– Да уж, приходится, – произносит куратор, рассматривая меня. – Меня пытались отравить пятьдесят три раза. Чтобы выжить, я должен быть всегда наготове.
От полученной информации я даже перестаю дрожать:
– Пятьдесят три?! С ума сойти!
– Что вас удивляет, кадет? – в темноте не разглядишь точно, но я уверена, что Хаган Ирэ сейчас вскинул свою бровь, пересеченную тонким шрамом. – Я часто мешаю разным людям, так что мысль о моей смерти закономерно приходит в их головы.
– Просто я думала, что самым действенным способом покушения на вас должно было бы стать огнестрельное оружие…
– Сто восемьдесят четыре.
– …или нож, на крайний случай.
– Девяносто семь.
– Ого! – теперь я искренне восхищаюсь. – Как же вы живы до сих пор?
– Иногда сам задаюсь тем же вопросом, – качает головой полковник.
Мы еще немного стоим молча. Хаган Ирэ отдыхает, прислонившись к камням, и, очевидно, размышляет, что делать с проблемной мной дальше. А я просто стараюсь не замерзнуть и не уснуть.
– Мари, а что там внизу? – то, что он назвал меня сокращенным именем, смущает меня, поэтому на вопрос я отвечаю не сразу.
– Скала и старое крыло Крепости. Оно сразу за нашим, но ниже на несколько ярусов, – старательно припоминаю я. – Мы туда не ходим, там все рушится. Ребята пробираются сверху по нему, когда покидают Крепость.
– Скажи, а ты смогла бы держаться за меня, пока я спущу нас вниз?
– Мастер, – я удивленно смотрю на куратора. – Я очень постараюсь.
Я даже не пытаюсь скрыть облегчение и благодарность, которые испытываю. Мы оба понимаем, что сейчас для меня это единственный способ выжить.
– Получается, вы опять спасаете мою жизнь…
– Не забудьте об этом после, кадет, – его возвращение к официальному «кадет» меня несколько огорчает. – Влезайте мне на спину.
Я послушно висну на нем, обхватив руками и ногами. Полковник продолжает путь, придерживая одной рукой свою ношу. Сон таки накатывает на меня волнами, от чего руки непроизвольно слабеют и уже не так крепко обнимают твердые плечи. С каждым шагом мастера Ирэ мне все хуже. Недавнее улучшение моего самочувствие оказалось временным, и мое сознание из последних сил держится на краю темной ямы. Из странного пограничного состояния меня выдергивает окрик, повторяющийся время от времени:
– Не спать, не спать, кадет!
Но и это помогает ненадолго. Я проваливаюсь в тот момент, когда сильные руки осторожно опускают меня на холодные острые камни.
10
Я не сплю почти всю ночь. Думаю, вспоминаю, анализирую. В какой момент могли отравить Мари? Судя по тому, как долго выходил яд, доза была очень велика, а то, что я успел, говорит о том, что яд попал в организм не так давно. Праздничный ужин можно исключить и это уже хорошо. Круг подозреваемых сужается до тех, кто был в местной забегаловке. Или она выпила яд до того, как ушла из своей комнаты? Такое тоже возможно. Тогда нужно еще выяснить, кто имеет доступ в спальную девчонки…
Мариис шевелится во сне, и я неожиданно для себя вздрагиваю. Делаю над собой усилие, чтобы даже не посмотреть в ее сторону. Это не к чему. Не нужно. Закрываю глаза и старательно пытаюсь уснуть. Радуюсь, когда во сне приходит желанный образ.
Сон не хочет меня отпускать, а я не хочу отпускать его. На мягкой кровати тепло и уютно настолько, что я готова провести здесь остаток своей жизни.
Не пойду на первую лекцию. Буду спать. Вот только улягусь удобнее и забудусь еще на пару часов. Выгибаясь, как кошка, чтобы размять затекшую спину, я поворачиваюсь и утыкаюсь в чье-то плечо. В чье-то голое плечо!
– Доброе утро, кадет Арос, – зевая, сонным голосом говорит полковник.
Остатки дремы слетают, словно и не было. Подскакиваю на широком ложе и мой взгляд приклеивается к полуобнаженному телу куратора. Какого?..
– Вы что тут делаете?! – возмущаюсь я.
– Сплю, – не открывая глаз лаконично отвечает Хаган Ирэ.
– Вы со мной тут спите! – утро и голый мужик рядом не добавляют логики в мои путаные мысли.
– Нет, это вы со мной тут спите, – мастер приоткрывает один глаз и наконец глядит на меня. – Это моя комната, кадет.
Я бегло оглядываюсь. Да, действительно не моя, хотя очень похожа. Только кровать значительно шире и рабочий стол больше.
– Вы меня притащили в свою комнату?
– А надо было закинуть вас в первое попавшееся окно? – резонно спрашивает полковник.
Ну, да, он же не знает, где находится моя спальная. Но это не оправдание.
– Надо было меня разбудить!
– Я пытался, но это не представлялось возможным, – он потягивается, тоже выгибает спину и одним движением перетекает в положение стоя. – Что конкретно вас не устраивает?
Нить диалога от меня предательски ускользает при взгляде на могучие плечи и грудь мастера Ирэ. А кубики пресса вообще стоят отдельного описания в трех томах. Нет, у нас, конечно, есть парни с рельефным торсом, но такого эффекта на меня не производят. Все дело в поднявшем голову женском начале, которое беспардонным образом разбудил своим появлением Аэрт Ивес. Не иначе.
– Кадет?
Я с трудом перевожу взгляд на его лицо и поспешно захлопываю рот, стараясь вспомнить то, что хотела сказать. Ах да!
– Меня не устраивает то, что все теперь будут думать, что я ваша любовница. Это же Крепость, мы как маленькая деревня. Здесь ничего нельзя скрыть.
– Ректора я видел и предупредил его, что вы сегодня поспите у меня, а остальные вас интересовать не должны, – радует куратор.
– Ректор знает, что я здесь?! – севшим голосом хриплю я.
Дело в том, что по странному стечению обстоятельств ректор был, есть, и, судя по всему, будет главной сплетницей Крепости. То, что знает он, знают все преподаватели, а то, что знают преподаватели, перестает быть тайной и для студентов. Такой вот круговорот сплетен в природе.
– Да, я обязан был доложить ему о произошедшем.
Железная логика.
– Все, – стону я, оседая на воздушное ложе и закрывая лицо руками. – Я опозорена.
– По вашему мнению, связь со мной вас опозорит сильнее, чем ваши идиотские выходки?
Ага, моральная порка не заставляет себя ждать.
– Или вы считаете, что побег из Корпуса, употребление алкоголя, ваши откровенные танцы, открытие охоты на нового кадета позорят вас меньше? – сквозь пальцы я вижу недовольное лицо полковника.
Откуда он знает про Аэрта?
– Вы понимаете, что своим, повторюсь, идиотским поведением, вы довели кого-то до мысли, что вас необходимо отравить? – видимо, опасаясь, что я уже успела забыть о недавнем происшествии, Хаган Ирэ неопределенно машет рукой в сторону, предположительно указывая на то место, где произошло покушение на жизнь бедной меня.
– То есть это я виновата в том, что меня убить хотели?! – не могу смолчать я.
– А кто? – брови мастера устремляются вверх в порыве слиться с каштановой шевелюрой.
– Те, кто хотели, – парирую я.
– Это что же надо было сделать такого двадцатилетней девушке, чтобы некие «те» захотели от нее избавиться раз и навсегда? – не унимается Ирэ.
Теперь мастер не кажется мне таким уж красивым. Мужик как мужик.
– Вас, между прочим, тоже травили, – вспоминаю я вчерашний разговор. – И не единожды!
– Я действую во благо своей Родины! Всегда! – кажется, я его задела за живое. – А во благо чего действуете вы? Какие цели вы преследуете, если вообще преследуете? Что творится в вашей голове?
– То же, что и в вашей! – мне надоедает его слушать и я, быстро поднявшись, направляюсь к выходу.
Хорошо хоть раздеть меня вчера не догадался.
– Я не закончил! – несется мне вслед.
– А я вполне удовлетворена, – хлопнув дверью, я вылетаю в коридор.
11
Не могу удержаться и срываюсь на бег. Умом я понимаю, что Хаган Ирэ не бросится в погоню, но очень уж хочется оказаться как можно дальше отсюда. И как можно скорее. Чтобы добраться до своей спальни, мне нужно пронестись по широкому коридору мимо комнат еще пяти преподавателей, двери которых мелькают справа от меня, и комнаты ректора слева от меня. По закону подлости, дверь покоев главы нашего учебного заведения отворяется прямо в тот момент, когда я к ней приближаюсь. Он выпучивает на меня свои рыбьи глаза, и мне ничего не остается, кроме как притормозить.
– Кадет Арос?
Как будто бы сам не видишь, жаба морская.
– Здравствуйте, мастер Ринор!
– Как вы себя чувствуете сегодня? – поддельная забота в голосе не укрывает от меня любопытствующего взгляда, блуждающего от меня к двери куратора и обратно.
– Спасибо, отлично! – я хочу прошмыгнуть мимо, но не тут-то было.
– Почему вы бежите, кадет?
Ну и что мне тебе сказать?
Я вглядываюсь в жаждущие грязи глаза и, кажется, понимаю, что он хочет от меня услышать. Ему не нравится Хаган Ирэ, как и мне, и он ищет способ от него избавиться. Надеется его подловить на чем-нибудь этаком, и связь ненавистного подчиненного со студенткой станет прекрасным началом трудового дня нашего величайшего руководства. Не знаю, понимает ли это мой новый куратор, и долго ли он будет моим куратором.
Перед моими глазами всплывает лицо папеньки и его «тонкая» наука.
…Я тогда рыдала. Мерир и Морей в очередной раз побили меня, совершенно не смущаясь тем, что я младше, слабее, и уж тем более тем, что я их сестра. Братья сказали, что я упала с лестницы, споткнулась о ковер и загремела, сломав руку. Они были убедительны, а я только плакала, баюкая ноющее запястье. Мне было девять лет.
– Я поверю тому из вас, кто искуснее солжет, – сказал отец и приказал всыпать мне плетей за неуклюжесть.
Рука зажила, но это стало уроком. И не только для меня, но и для братьев – плетей не хотелось никому. И мы старались, как могли. Мы лгали не только папеньке, мы лгали всем, и даже самим себе, оттачивая искусство вранья и манипуляции. Последнее было обязательным, ведь, если ты сам не поверишь в собственную ложь, значит, не поверит никто. Со временем мы поняли: чем грязнее обман, тем желаннее он для слушателя. Мерир и Морей могли победить меня в любой драке на первых же минутах, но в искусстве лжи они мне и в подметки не годились. Потому что я лучше всех умела лгать себе. И сейчас мне не составляет труда самой поверить в наскоро придуманную историю.
Я представляю обнаженную кожу куратора, обтягивающую крепкие мышцы, вспоминаю свое смущение, свой дискомфорт и пересохшее горло, когда его тело находилось в такой близости от меня… Делаю большие глаза, губы уже дрожат, и первая слеза скатывается к подбородку.
Не надо было на меня орать и винить меня во всем.
– Он… Он…
– Что «он», кадет? – ректор подается вперед, ловя каждый мой всхлип.
– Он приставал ко мне! – я в ужасе прикрываю рот рукой, вызывая в памяти наклоняющийся ко мне темный силуэт.
– Кто? Мастер Ирэ? – мы понимаем друг друга без слов, но условности должны быть соблюдены.
– Да! Я… Простите, мне так больно об этом говорить!
Я натурально всхлипываю, вытираю слезы. Прогнать жуткое воспоминание нехватки воздуха, чего-то, что заползало в самые глубокие уголки моей души, гораздо сложнее, чем его возродить.
– Можно я пойду? Хочу привести себя в порядок, – я заискивающе смотрю на ректора Ринора.
– Конечно, конечно, мы разберемся без вас, – осчастливливает меня высшее руководство, алчно поблескивая вспотевшей от наскоро придуманных новостей лысиной.
По широкой дуге обойдя ректора, я спешу в свою комнату.
Еще метров десять своего пути я искренне верю, что поступила правильно. Мастеру Ирэ нет места в моем окружении. Два огненных кота на одной горе не уживаются.
Еще через десять метров приходит мысль о том, что я совершила гадкий поступок, он мне все-таки жизнь спас. Нес на себе, не бросил замерзать, да и вообще мужик правильный. Заслуг военных у него много…
На лестнице, ведущей в жилое крыло, я останавливаюсь, разворачиваюсь в стремлении вернуться и опровергнуть свои слова, но тут же одергиваю себя и иду дальше. Папенька бы мне за такое глупое сострадание пятьдесят плетей всыпал.
Кадеты еще не шныряют туда-сюда, видимо, для дел рутинных еще слишком рано. Я прохожу по нашему крылу незамеченной. Уже почти возле входа на свою винтовую лестницу я нахожу логичное оправдание тому, что хочу сделать (да, нужно признать, хочу всем сердцем): сколько проблем можно ожидать от полковника Хагана Ирэ в будущем, если сейчас ректор передаст ему мои слова? И, кроме того, мне ведь от него кое-что нужно, разве могу я поступиться шансом из-за своих обид?
Окрыленная своими мыслями я резко разворачиваюсь и уже не останавливаясь бегу обратно. Точнее, теперь я бегу в кабинет ректора, надеясь, что он все-таки не сразу начал разборки с новым преподавателем. Хотя с моей везучестью только и надеяться на благополучный исход.
Кабинет ректора ближе, чем его комната. Я вбегаю на административную галерею. Ректор располагается в странном помещении неправильной формы, в котором нет окон. Как и во всех нормальных заведениях, кабинету высокого начальства предшествует обитель его бессменного секретаря.
Я влетаю без стука и еще не успеваю ничего сказать, как высокая тощая женщина со странным вязанным аксессуаром в виде полосатой кошки на шее, она же мите Лонут, изрешечивает меня своим убийственным взглядом.
– Явилась!
12
– Явилась, – подтверждаю я.
– Иди, тебя уже ждут, – ее скрипящий голос ранит мои ушные перепонки, но я решаю еще потерпеть и задать очередной вопрос:
– Кто ждет?
– Сейчас узнаешь, – она гаденько хихикает и указывает на дверь.
Идти к мастеру Ринору хочется все меньше. Да и припадок человеколюбия вполне может пройти сам собой, без моих активных действий, думается мне. Я делаю шаг назад, хочу сбежать. Но секретарша многозначительно качает головой – точно сдаст.
Ох! Погубит меня моя доброта!
Скривившись, пересекаю приемную и, постучав, шагаю в кабинет. Ректор сидит за столом с совершенно печальным лицом, но, к счастью, один. Фух! Значит, полковнику он еще ничего не успел сказать.
– Мастер Ринор! – пламенно говорю я. – Мне очень жаль, но мой разум несколько помутился в связи со вчерашними событиями, и это привело к ужасающему недоразумению. Мастер Ирэ вел себя как настоящий профессионал! Моя трактовка его действий была в корне неверной…
Мастер Ринор облегченно вздыхает и улыбается, чем вызывает тревожную паузу в моем монологе. Чему это он так радуется?
Понимание не заставляет себя ждать. Позади меня слышится знакомый голос, звенящий яростью:
– В корне неверной, говорите?
Я медленно поворачиваюсь, не поднимая глаз. Не могу же я ему признаться, что это была моя месть за то, что он меня отчитывал. И что я сделала пакость, чтобы его поскорее вытурили из Крепости. Что-то похожее на стыд шевелится в груди – он все-таки спас мне жизнь. И, кстати, в этих странных приступах слабости и стыдливости тоже виноват бравый полковник, так что да, я не хотела, чтобы он здесь маячил.
– Мастер Ирэ, извините мне мою эксцентричность. Это, видимо, последствия отравления.
– Это клевета, кадет Арос, – в его глазах сверкают молнии. – В чем вы только что сами признались.
Не надо было возвращаться, пусть бы увольняли… Но, если честно, полковник прав. Это клевета и очень грязная. А ведь я уважаю Мастера Ирэ как героя и как легенду. Огонь поднимается все выше, заставляет лицо пылать.
В какой момент я решила, что манера общения Мерира – единственно правильная?
Пугаюсь этой мысли. Нельзя так думать. Человечность – это слабость, а все вокруг голодные псы, которые только и ждут, когда ты ослабеешь и отпустишь поводки, чтобы загрызть тебя. Да, все это я знаю с пеленок, но…
– Прошу прощения, мастер, – эти слова даются нелегко, но я чувствую внутреннюю потребность в их произнесении. – Готова понести заслуженное наказание.
Я утыкаюсь взглядом в пол, слушая, как шумит кровь в ушах и стучит загнанное сердце. Тишина оглушает и нервирует. Почему испытываю перед ним стыд? Раньше за мной такого не водилось, а теперь раскаяние накрывает меня с головой, и я стою, переминаясь с ноги на ногу перед возвышающимся мастером. Может, дело в том, что я никогда не лгала о тех, кого настолько уважаю? И, если быть честной, то вряд ли есть кто-то, кого бы я уважала так же сильно, как полковника.