– Я думаю это возможно… но – как это доказать?! – глаза Бокуна заблестели.
– Мартин утверждает, что с помощью сущности, которую он придумал и назвал «Фантом Джи», может проникнуть в любую точку Вселенной и потом рассказать о том, что там происходит.
– И что же «Фантом» рассказал о шаманском «бункере»?
– «Фантом Джи», пролетев от центра Вселенной, находящейся в «бункере», макроскопические расстояния между галактиками, достиг бы такой точки, где мир «бункера» связан с другим – внешним миром.
– Каким образом?
– Допустим, из одной сферы в другую ведёт некая горловина…
– Так-так – Бокун потеребил пальцами мочку уха.
– «Фантом», вылетев из этой горловины, обнаруживает удивительную вещь – снаружи Вселенная «бункера» представляет собой простой металлический шарик!
На пять долгих минут в кабинете майора Бокуна воцарилась гробовая тишина. Майор положил ладони на колени и склонил голову на грудь. Было видно, что он о чём-то напряжённо думает. Александр Михайлович, воспользовавшись паузой, налил себе в стакан холодного чая и, сделав добрый глоток, уставился в свежепобеленный потолок. Наконец Бокун выдвинул нижний ящик стола и достал оттуда… синий блокнот Александра Михайловича!
– То, что вы рассказали, крайне занятно, но мне бы хотелось поговорить ещё кое о чём – произнёс Бокун.
– Как попал сюда мой блокнот?! Вы не имеете права! – начал было Александр Михайлович.
– Имеем, вы же прекрасно это знаете – Бокун сделал останавливающий жест рукой – вы посидите спокойно и послушайте, а я вам кое-что зачитаю.
– Да, возражать вам в данном случае смерти подобно – удрученно проговорил Александр Михайлович и закурил папиросу.
Бокун перелистал страницы блокнота, почесал переносицу и начал читать:
– «Человек может выделять свое астральное тело и путешествовать в нем к любому пункту на земле, причем, опытные оккультисты при наличии благоприятных обстоятельств могут делать это по своему желанию»…
Бокун прервал чтение, взглянул на спокойное лицо Александра Михаиловича и продолжил:
– Весь текст перечитывать не буду, лишь позволю себе процитировать короткую заметочку на полях: «Каждый человек может развить в себе способность к выходу из физического тела. Выходы, происходящие непроизвольно, бывают спровоцированы тяжёлыми травмами, чрезмерными дозами анестезии при проведениях операций, употребления различных видов наркотиков и глубокого расслабления под влиянием гипноза».
– Вышесказанное не даёт покоя многоуважаемому оппоненту?
– Да. А вы, кстати, готовы пойти на эксперимент? Готовы выйти из своего тела и отправиться в неизвестность?
– Готов! – ни секунду не колеблясь, ответил Александр Михайлович, – а вы можете это сделать?
– Этого, дорогой, я и сам вам сказать не могу – хитро прищурился Бокун – вас должно обрадовать только одно…
– Что же? – удивился Александр Михайлович.
– Я постараюсь всегда быть рядом с вами.
– Вы тоже хотите участвовать в эксперименте?!
– Да, хочу, так сказать испытать всё на своей шкуре. Хочу научиться читать мысли противника на расстоянии, выходить в астрал, в пространство и время, и вести там войну с врагами нашего государства, посредством одного только взгляда снимать информацию с человеческого мозга – цели великие, не правда ли, Александр Михайлович?
– Действительно, но при чем тут шаманские сокровища?
– Ну-у, дурака-то строить не надо, вам это совершенно не идет. Вы прекрасно понимаете, что шаманские практики могут приблизить нас к цели, и очень существенно. А сокровища – это так, «крыша». Хотя, лишние деньги нашему государству не помешают.
– Даже если они политы кровью ни в чем не повинных людей?
– Да, Александр Михайлович, и еще раз – да! А ни в чем не повинных людей, как вы изволили выразиться, в природе не существует. Вот так. Я просто уверен, что все составляющие человеческой жизни находятся в постоянном равновесии. Если кто-то двигается в данный момент на север, то, определённо, кто-то двигается и на юг. По такому же принципу уравновешивается и система «Добро-Зло».
– Как? Расстрелами?!
– Отнюдь. Вы, Александр Михайлович, по сути своей философ и должны понимать, что всякое зло содержит в себе определённое количество невыявленного добра, равно как и само добро содержит в себе определённое количество невыявленного зла. В каждом из нас любовь к жизни и желание продолжить свой род сосуществует одновременно с жестокой и разрушительной агрессией.
Бокун замолчал, устало подпер рукой подбородок и внимательно посмотрел в глаза Александру Михайловичу. Соловьев взгляд этот тяжелый выдержал, а потом уже сам пошел в атаку.
– В человеческой психике есть один аспект – это архетип власти, который принимает участие в создании нашего мира. Если не будет этой воли, человечество непременно ожидает гибель. Но – когда воля к власти находится в балансе с некими положительными энергиями, она создаёт новую цивилизацию…
– Допустим, что равновесие нарушено. Что тогда?
– Тогда цунами отрицательной энергии данного архетипа сносит на пути всё живое!
– К чему вы клоните, Александр Михайлович? Вы против режима Советской власти?
– Вы прекрасно меня понимаете, Сергей Анатольевич. Ведь вы сами видите, что обыкновенная человеческая осторожность развивается сейчас у каждого первого в манию преследования!
– Вы говорите о нашем государстве?
– Да. О государстве, которое превратилось в огромную по своим размерам тюрьму, в котором вместо обучения присутствует муштра и зубрежка, а контроль за каждым жителем государства становится диктатурой! Мы теряем связь с положительной энергией, которая изначально живёт внутри нас самих, а вместе с ней мы утрачиваем способность сознательно что-либо выбирать! А ведь человек – это, как вы знаете, есть душа, которая способна выбирать свои, именно свои, а не навязанные ей кем-то пути!
– А не кажется ли вам, уважаемый, что на протяжении тысячелетий все властители защищают свои властные структуры и давят одиночек, которые идут своими путями, игнорируя приказы официальных чиновничьих аппаратов? И вообще – вся человеческая история – это история борьбы между тотальным контролем и потребностью изменяться и открывать что-то новое. Всегда, вы слышите, всегда любая государственная система поддерживалась и будет поддерживаться насильственными методами!
– А как же ваше древнее общество, проповедующее коммунизм, равенство и братство?
– Именно из-за этой политики оно в настоящее время почти уничтожено.
– Интересно, вы значит тоже против Советской системы? Вы, человек, который поставлен для того, чтобы охранять всё «завоёванное народом»?
– Однако, вы каверза, Александр Михайлович! Такие, как вы, держат власти в подсознательном страхе, перед разрушением всего привычного, известного и безопасного. А страх этот может вылиться в обыкновенное убийство: «Нет человека – нет проблем». Вероятно, слышали эту знаменитую фразу?
– Слышал и не раз – угрюмо ответил Александр Михайлович.
– Вот и славно. Я вас не для того с постели в четыре утра поднял, чтобы к стенке потом поставить. Мне нужен живой и здоровый Александр Михайлович Соловьёв, и я надеюсь на долгое и плодотворное с вами сотрудничество. Вы мне ничего не говорили, а я ничего не слышал. Договорились?
– Да – тихо выдохнул Соловьев.
– Отлично. Вам сутки на сборы. Возьмите с собой самое необходимое. Говорить кому-либо о вашей миссии не надо. Полетите завтра вечером с военного аэродрома, там же и с напарником своим познакомитесь.
Соловьев удивленно поднял брови.
– Мне непонятна такая спешка, Сергей Анатольевич.
Бокун ухмыльнулся, и его лицо превратилось в маску, изрезанную шрамами жизненных испытаний и невзгод.
– Это не спешка, Александр Михайлович. Спешка происходит при ловле блох и при прелюбодеянии с чужой женой, а у нас – быстрота и натиск!
Бокун протянул Соловьеву руку, Александр Михайлович нехотя пожал ее, повернулся и направился к выходу. «За вами, естественно, заедут» – услышал он, уже выходя, хрипловатый голос начальника спецотдела.
Когда Соловьёв покинул кабинет, Бокун запер дверь на замок, уселся в кресло и, нашарив под толстой столешницей потайной рычажок, выдвинул из стола небольшой металлический сейф с кодовым замком. Он набрал, известный только ему код, открыл крышку сейфа и достал оттуда коробочку из эбенового дерева. Положив коробочку на стол, Бокун открыл крышку – внутри, на выстеленном красным бархатом дне, лежал «бункер» – металлический шарик с проточенными в нём глубокими насечками, образовывающими сложный геометрический узор! Майор посмотрел на «бункер» и вспомнил, как в недалёком 1930 году один из членов АН СССР имел неосторожность читать студентам МГУ лекцию на тему «Пространство и время». В лекции той было упомянуто и о фантастических путешествиях в прошлое и будущее. В качестве доказательства лектор продемонстрировал студентам небольшой шарик из блестящего металла. На следующий день после этой лекции академик внезапно скончался у себя в кабинете от сердечного приступа, а «бункер» и толстая рукопись об исследованиях перекочевали в сейф Бокуна. Так майор получил бесценные знания и первый артефакт.
Бокун задумчиво повертел шарик в руке, разглядывая непонятный узор, затем положил его обратно в коробочку, а коробочку спрятал в сейф. Немного погодя он поднял телефонную трубку и вызвал к себе Льва Юльевича Плоткина.
Лева Плоткин был связан с Бокуном тайными узами ещё с 1925 года, когда он под именем Аль Газали командовал взводом эмирской гвардии в Афганистане. Свою командную деятельность Лёва «Аль Газали» совмещал с разведывательной. В январе 1929 года Лёва покинул Кабул, занятый повстанцами Бачаи-Сакао. В Советский Союз он попал только в апреле того же года с уцелевшими бойцами из отряда Рагиб-бея – Примакова* (Виталий Маркович Примаков – советский военный атташе в Турменистане, командир отряда, вторгнувшегося на территорию Афганистана 14 апреля 1929 года «для оказания помощи братскому народу»).
Лёва был отличным бойцом-рукопашником, превосходно владел холодным и огнестрельным оружием, а также являлся талантливым изготовителем различных ядов. С Александром Михайловичем он должен был ехать, как специалист, закончивший химико-биологический факультет Ленинградского университета.
***
Александр Михайлович был доставлен домой в десять часов вечера. Попрощавшись с Егорычем, он быстро поднялся по лестнице на второй этаж, открыл дверь и вошел в квартиру. В квартире было прохладно. Александр Михайлович прошел на кухню, уселся на старинный резной стул и закурил.
Выпустив изо рта тонкую струйку сизого дыма, Александр Михайлович погрузился в воспоминания.
В течение трёх тёплых дней, с 17 по 21 мая 1915 года на немецких позициях у Воли Шидловской под Болимовом, казалось, ничего не происходило. Разведчики, ходившие ночью за «языком», никого не привели, но докладывали, что «немчура всё роет ямы и закапывает в землю какие-то бонбы». Командование русских никакого значения этому донесению не придало.
Когда в землю был врыт последний, двенадцатитысячный, баллон, наполненный сжиженным хлором, командующий девятой армией немцев генерал Макензен потёр руки и велел командирам двух газовых полков докладывать ему три раза в сутки о возможности губительной атаки на позиции русских. Ждать пришлось десять дней. В три двадцать утра, 31 мая 1915 года, командиры немецких газовых полков отдали приказ начать атаку.
Сотни проворных солдатских рук одновременно крутанули вентили металлических, врытых в землю, цилиндров и клубы ядовитого хлора, подгоняемые холодным утренним ветром, медленно поплыли из длинных резиновых шлангов, направленных в сторону русских позиций.
Вольноопределяющийся Соловьев сидел в глубоком окопе, смотрел на розовеющее небо и думал о том, что когда-нибудь эта война закончится, и все люди займутся созданием нового, счастливого мира.
Соловьев осторожно поднялся и любовно похлопал по кожуху «Виккерс», стоящий на треноге, вкопанной в бруствер – он знал, что пулемет, сделанный английскими мастерами провинциального Энфилда, его не подведет. На передовой линии фронта уже целую неделю было тихо. Германцы чего-то выжидали, поэтому вместе с мечтами о чудесном будущем в душе Соловьева бродила смутная тревога. «Правду, наверное, говорят, что самый поганый страх – это страх перед неизвестностью» – подумал он и выглянул из окопа. Легкий ветерок подул Соловьеву в лицо, и он увидел, как этот легкий приятный ветерок несет с германских позиций большое зеленоватое облако. «Опять немчура выкобенивается со своей маскировкой…» – загудели солдаты и, протирая руками глаза, окончательно стряхивали с себя сонную одурь и готовились к первой за неделю германской атаке. Один из офицеров, увидев облако, запоздало прокричал: «Газы!!! Зажечь костры Надеть повязки»!!! Противогазы на позицию должны были подвезти только сегодня вечером, и потому их ни у кого не было. Проснулся второй номер пулеметного расчета – Сергей Бокун, спящий сидя на дне окопа. Бодро вскочив на ноги, он с хрустом потянулся, достал кожаный портсигар и принялся рыться в карманах в поисках зажигалки.
– Слышь, Сань, дай пожалуйста зажигалку, а то моя куда-то, стерва, запропастилась.
Соловьев заворожено смотрел на приближающееся к позициям облако.
– Какая к чертям собачьим зажигалка! Ты лучше перед собой посмотри! Видишь?!
Бокун поднял голову и недовольно посмотрел на облако.
– Ну и что здесь такого? Напустят дыма, а потом в атаку попрут, к гадалке не ходи!
Соловьев ответить ему ничего не успел – зеленоватый дым завис над окопами и одновременно с этим, германцы открыли ураганный огонь изо всех видов оружия. Соловьев вдруг почувствовал едкий запах и резь в глазах. Газ обжег глотку и колючим шаром покатился в желудок, раздирая грудь и выворачивая наизнанку внутренности. По запутанному лабиринту окопов носились с воплями проклятий людские тени в серых шинелях, которых косила с визгом шрапнель, и длинные пулеметные очереди, пущенные в этот кромешный ад с немецких позиций, вырывали клочья кровавой отравленной плоти и бросали изуродованные людские тела на изрытую снарядами землю.
Соловьев упал на колени, рядом с ним на дне окопа, захлебываясь в собственной блевотине и дико выпучив налитые кровью глаза, сотрясался всем телом Бокун. В затуманенном страхом мозгу вольноопределяющегося промелькнуло: «Вода!». Он вслепую нашарил флягу, висящую на поясном ремне, сорвал ее с ремня и дрожащими пальцами отвинтил крышку. Из кармана шаровар выудил белый носовой платок, разорвал на две части и поочередно смочил оба куска ткани водой. Одну половину мокрого платка приложил к лицу Сергея, вторую прижал рукой к своему носу и глазам. Пульс, бешено стучащий в голове, казалось, отсчитывал последние минуты жизни вольноопределяющегося Соловьева.
В течение часа ветер снёс остатки ядовитого газа с русских позиций и загнал их в небольшие низины, расположенные неподалеку от леса. Газ свое дело сделал, и теперь в атаку пошла немецкая пехота. Дальнейшее Александр Михайлович помнил смутно, почти ничего не видя, стрелял он из пулемета по приближающимся человеческим фигурам, потом полз среди трупов назад, в тыл и тащил за собой безжизненное тело Сергея. Очнулся вольноопределяющийся только в полевом госпитале. Бокуна рядом не было.