Я, как школьник на экзамене, выжидательно промолчал.
– Отлично! – сказала судья. – Начнем с самого начала. У вас диплом о высшем образовании имеется?
– Естественно, – с жаром и даже некоторой долей обиды в голосе ответил я.
Неужели она могла подумать, что у меня нет высшего образования!
– Продолжаем, – сказала судья. – Квалификационный экзамен давно сдали?
– Нет, – печально ответил я. – Я его еще не сдал, потому что совсем недавно стал стажером.
После моих слов судья долго ничего не спрашивала, а только с каким-то усталым удивлением смотрела на меня.
Такое ощущение, будто она никогда в жизни не видела настоящих стажеров адвоката.
– Значит, желаете осуществлять защиту подсудимого, – наконец сказала судья и тут же спросила: – Тогда скажите, вы когда-нибудь вообще Уголовно-процессуальный кодекс читали?
Ожидая явного подвоха, я снова ничего не ответил, хотя кодекс, естественно, неоднократно читал и самым внимательным образом изучал.
Не зная, как поступить в этой ситуации, я беспомощно оглянулся на Серафима Ивановича Крылатого.
Тот сидел на скамье возле окна, закинув ногу на ногу, опираясь при этом одной рукой на подоконник и прикрыв ладонью другой руки глаза и лоб. Он, казалось, совершенно не обращал никакого внимания на то, что происходит в данный момент в зале судебного заседания.
«Уснул он там, что ли? – зло подумал я. – Тоже мне, нашел время спать!»
В поисках поддержки и защиты я уставился на подсудимого.
Сын Серафима Ивановича, в отличие от своего отца, спать даже и не думал. Его утренняя сонливость и зевота бесследно исчезли, и теперь он, открыв рот, с большим интересом следил за развивающимися в зале событиями.
– Если бы вы читали Уголовно-процессуальный кодекс, то наверняка знали бы, что защиту по уголовному делу могут осуществлять только адвокаты, то есть лица, сдавшие квалификационный экзамен и состоящие в соответствующем реестре адвокатов, – продолжила измываться надо мной судья. – Вам что, закон не писан?
– Писан, – тихо ответил я.
– Если писан, тогда, может быть, он вами не читан? – с издевкой в голосе спросила судья.
– Читан, – тихо ответил я.
– А если читан, значит, не понят, – сказала она.
– Понят, – настырно сказал я.
– А если, как вы говорите, понят, то определенно не так, – припечатала она и даже ладонью хлопнула по столу.
Я огрызаться с судьей не стал и принялся думать только об одном – поскорее бы она уже закончила меня мучить и отпустила на все четыре стороны.
– Хорошо. Раз вы так этого желаете, я допущу вас к участию в деле в качестве защитника, – наконец-то сообщила она. – Объявляется перерыв на полчаса.
Судья, словно хищная птица, схватила со стола уголовное дело и, зашелестев мантией, тут же покинула зал судебного заседания.
Я остолбенел.
Что происходит?
Может быть, судья решила сделать из меня исключение из общего правила и нарушить таким образом закон?
Следом за судьей зал покинули секретарь судебного заседания и обвинитель, после чего один из конвоиров потребовал:
– Прошу освободить помещение.
Присутствующие в зале жители Лебеданска поднялись со своих мест и стали медленно просачиваться к выходу.
Один только адвокат как ни в чем не бывало остался сидеть на своем месте. Он просто сидел и хитренько так улыбался.
Вот бывает же так, что вроде бы человек ничего такого не делает, а вас это жутко раздражает.
Это был как раз тот самый вариант!
Серафим Иванович, видимо, наконец, очнулся от своей зимней спячки, встал со своего места и вместе со всеми пошел к выходу.
Проходя мимо клетки, в которой сидел его сын, он басовитым, как у священника, голосом сказал:
– Ничего, ничего, сынок. Все будет хорошо. Будет и на нашей улице праздник.
– С арестованным разговаривать не положено, – тут же сердито перебил его конвоир.
Дядька как-то отстраненно поспешно кивнул ему и, направляясь к двери, неожиданно для самого себя наткнулся на меня, тут же опешил и уже другим, безнадежно смиренным голосом произнес:
– Ничего, ничего. Будет и на нашей улице праздник.
После этого он, как только что отслуживший службу священник, смотря только себе под ноги, покинул помещение.
Я стоял посреди зала и не знал, что мне делать: уйти, как это сделали все, или по примеру адвоката остаться.
В этот момент в дверном проеме нарисовалась секретарша и, обратившись ко мне, визгливым голосом крикнула:
– Вострецов, вас для серьезного разговора вызывает судья.
Я вздрогнул.
Это ж какой надо иметь такой противный голос. С его помощью даже такая замечательная фамилия, как у меня, звучит как-то особенно неприятно.
– Почему вы не читаете закон? – привстав с места и для пущей убедительности снова хлопнув ладонью по столу, грозно спросила меня судья в своем кабинете.
Ну вот, начинается! Она что, пригласила меня только для того, чтобы выяснить этот вопрос? Ей что, не хватило счастья поиздеваться надо мной при людях?
– Если бы вы читали кодекс, то наверняка знали бы, что наряду с адвокатами в качестве защитника может быть допущено иное лицо, о котором ходатайствует обвиняемый. Вы этого не знали?
Она еще раз испепеляюще посмотрела на меня и почему-то обиженным голосом сказала:
– Идите и готовьте соответствующее ходатайство.
Решив, что разговор окончен, я направился к двери.
– И учтите, я больше не потерплю никаких фокусов, – вдогонку сообщила она. – В самое ближайшее время я намерена закончить это уголовное дело производством и вынести приговор. Всякие там ваши адвокатские уловки о переносе дела, как и ходатайства о назначении экспертиз будут мною сразу же отклонены. Вам это понятно?
– Понятно, – сказал я и вышел.
– Что она сказала? – с улыбочкой Иуды спросил меня адвокат Лисицын, когда я вернулся в зал.
– Сказала, что допускает меня в качестве защитника, – сообщил я.
Улыбка с его лица мигом сошла, и он стал убирать со стула, располагавшегося рядом с ним, свои вещи.
– Ладно, в тесноте, да не в обиде, – сказал Лисицын, и я тут же сел на освободившийся стул.
– Будем знакомы, меня зовут Иван Петрович, – сообщил адвокат и протянул руку для рукопожатия.
Я тоже представился.
– Дурак, – вдруг со злостью сказал Иван Петрович. – Ему вину надо признавать, а он в отказняк играет. Сказал бы – да, это я убил Мишину, чистосердечно раскаиваюсь. За такое признание срок меньше назначают. Признавай вину, – громко обратился он к сидящему в клетке Сергею Крылатому. – Тебе это при вынесении приговора непременно зачтется.
Крылатый на это ничего не ответил, а только хмыкнул и отвернулся.
– Как хочешь, – сказал Лисицын. – Мое дело посоветовать, как лучше, а выбор делать одному только тебе.
Вскоре в зал снова стали просачиваться люди.
Среди прочих с совершенно равнодушным взглядом вошел Серафим Иванович и, увидев меня рядом с адвокатом, в нерешительности остановился, после чего прошел на свое место, сел и стал с опаской поглядывать на меня из толпы.
Через минуту в зал влетели обвинитель, секретарь, а следом за ними судья.
– Продолжаем судебное заседание. Вы подготовили ходатайство? – спросила меня судья.
– Да, – хриплым голосом ответил я.
Эх, знать бы еще, как эти ходатайства готовят!
– Отлично, – сказала судья. – Заявляйте.
Я встал со своего места и стал рассматривать лампы на потолке.
– Прошу допустить меня к участию в деле, – зашептал мне адвокат Лисицын.
Я, как школьник, услышавший спасительную подсказку, все повторил.
– Прекрасно, формальности соблюдены, – констатировала судья. – Подсудимый, встаньте. Вы настаиваете на том, чтобы в качестве вашего защитника в процесс был допущен Вострецов Николай Альбертович? – спросила она.
Сергей Крылатый встал, почесал затылок, пожал плечами и протянул:
– Да мне все равно.
– Подсудимый не против, – сказала судья и снова обратилась ко мне: – Суд определил допустить вас к участию в деле в качестве защитника Крылатого Сергея Серафимовича. Разъясняется право отвода. Лица, участвующие в деле, имеют право заявить отвод судье, секретарю, прокурору, если считают, что они прямо или косвенно заинтересованы в исходе дела, также они могут заявить отвод по иным основаниям, предусмотренным законом. Право понятно? Отводы к составу суда имеются?
Все отрицательно замотали головами.
После этого судья разъяснила другие права и обязанности и спросила:
– Имеются ли у участников до начала судебного следствия какие-либо заявления и ходатайства?
Все снова отрицательно замотали головами.
– Так то у нас протокол ведется, – непонятно с чего вдруг разозлилась судья. – На вопросы суда прошу отвечать словами.
И все тут же поспешили сообщить, что заявлений и ходатайств до начала судебного следствия не имеют.
– Что ж, прошу прокурора изложить суть обвинения, – сказала судья и поудобнее устроилась в кресле.
Прокурор встал, прокашлялся, поправил свои массивные очки и официальным голосом начал читать:
– Настоящее уголовное дело возбуждено по факту обнаружения девятого мая этого года по адресу: Лебеданск, улица Профосюзная, дом одиннадцать трупа гражданки Мишиной Галины Васильевны с признаками насильственной смерти. Предварительным следствием установлено следующее: пенсионерка Мишина проживала одна, близких родственников не имела и у себя дома занималась изготовлением крепких спиртных напитков домашней выработки типа «самогон», которые реализовывала населению.
Девятого мая сего года в вечернее время, около двадцати одного часа, к ней пришел Крылатый С.С. и попросил продать ему спиртное в долг, на что Мишина ответила категорическим отказом и оскорбила его. Крылатый ушел, но примерно через десять минут вернулся, путем свободного доступа проник в дом и, находясь на кухне, нанес ножом удар Мишиной в грудь, который оказался смертельным, после чего взял со стола бутылку самогона и с места преступления скрылся…
– Дело гнусное, – прошептал мне Иван Петрович Лисицын, – все доказательства против него.
– …данные обстоятельства подтверждаются свидетельскими показаниями…
– Я ему сразу говорил, зря ты от признательных показаний отказываешься, а он мне – ничего не помню, пьяный был, – снова зашептал мне Лисицын. – Его ведь задержали по горячим следам.
– …из заключения судебно-биологической следует, что следы крови на одежде Крылатого, а также на бутылке из-под самогона принадлежат группе, соответствующей группе крови потерпевшей Мишиной…
– Можно было, конечно, попытаться на аффект перейти, – шептал мне, мешая слушать прокурора, адвокат Лисицын, – как будто Мишина его оскорбила, а он не выдержал и зарезал ее. Только вот куда денешь юридически значимый разрыв во времени? Он же ушел, а потом через десять минут вернулся. Аффекта при таких обстоятельствах быть не может.
– …своими действиями Крылатый Сергей Серафимович совершил преступление, предусмотренное статьей сто пятой, частью первой Уголовного кодекса, то есть убийство, или, другими словами, умышленное причинение смерти другому человеку.
Прокурор закончил читать обвинительное заключение и сел на свое место.
После его выступления в зале воцарилась мертвая тишина. Все притихли, и даже тетка в пуховом платке перестала кашлять, зажав рот рукой.
– Подсудимый, встаньте, – приказала судья. – Вам предъявленное обвинение понятно?
– Да.
– Вину в содеянном признаете?
– Нет.
– Ой, дурак! – еле слышно, одними губами, прошептал Лисицын.
– Марина, все подробно записывай в протокол, – обратилась судья к секретарше.
В этот момент со своего места поднялся прокурор и, поправив очки, язвительно заметил:
– Прошу обратить внимание на то, что на следствии Крылатый вину в содеянном признавал в полном объеме.
– Подсудимый, встаньте, – приказала судья. – Как вы объясните этот факт?
Крылатый поднялся со своего места, но отвечать ничего не стал.
– Скажите, может быть, вас били, заставляли признаться в содеянном? – ехидно спросил прокурор.
– Нет. Никто меня не бил, – наконец-то сказал Крылатый.
– Ну а как вы все-таки объясните факт дачи вами следователю признательных показаний? – спросил прокурор.
Крылатый снова не ответил.
– Ладно, разберемся, – коротко ответила судья, кивнула прокурору и сообщила: – Изучается вопрос о порядке исследования доказательств. Какие будут предложения?
Прокурор снова встал со своего места и недоуменно развел руками:
– Ну, поскольку подсудимый вину в содеянном не признает, предлагаю сразу начать с допроса свидетелей, потом исследовать другие доказательства и только после этого допросить самого подсудимого. Может быть, услышав показания других людей, он все же вспомнит и во всем признается.
После прокурора встал адвокат Лисицын и сказал:
– Против порядка, предложенного гособвинителем, я не возражаю.
– Это ваше общее мнение? – грозно спросила судья.
Я в недоумении посмотрел на адвоката и, понадеявшись на его опыт, ответил:
– Да, общее.
– На вопросы суда нужно отвечать стоя, – все также грозно сказала судья и добавила: – Рабочий день окончен, продолжим завтра.
Смертельно уставший, я вышел из здания суда и на крыльце остановился.
Туман, висевший с утра, поднялся в небо, и моему взору предстала покрытая инеем, словно белой шапкой, верхушка возвышавшейся над поселком горы. Теперь она была похожа на умудренного опытом старика-великана.
Надо же, как все обернулось!
Еще утром я был уверен, что сегодня вечером поеду домой, а вышло все совсем иначе.
Хотя, чего это я радуюсь?
Дело, в которое я ввязался, наверняка провальное в том плане, что Сергея Крылатого все равно осудят. Все доказательства, как правильно сказал адвокат Лисицын, против него, и в данном случае то обстоятельство, что Крылатый совсем ничего не помнит, нисколько не поможет.
Впрочем, этот его провал в памяти может быть всего лишь способом защиты или реакцией психики на совершенное преступление. Я читал в одном научном журнале, что у убийц иногда такое бывает.
– Эй, господин хороший, у вас рубля не найдется? – окликнула меня и вернула из размышлений в реальный мир какая-то неопрятного вида дама в кокетливой шляпке с искусственными незабудками на полях.
Я порылся в кармане, не раздумывая, вытащил горсть мелочи и протянул ей.
Дама подошла и обветренными грязными пальцами с облупленным на ногтях лаком медленно собрала с моей руки деньги.
– Благодарствуйте, – сказала она, после чего отошла в сторону, села на каменный приступок памятника и стала считать деньги, беззвучно шевеля губами.
– Это ваше первое дело? – спросил адвокат Лисицын, выходя на крыльцо.
Я кивнул головой.
– Значит, с первым боевым крещением вас, – сказал он.
– Спасибо, но, честно говоря, не так я себе представлял свой первый процесс. Я думал, что он должен быть каким-то особенным, запоминающимся и обязательно выигрышным.
– Что же делать?! – сказал Лисицын. – Уж поверьте мне – таких дел у вас будет еще ой как много. Быть адвокатом жуткая рутина.
– И еще страшная нервотрепка, – сказал я.
– Суд – это всегда чья-то трагедия, горькие слезы, головная боль, – сказал Лисицын. – Так что привыкайте. Это не последнее ваше судебное заседание, если, конечно, вы всерьез решили стать адвокатом. Только в кино да в книгах у нашего брата все легко получается. Как говорится, пришел, увидел, защитил. На самом деле все совсем иначе. Шишек много еще себе набьете, пока научитесь дела выигрывать.
– А, может быть, я везучий, – сообщил я. – Может быть, я все дела буду выигрывать.
– Поживем, увидим, – равнодушно сказал адвокат.
Лисицын помолчал, пожевал губа и, прищурившись и глядя куда-то вдаль, сообщил:
– В общем, есть в этом деле кое-какие косячки и зацепочки.
– Что вы имеете в виду? – спросил я.
– Доказательства, – многозначительно сообщил адвокат, подняв при этом вверх указательный палец. – Как известно, если нет доказательств, значит, нет уголовного дела.
– Подробнее, – что-то соображая, нетерпеливо сказал я.
– Свидетели, акты экспертиз, вещественные доказательства, – сказал он.
– Все нужно уничтожить? – предположил я.