– Ты обладаешь гипнозом? – напрямую, без стеснения спросила она.
– Никогда не задумывался об этом – не меняя маску безразличия отозвался он.
– А ты сможешь раскрыть мои мысли? – не унималась Аделия.
– Если только захочу.
– А ты…
– Больше никаких вопросов – воскликнул рассердившись он. Аделия ликовала, она добилась эмоциональной перемены в его лице. Он взял её за плечи, и склонившись над ухом, предельно ласково прошептал – я не должен быть здесь сейчас, мой статус слишком высок для этого. Я не должен был тебе помогать, ни тогда, ни сегодня ночью, так не было предписано! Я не должен сейчас, разговаривать с тобой, и обнимать тебя! Так не должно быть – он замолчал, и горячим дыханием скользнул по её щеке – всё это недопустимо, всё это наказуемо, но всё это неудержимо… – Фурье, практически коснулся застывших губ графини, но резко отстранившись от неё, нервно заговорил – забудь, слышишь, забудь. Мимолётная слабость, прости, лорд Монферан был действительно прав, ты являешь собой некую тёплую силу.
Растеряно собирался он с мыслями. Ему было стыдно за свой поступок, он клял себя, ненавидел. Затем, словно сменив лицо, воспрял прежним, сдержанным, немногословным и всё той же, притягательной и грациозной натурой. Долго не решался повторно коснуться её руки, он замедлил решительное движение, и поспешно сжал ее ладонь. Никто не проронил не слова, они шли молча, погрузились в размышленья.
Не просто было Фурье, человеку открывшему для себя свет в её лице, потушить его, как долго он искала себе свечу, что бы светила, согревала, не гасла, Монтескьери была для него таковой, но он слишком поздно вспомнил, что оступился, очень жестоко и безвозвратно, она несла на плечах, свою судьбу, свои слёзы и улыбки, имела ограниченный круг людей, но среди этих людей, он не находил себя. В момент, и жизнь текла бы по другому, её жизнь, а точнее, её бы и не было вовсе, если бы не вмешалась его интеллигентная сущность. Фурье имел смелые цели, которые, с помощью неё, с лёгкостью бы совершил, но он пока остановился, бросил открытыми, запертые двери, и отошёл в тень, приняв решение, пока не совсем поздно. Хотя, он и осознавал, что не в праве так поступать, навязывать свой интерес, который был на протяжении долгих лет накоплен в избытке, и переполнял его, возжелая осуществиться.
Аделия больше не пыталась украдкой взглянуть на него, мистическая волна притяжения растворилась, словно её и не было вовсе. Всё исчезло, и ей тоже стало стыдно за себя, за доступность, навязчивость, мысли, которые в порыве забвения, были ей не подвластны. Её сердце радостно заколотилось, она открыто и широко улыбнулась, всматриваясь в полупрозрачные черты своего каменного дворца, горделивую, золочёную крышу часовни, плывущий по тёмным облакам флаг на главной башне. Но окунувшись в мутное сознание, разлились кровью по всему телу скорбь, опустошение, гибель.
– Хочу дальше пойти одна – отшатнувшись от Фурье сказала она.
– Я понимаю.
– Не знаю, Джеррард, благодарить мне тебя или клясть, ты подарил мне частичку себя, вернув в этот мир, но мне стало тяжелей, чем было – взволнованно звучал голос Аделии – быть в долгу, очень трудно, особенно, когда этот долг жизнь. Я обязана тебе всем, ты был со мной всегда. Время покажет, и мы с тобой сочтёмся. Спасибо за заботу. Я повзрослела, Джеррард, мне теперь не семнадцать, мне гораздо больше.
– Надеюсь, Аделия. Бойся не войны, она поспешна, многогранна, так что ты легко найдёшь выход, ты справишься. Не ассоциируй с этим словом – оружия и сражения, у неё другой смысл – психологический, риторический… Бойся совершенно другого, именно это может сломить тебя – рассудительно, обучал Фурье, ошибочно забегая вперёд – а теперь, тебе надо спешить, Лансере не в силах подавить свою печаль, он обеспокоен твоим отсутствием, будь помягче с Икером, он несчастен…
– А отец? – спрятав понурый взгляд, спросила она.
– Он не верит, Аделия…не верит, что ты решишься уйти – машинально, повторив её взгляд, ответил Фурье – тебя ждёт Лансере, он позаботиться о тебе.
– Спасибо – скорбно и холодно отозвалась Аделия – я хочу насладиться последними днями пребывания в родных стенах. Не говорю тебе – прощай, до встречи…
Аделия не ответила, на его скупую улыбку, она бесчувственно побрела вперёд, не разбирая дороги, всё рухнуло, не успев начаться, всё померкло и стало бесцветным. Казалось, дальше только хаос, непроглядный и жуткий, а те слова, которые она говорила отцу, в порыве гнева, что теплеет надежда, что брезжит новая жизнь, были угнетены, страхом и тревогой. Становилось тоскливее от мысли, что в мутном одиночестве и грусти, придётся преодолеть не одну милю. Не видеть земли, а созерцать только небо и океан, безбрежный, далёкий, её страшило неизведанное. Хотя, ею прочитано было немало книг, и обучалась у лучших учителей, которых частенько настойчиво просила, рассказать, о жизни вне замка. Немного насторожившись, и нахмурив лоб, начинали скромно, затем разгорячено ведали, о городской суете, людных и грязных рынках, не менее шумных пристанях, кишащих торговцами, моряками, визгливыми лавочницами, и бездонным количеством нищих и попрошаек. Графиня была лишена возможности покидать поместье, и ей всегда хотелось узнать почему, но теперь, ощущая близкую потерю, мечтала вернуть, всё как было, и не рваться, не спешить никуда, не задумываться о том, что всё, к чему так привыкла, придётся оставить, и родиться заново.
Графиня, нисколько не удивилась, появлению Лансере у главных ворот, который сумасшедше ринулся ей на встречу. Посеревший и печальный, за ним поспешно следовал Икер. Они оба, как сговорившись, взяли Аделию под руки, и перебивая друг друга, пытались выведать о случившемся. Как им было больно слышать молчание. Не наблюдалось ни порыва эмоции, ни малейшего жеста у потерянной графини, просто холодное безразличие, именуемое острой реакцией на стресс. Так же, и все последующие дни, просуществовала в своём собственном мире, затворническом и одиноком. Она боялась слов, улыбок, общения, избегала всех, и запираясь в комнате, желала зарыдать, но не могла, слёзы высохли, даже они, её вечные спутники, покинули её. Силились помочь ей, но, отвергнутые, отступали. Лансере, пытался занять её разговорами, но тщетно, измученный стараниями, возвращался к подготовке в путешествие, расстроенный и убитый.
Оставались считанные дни, до отправления. Время, спешившее ранее, остановилось, оно издевалось над терпением юной графини, оно вытягивало последние нити надежды, превращаясь в звонкую струну, содрогающую, каждый островок, убитого создания. Графиня отчётливо слышала стоны и рыдания несчастных сестёр. Они истерически молили Лансере остаться, их тревожила дорога, неуютная, опасная, полная неудобств и лишений. Не найти слов, какими бы можно было описать метания Лансере, его страшили слёзы дочерей, они его доводили до отчаяния. Не заладилось общение с капитаном, который предложил не малую сумму за свои услуги. Лансере самовольно, полагаясь на помощь хороших знакомых, выбирал моряков, он очень утомился, его извели неглубокие познания в морском деле, он не знал критериев, рамок, на какие нужно было опираться. Его можно было понять, он хотел всего самого лучшего, он пытался все нюансы предугадать, свести к минимуму, он считал, что если сам займётся всем объёмом намеченной деятельности, то можно вздохнуть с облегчением, и отправиться в путь. Его окружение состояло в основном, из таких же добряков, поэтому, помощь ему была оказана серьёзная, качественная, капитальная. И Лансере, увлечённый и ушедший в суету, просто напросто удивлялся себе, как у него, всё так складно получается, он совершенно не обращал внимания на рой теней, подающих знаки и сигналы, ведущие его, а ведь в роли этих теней и были, те верные и преданные дружбе люди.
Сменился ещё один день тёмной и жуткой ночью, не было звёзд, тучи наглухо запрятали луну, даже её свет, порой навящевый и настырный, обессилев, молчал, не пытаясь сопротивляться, он просто устал, за столько светлых, озаряемых холодным светом ночей.
Аделия молчаливо пересчитывала часы, уже какой раз, изматывая себя, и ей это не надоело, даже похоже нравилось, быть увлечённой хоть чем-то. Думать о чём угодно, только не о последней встрече, судьбоносной для неё встрече, с загадочным незнакомцем, который должен стать для неё всем. Тихий шорох за дверью смутил её, недовольно ожидала появления Икера или Лансере на пороге, но нет, её посетил, нежданный гость, с не меньшей трагичностью на лице, с побледневшими и холодными руками, которые нежно и ласково коснулись её, но почему-то не так как раньше, не было трепета и покорности.
– Мне очень жаль, что всё так получается, мне очень тяжело, дитя моё, я не могу не думать о плохом. Твой отец снова пропал, и мне кажется, что причиной является, не та привычка, о которой мы никогда не забудем.
– Прости меня мама, но я ничего не смогу тебе рассказать – Аделия подняла глаза, и недоверчиво взглянула на мать, которая плотно закутавшись в тёмную накидку, ожидала ответа – прекрасно понимаю, что чувствуешь неладное, и так возможно и есть, пускай отец потрудиться объяснить тебе, в чём дело, уж он-то точно знает.
Аделия неохотно встала с кровати, и ненароком зацепив мать, поспешила выйти.
– Твоя привычка уходить мне уже знакома, вот только сейчас, это совершенно лишённый смысла поступок – строго произнесла Ариана, повернув голову в сторону уходящей Аделии – вернись пожалуйста обратно.
Ариана, спокойный и уравновешенный человек, имеющий способность, управлять своими эмоциями и чувствами, на редкость была строга, и холодна в разговоре. Она терпеливо ждала повиновения своей дочери, которая с глубоким вздохом недовольства, вернулась на своё прежнее место. Аделия, подобно матери, тесно укуталась, но только в тёплое одеяло, казавшееся ей замечательной крепостью.
– Нет, я не прошу тебя раскрыть все секреты и тайны, это уже лично твоё дело, и твоё право. Я понимаю, что Лансере для тебя, гораздо ближе меня, и сердце твоё раскрыто только для него. Я благодарна ему, что в своём лице, он позволил увидеть отца, которого всегда тебе не хватало.
Ариана замолчала. Было очевидно, что говорит она с трудом, ей было тяжело находить в себе силы для разговора. Ей казалось, что объясняется она не перед дочерью, а перед мужем, которого сильно боялась, но и с не меньшей силой любила. Аделия чувствовала страх, замаскированный под строгость и холодность, она явно видела, что мать теряется и выворачивает себя наизнанку.
– Вот видишь – начала Аделия, выныривая из своего убежища – твой ложный страх напрасен, и нет в нём никакого смысла. Ты уверена в Лансере, значит, всё будет в порядке, так как он едет с нами, он позаботиться о нас всех, ведь глупо сомневаться!
– Да, ты права – задумавшись ответила Ариана. На её круглом лице появилась улыбка, правильные черты её доброго и женственного лица проступили чётче, но мгновение спустя, стёрлись трагичностью душевных метаний.
– Отец очень любит тебя, и я это знаю. Ты должна простить его за всё и пожалеть, пойми, сейчас, в данное время, он заслуживает этого. Он уехал из-за меня, как только я покину стены этого замка, он вернётся к тебе. Прости меня, ещё раз прости, я и так слишком много тебе рассказала – Аделия откинула одеяло, и осторожно подошла к матери – мы же с тобой не прощаемся, я вернусь к тебе, обещаю.
– Не говори так – Ариана как можно крепче обняла дочь, покрывая поцелуями её лицо – такое чувство, что хочешь покинуть меня навсегда.
– Материнское сердце не обманешь, как и не обманешь себя – Аделия чувствовала, что не может подарить ответных слёз, и крепко прижав Ариану к себе, добавила – прошу, забудь сегодняшнюю ночь, а вспомни те счастливые времена, когда мы собирались тесным кругом у камина в гостиной, вспомни, как нам было хорошо тогда. Пускай это сохранит твоя память, но не этот прощальный траур.
– Да, да, не хочу с тобой спорить, ведь ты истинно права – сказала Ариана Монтескьери дочери, поправляя ее длинные тёмные волосы, имевшие чуть заметные остатки локонов – не слушай никого, не верь незнакомцам, оставайся покорной лишь себе. Не приручай никого, и главное не приручайся сама!
Слова Арианы резали как нож, они были просты и правильны, они излагали суть. Не понять их было невозможно, а поняв, становилось до трагизма плохо. Как часто Аделия с Арианой вели подобные жизненные беседы, сколько было оговорено о любви, о ненависти, о душевных метаниях и насущных проблемах. Даже порой приводились примеры из их семейной ячейки, но всё это вдруг померкло, и выдвинуло на первый план коварные и смелые слова, отражающие реальность.
– Ты узнаешь много нового, совершенно неизведанного, которое не было знакомо тебе никогда раньше. Я знаю, что жизнь это не только изобилие шелков и бриллиантов, это и полный крах, безденежье, нищета. Всё это я прошла, выжив в том, другом мире, и познав все его причуды и кошмары, теперь я здесь, благодаря твоему отцу, и обрела счастье – Ариана остановилась, уловив чуть скользнувшую ухмылку и удивление в лице дочери, нет, она не вторила лжи, и не приукрашивала, она просто недоговорила.
– Счастье? – переспросила Аделия, попятившись обратно к кровати.
– Да, да и ещё бесконечное да – воскликнула Ариана. Она обернулась на красочный портрет, запечатлевший ее, с крошечным ребёнком на руках, а рядом он, Дериан, любовь всей её жизни, с неизменным безразличием и прохладой, в насупленном и серьёзном лице – Аделия, девочка моя любимая, меня он свёл сума, своим умением расположить к себе. Сейчас, всё совершенно по-другому, не так как было тогда. Прошу, послушай. Я работала в трактире, хороший знакомый отца предложил мне там местечко служанки, я согласилась, деваться было некуда, выжить на выручку от продажи сухофруктов и овощей было бы трудно. Прошло не больше недели, как этот безобразный и мерзкий тип стал проявлять ко мне, наглые, и до жути грубые знаки внимания. Я сопротивлялась, как могла, молила его успокоиться, на время он затих, я уж понадеялась, что всё улажено. Но нет. В один из будних дней, посетителей было очень мало, и не удивительно, что это небольшое количество людей было пьяно. Я спешила к отцу, протирая последнюю посуду, он меня ждал. Вдруг я услышала крик хозяина, крик сменился душераздирающей песней, затем, быстрые шаги торопливо приблизились ко мне, мне стало страшно, очень! Только позже осознала что произошло. Рядом со мной, держа в своих ладонях мои руки, совсем так же как сейчас держу твои, был он, Дериан Монтескьери. Он стоял на одном из колен, словно просил мои руку и сердце. За его спиной, распластанный и неплохо поколоченный лежал этот грубый мерзавец. Знаешь Аделия, в этих зелёных боевых глазах я прочитала судьбу, и это было действительно так. Это был последний день моего нахождения в этом заведении. Он сказал мне «пошли», и потянув за собой повёл меня в неизведанное. Да Аделия, это словно сказка, я до сих пор удивляюсь. Сказал, что видел меня раньше, а ведь я его совсем не замечала, оказывается поэтому, он стал частым гостем пивной. Он снял для нас дорогую и роскошную комнату, с превосходным обслуживанием, с интерьером, которого мои глаза и не посмели представить. Приобрёл для меня невообразимое количество нарядов, парфюма, даже нанял личную служанку. Дериан, не раскрывался о себе, говорил отвлечённо и поверхностно. Мы прожили там около полугода, и жили верно и больше, если бы в один из дней, я не заставила поверить себе, что ожидаю новой жизни.