мне, я это очень как не люблю, можешь навести справки у своего любимого дядюшки – он широко распахнул, свои одурманенные зелёные глаза, и как бы ненароком продолжил – может ты вовсе и не моя дочь!
Аделия изъявила желание возмутиться, но её попытка была угнетена, поспешной ладонью отца, он, закрыв её губы, и шёпотом, фальшиво невинным и простодушным заговорил:
– Это я так шучу. Запомни, раз и навсегда. Ты дочь очень богатого и очень влиятельного человека, ты воспитанный и образованный человек, вспомни, я никогда, и ничего не заставлял тебя делать через силу – на мгновенье, он замолчал, провёл рукой по волосам, и с хитрой усмешкой, гораздо громче сказал – ищи себе под стать, а не подзаборных тюфяков. Он мужчина? Разве настоящие мужчины такие? Разве уважающий себя, кинется в ноги женщине? Аделия, ты не подумай, для меня карман на последнем месте.
– Я поняла, ты имеешь в виду мать?
– Да, ты догадлива, спору нет. Ну так вот, его жизнь, это не твоя, а чья-то чужая. То в твоей власти должен быть крепкий и волевой человек, не поддающийся на провокации, ни на какие, даже ваши женские хитрости не способны сломить нрав знающего себе цену мужчины.
– Но ведь мать смогла убить в тебе гордость! – воскликнула графиня, остановив свой взгляд на покрасневшей от удара щеке.
– Она её временно приглушила. Она очень хитра и коварна, хоть и молчалива и покорна. Сети её крепки, и временами, меня неумолимо тянет к ней. Так и должно быть – прикрикнул Дериан в порыве – так и должно быть! Попомни мои слова, клятву даю, что не раз их вспомнишь!
– Мне жаль тебя, ты несчастен и неисправим в своей безысходности, другим человеком, виделся мне на кухне. А ведь прошло чуть больше часа! – она натянуто улыбнулась, переведя взгляд на мушкет, поспешно спрятанный за поясом – для кого предназначена пуля? Там она всего лишь одна! Не с отпрыском ли своим хочешь свести счёты, что б, не мучилась, или с незаурядным испанцем, которого даже не знаешь? – Аделия, как бы виновато прикусила нижнюю губу, и как можно искренней прошептала, обняв осторожно за плечи отца – твой случайный поступок, мне открыл множество дверей, о которых я даже не знаю, но могу лишь догадываться. Но одно я знаю наверняка, там не будет хуже, чем здесь, возможно там меня ожидает выбор, которого, в этих стенах, у меня никогда не будет. А этот выстрел прибереги, настанут лучшие времена, они подскажут, как распорядиться этой игрушкой.
Молчание воцарилось, не то, томящее и тяжёлое, а воздушное и лёгкое, сердце дышало облегчением, лёгкие, жадно и учащённо требовали всё новых и новых порций кислорода, не хотелось, ни ему, ни ей, нарушать приятные, минуты тишины. Аделия обессилев, опустилась на стул, её слух резал бег подвижных стрелок, деревянных часов, никогда, он не казался ей таким громким. Деревянный пол, лениво и неохотно скрипел под ногами, слегка покачивающегося графа, который уйдя в раздумья, устремил свой взгляд на такую же ушедшую, в серые думы, графиню Монтескьери. Мысли его были хаотичны, он не мог уцепиться за что-то определённое. Он, теребя свой кожаный плащ, пытался прорезать его ногтём, доказывая о весьма негативном рое кишащих страстей, в застывшей, неподвижной голове. Чёрная рубашка была частично расстёгнута, его грудь, словно в такт спешащей стрелке, тяжело вздымалась. Продолговатый, ставший синюшным шрам, протянулся с плеча, и скрылся под дрожащей от сердечной дрожи, мрачной одеждой. Дериан забыл о своём обычае, прятать его, он очень не любил, когда вопрошающие взгляды, изнывали от любопытства, заметя на груди, подозрительный след. Лишь немногие знали, что заработал его, из добрых побуждений, попыткой защитить брата, от грязных слов и позора, коим сеяли злые языки. Отдыхая в пивной, в компании весёлых и шумных ребят, он совершенно случайно услышал, как за его спиной, громкие, пьяные голоса обсуждали первых лиц Лондона, и близлежащих поместий. Дериан, даже стерпел, смелые мысли незнакомцев в свой адрес, но когда, до его ушей долетело уничижение добряка Лансере, что он слабовольный трус, графа это неистово оскорбило. Он пустил в ход свою силу, но противник, осознав, что не сможет отбиться, избрал лёгкий путь, достав из сапога искривлённый нож. И графа это не остановило, он искушённый злобой на косноязычных бездельников, продолжал крушить и терзать, их пустые и грязные тела.
– Отец, всё будет хорошо, не смотря ни на что, я не смогу возненавидеть тебя – источая искреннюю доброжелательность прошептала Аделия, повторно обняв и положив дрожащую ладонь на его оголённую грудь – я всегда хотела сблизиться с тобой, но ты отвергал меня, я проводила много времени с Лансере, потому что мне, очень не хватало тебя, вся нежность и любовь, которую я копила для тебя, теперь принадлежит ему, и это вполне справедливо – она прижалась щекой к его плечу, она ясно чувствовала, что этот разговор последний, и что больше, она не сможет ему открыться, так как разделит их время, надолго, на годы, а может и навсегда, её пугала такая уверенность, и обманывая себя, продолжила – будет угодно судьбе, мы свидимся, но пока что, прости, я не хочу видеть тебя – закрывая лицо руками, зарыдав, покинула пределы лесничего убежища, и скрылась, в толще деревьев, убегая от всех, от себя.
Аделия бежала очень долго, ей почему-то казалось, что скорость гасит дикую боль и обиду. Сорвав с себя золотой медальон, подаренный отцом, в дар произнесённым первым словам, бросила его в недра глубокого оврага, нисколько не пожалев об этом. Она пыталась догнать уходящую веру, к сожалению, ушедшую слишком далеко, что даже окрик, не смог бы повернуть её головы.
Ветви деревьев, неумолимо царапали белоснежную и нежную кожу, камни и прогнившие пни, сбивали ноги, заставляя останавливаться, и удержав равновесие следовать дальше. Скользкий мох, был вездесущ, и коварно стелясь, неоднократно ронял несчастную графиню. Но упорно и целенаправленно, она следовала дальше, не зная сама, куда спешит, и что ищет. Брошенная в объятья движения, не следя за дорогой, прорвалась сквозь толщу высокой травы. Наткнулась, на часть иссушенного старого дуба, который едва касался земли, и словно хмельной, поддавался едва уловимым порывам ветра, ей не составило труда повалить его, и вместе с ним, очутиться на краю, отвесного обрыва, уже имевшего тонкие ниточки трещин. Её забвение моментом рассеялось, и видя перед собой только крутой, резкий каменный спуск, уходящий вдаль, и сменяющийся макушками высоких деревьев, она в испуге попыталась вырваться, но острый корень, впившийся в завёрнутую в несколько слоёв нижнюю юбку, не позволял ей освободиться. Плачевно закончилась её попытка, разорвать придавленную ткань, усилия содрогали и крошили землю, трещины становились толще и шире. Аделия, уже слышала, как осколки грешной земли посыпались вниз, она крепко зажмурив глаза, ждала неминуемого падения. Старый дуб, уже наполовину, свисавший над пропастью, настойчиво тянул ее за собой. Она умоляюще взглянула на луну, вдохнув в себя её яркий и холодный свет. Хватило сил проститься с ней, распахивая объятия неизбежному полету.
Лучи полуденного солнца лениво прогревали сырую, покрытую лёгким туманом землю, широкие листья папоротника, насытившись ночной влагой, блаженно налившись жизнью, периодически вздрагивали от скопившейся на тыльной стороне росы. Празднично наряженная липа, понуро свесив свои ароматные, полупрозрачные серёжки, хотела настойчиво привлечь внимание одиноко стоящего каштана, она протягивала к нему свои ветви, словно руки, но он хмуро отвернувшись, тосковал о своём. Небольшие каменные ущелья, ещё сохраняли обрывки густого утреннего тумана, и своим полумраком, продолжали печальные настроения зародившего дня. Не смотря на выглянувшее солнце, впечатление о благополучии погоды было обманчивым, тёмно серые, почти чёрные тучи, с грязно-жёлтым оттенком, грозили в недалёком будущем основательно войти в свои права, они временами, заманив солнце, упивались полуночным мраком, покорившим землю.
Звонкий, игривый ручей, неугомонно и ловко сновал у подножий высокоствольных деревьев, он с детским задором и восторгом, струился по извилистому пути, который сам себе проложил, его крупные капли, сталкивались, и разбивались на тысячи сверкающих бриллиантов. Аделия повернула голову, и её лица коснулись бодрящие, ледяные, искры прохлады, она чувствовала, что пересохшие, солёные губы, не желали шевелиться, тогда протянув дрожащую руку, она зачерпнула немного воды, и поднесла, ближе, желая хотя бы окропить себя, но руки её не слушались, словно не она ими управляла. Тело изнывало, оно скованное тупой, разлитой болью, неподвижно покоилось, на одном из плоских камней, нередко встречающихся в этом лесу. Она вспоминая, о случившемся былой ночью, потрудилась объяснить себе все подробности, все мельчайшие моменты, и ситуацию происходящего в данный час. Никак не могла раскрыть для себя, что делает у ручья, если падение случилось гораздо дальше, гораздо севернее от возвышающегося замка. Единственное, чего она хотела, это покрепче закрыть глаза, и переместиться во вчерашнее утро, ещё спокойное и мирное, но казавшееся ей жестоким. Графиня силилась встать, ей эти попытки, никак не покорялись, опёршись руками об острые края камня, превозмогая жуткую боль, повторяла вновь и вновь, безутешные порывы. Она замерла, ей чётко послышался щелчок каблука, о скалистую, твёрдую поверхность. Краем глаза, уловила размытую тень, покоившуюся по правую руку от неё. Её охватила паника. Беспомощная, обездвиженная, в незнакомой части леса, в глубоком одиночестве, как забивалось её сердце! Аделия, испепелённая страхом, решительно, но очень медленно и осторожно, повернула голову, в сторону таинственной тени. Она удивлённо вскинула брови, и обескуражила саму себя, в лице закравшегося, придуманного собственным воображением чудовища, она не обнаружила. На таком же плоском камне, в ожидании, облокотясь о поваленное дерево, непринуждённо и раскованно, периодически постукивая каблуком, восседал интеллигентный мужчина, уже знакомый ей ранее, как сказочный гость, подаривший, притягательную улыбку и касание руки. Он молчал, оценивающе, и внимательно глядя на Аделию. Его, чуть вытянутое, бледное лицо, было неподвижно. Изящные, чувственные, дарящие ему грациозность и соблазнительность, тоненькие, усики, обрамляющие верхнюю губу, и бородка, эти атрибуты элегантности идеально подчёркивали, его внутреннюю грацию и спокойствие. Французские черты, имеющие какой-то особенный характер, наполнили его всего. Он, ожидая расспросов, гулко стучал пальцами по сухой древесине, запрокидывал голову назад, разрешая, густым, тёмным, и волнующимся волосам, слиться в беспорядке.
– Я Вас помню – улыбнувшись сказала Аделия – значит Вы не сон.
Незнакомец, не спешил с ответом, он выдержал длительную паузу, и спокойно, как можно тише сказал.
– Да, к сожалению я реален.
– К сожалению? – переспросила графиня, и с трудом, но смогла заставить свои ноги, опуститься на землю.
Проигнорировав вопрос, он не торопясь встал и подошел к Аделии.
– Я не сомневаюсь, в твоей щедрости, но так, будь добра, больше, не поступай – он протянул ей золотой кулон, тот самый, отправленный на дно оврага.
Зажав его в замешательстве в ладони, задумчиво и печально, спросила:
– Кто Вы такой? Откуда?
В своём обычаи он не торопился с ответом. Красивой и ровной походкой, вернулся к своему прежнему месту. Казалось, что он не слышал вопроса, неохотно, но всё же ответил:
– Джеррард Фурье. Думаю, тебе не стоит пояснять, в чём состоит моя обязанность.
– Я могу лишь догадываться, я знаю совсем немного!
– Этого вполне хватит. Пока.
– Думаю, мне станет спокойней, если подскажете…
– Подскажешь – перебил её Фурье, подняв глаза к небу.
– Если подскажешь – Аделия смущённо остановилась, и не решаясь продолжить, окончательно замолчала, отворачиваясь к ручью.
– Как ты оказалась здесь – закончил её мысль мужчина, и пронзительно взглянул на неё. Аделия от жуткого взгляда сжалась, и почувствовала, острую сердечную боль.
– Смирись с этим – говорил он, видя, что по лицу её текут слёзы, а сама она судорожно прижала руки к груди – не позволяй боли, взять верх над тобой.
– Это всё расплата, за отцовские слабости – пытаясь набрать как можно больше кислорода, спросила она – и я так предполагаю, это только начало. Начало конца?
– Нет Аделия, долг отдавать будешь позже.
– Скажи, пожалуйста, Джеррард, почему я не умерла этой ночью?
– Потому что я, этого не допустил.
Губы Аделии искривились в непонятном припадке, она задрожала всем телом. Она больше не пыталась успокоить сердце, она пыталась понять произнесённые слова. Дрожь не прекращалась, и похоже, что только усиливалась, её сознание было смертельно ранено, и душу, она не чувствовала, слишком пусто было внутри, одиноко, не слышала тонкий и преданный голос, он умер.
– И что теперь? – безнадёжно и холодно, спросила она.
– Ровным счётом, ничего. Борись.
– С кем?
– С собой.
– Я не смогу. Я слишком слабая. Мне очень страшно.
– Никогда не произноси эти слова. Для тебя, их просто не должно существовать.
– Зачем мне эти правила? Не на войну же мне дорога! – немного успокоившись воскликнула она.
– Именно туда.
– Я ни на кого зла не держу, и на меня думаю тоже.
– Ты ошибаешься.
– В чём? – нахмурилась она. Но видя, что собеседник, явно не слушает её, продолжила – возможно, и верно, что, я остаюсь в неведении, так наверно и должно быть. Мне понятно, что ожидает меня что-то постороннее, из списка вон выходящее. Я хочу знать, как мне быть?
– Время не имеет привычки ждать. Вопросы будешь задавать не мне, тебя ожидают другие попечители, у них и поинтересуешься. А теперь, поднимайся, я тебя провожу.
– В таком непристойном виде? – изумилась графиня, озираясь и осматривая себя вокруг.
Платье действительно, превратилось в лохмотья, корсет, единственное, что относительно уцелело, он немного перекосился, и угрожал сползти вниз. Монтескьери, в ужасе заметила, что ноги её, оказались открытыми. Чуть выше колена заканчивался, её шикарный, бывший когда-то белоснежным наряд
– Что же это такое?! – воскликнула она, примерив на себя, любопытный взгляд Фурье.
– Я думал, тебя волнуют проблемы поважнее! – невозмутимо сказал он, бережно взяв её за руку. Его изящные, длинные пальцы, обхватили ладонь графини, словно это было не в первый раз, словно она чувствовала что-то подобное уже – пойдём со мной, и не стыдись своих босых ног, ступай спокойно.
Аделии была приятна его компания, ей казалось, что этот незнакомец, был тем человеком, о котором думаешь, тепло и нежно, с самого первого взгляда, и позже, уже не меняешь о нем мнение. Однозначно, он располагал к себе, обладая скрытым магнетизмом. Недаром, Аделия сама, того не желая, лишний раз прижималась к его высокому плечу, засматривалась на утончённый профиль, и в смятении, доказывала себе, что это случайность. А он, это прекрасно видел, да что говорить, он с уверенностью знал о внутренних смятениях. Ему было, безоговорочно не меньше тридцати, или с лишком больше. Терзало любопытство её, она была поглощена им, и только им, понимая это, пыталась отвлечься, но не могла.