Каменный муравейник. Оптимистическая антиутопия - Поляков Алексей 3 стр.

– Ладно, не буду тебя загружать философскими проблемами вселенского масштаба. Пока что, если я не ошибаюсь, и если Тролль – не тролль, решается вопрос куда скромнее: вернемся мы в весеннюю московскую слякоть или будем любоваться цветущими каштанами где-нибудь в трех тысячах километров к юго-западу. Тебе удалось разобрать хоть что-то из этого загадочного языка?

– Пытаюсь. И выводы совсем бредовые.

– Какие же?

– Процессор, для которого писались эти куски кода, должен быть невероятно сложен и огромен – хотя бы исходя из количества команд. На данный момент ничего подобного инженерами не создано и в ближайшую тысячу лет не предвидится. Пока что я сумел только разбить большинство команд на несколько логических групп. Каждая из них, по-видимому, отвечает за какие-то сходные функции.

– Неужели нет предположения, что могла бы делать хотя бы одна из них?

– Скажи, ты ведь пошутила по поводу «небесного ассемблера»?

– Нет. Это просто первое, что пришло в голову.

– Тогда, пожалуй, скажу. Я еще не разобрался до конца и не уверен. Пробовал наобум подставлять разные значения в кучи разных ячеек – что туда не ставь, выполнение программы идет как по маслу – в одном направлении. Как будто и не менялось ничего. Но вот эта группа команд… – Сергей с задумчивым видом отхлебнул из самодельной глиняной кружки успевший уже остыть отвар багульника. – Незадолго до того, как стал с ней разбираться, я открыл прогноз погоды по Кандалакше, посмотреть, что ждет нас завтра. Порядком уже подзадолбался, и вместо того, чтобы брать очередную партию цифр с потолка, скопировал вместо чисел, которыми они оперировали, значения температуры, влажности, скорости ветра, атмосферного давления и вообще все то, что нашел на страничке прогноза.

– И землетрясение в Гватемале не состоялось?

– Состоялось. Финал тот же, но код стал выполняться по-другому: та же функция в конце снова вызвалась, но совершенно иным способом. Задействовался новый кусок кода, который до этого не вызывался вообще, какие бы числа я туда ни ставил.

Небо было уже светлым, но до восхода оставалось немало времени: в высоких широтах солнце не показывается из-за линии горизонта почти моментально, а, медленно продвигаясь почти вдоль горизонта, поднимается едва заметно. Они встали до рассвета, чтобы подготовиться к длительной прогулке с целью изучить как следует окрестности, обследовать которые им до этого мешали насущные дела и недостаток снаряжения.

Ольга была одета в унты мехом внутрь, подобие комбинезона из китовой кожи (им повезло найти оставленную отливом на побережье мертвую косатку) и меховую жилетку, застегнутую на костяные пуговицы. На поясе у нее висел нож из длинной кремневой пластины с костяной рукояткой, выглядывающей из берестяных, стянутых лыком ножен, а в руке было зажато небольшое легкое копье с древком из черемухи и каменным наконечником. В использовании этого оружия по прямому назначению толку было немного, но оно оказалось удобной заменой дорожному посоху: в этот раз им предстояли долгие подъемы и спуски. Ее длинные темные волосы были перехвачены на голове широким кожаным шнурком, искусно расшитым бусинами из птичьих косточек, а в качестве дополнительного украшения из-за уха выглядывало перо крупной хищной птицы.

Наряд Сергея мало отличался от костюма Ольги, но его арсенал был дополнен сосновым луком с изготовленной из найденного на побережье плавника дубовой вставкой, небольшим берестяным колчаном с тоненькой вязанкой стрел (производство каменных наконечников – дело хлопотное, а Сергей еще только начинал овладевать этим искусством), заплечным берестяным коробом с припасами на день и фотокофром через плечо с облегченным комплектом техники: всего четыре объектива, макрокольца и небольшая внешняя вспышка.

Подъем от моря начинался не слишком круто, но идти было тяжело. Обилие выходов скал, заросли багульника и поросшие мхом поваленные деревья заставляли подниматься в гору широкими зигзагами, а цельнокроенная кожаная обувь имела слишком тонкую подошву, через которую при каждом шаге отдавались малейшие неровности рельефа. Обилие замаскированных мхом глубоких щелей между скал заставляло, прежде чем наступить, проверять опору на прочность. Настоящим счастьем было, когда на их пути попадались обширные ровные пятна мягкого и пушистого, как ковер, кружевного ягеля: ноги утопали в лишайнике, как в роскошной подпруживающей перине, и делать очередной шаг с этого ковра снова в бурелом очень не хотелось.

Ягель и брусника. Фото автора

Было солнечно, но по небу гуляли легкие облачка. Успевшие испытать на себе причуды северной погоды, Сергей с Ольгой внимательно вглядывались в небо. Одна из небольших тучек, чуть потемнее остальных, уверенно направлялась в их сторону.

– Внимание! Ищем убежище, – с улыбкой, но в то же время резковато сказал Сергей.

– То поваленное дерево подойдет?

– Подойдет. Бежим!

Под корнями вывороченного северным ветром великана образовалось подобие крошечной пещерки, куда и устремились путники. Они успели как раз вовремя: за считанные секунды потемнело, а легкий ветерок превратился в настоящую бурю. С неба посыпалась больно обжигавшая открытые участки тела снежная крупа вперемежку с дождем, и пронизывающий холод заставил их плотно прижаться друг к другу. Направление ветра было рассчитано верно: несмотря на творившееся вокруг буйство стихии, их временное убежище почти не заливало. Но вот тучка прошла, выглянуло солнце и северный лес вновь стал светлым, а воздух – звеняще-прозрачным. Кроны наполнились голосами птиц, а полянка с ягелем неподалеку словно звала путников в гости, прилечь и даже немного позагорать.

Следующая коварная тучка застала их на невысоком скалистом гребне – и снова леденящий холод, снежная крупа в лицо и косые струи дождя. В этот раз – совсем ненадолго, минут на пять.

– Напоминает контрастный душ, – сказала Ольга, выползая из-под низкого каменного карниза навстречу заполярному солнцу, вновь осветившему лес.

Они поднялись на вершину одной из ближайших сопок. Колдовской северный лес со светлыми пятнами ягеля и свисавшими с деревьев длинными бородами лишайников остался за спиной и сменился заболоченной тундрой. Но идти было легко. Ноги утопали в низком, приятно подпруживающем кустарнике и практически не мокли. Небольшое, окруженное редкими сосенками озерцо с необычно теплой для этого времени года, чистой и в то же время темной водой располагало к привалу. Хотелось дать отдых ногам и разуться.

– А не искупаться ли нам? – спросил Сергей, развалившись на мягкой земле.

– Пожалуй, можно, – поддержала его Ольга. – Вода совсем теплая.

– И все же – сначала лучше развести костер, заодно и обсохнем немного после этой бури.

Наломав высохших сосновых сучьев, они очистили небольшой клочок земли от растительности и верхнего слоя дерна. Сергей привычными уже движениями добыл огонь трением при помощи натянутой тетивы лука и палочки твердого дерева, кинул на начавшую дымиться дощечку горсть успевшего высохнуть лишайника и принялся раздувать трут. Вскоре среди болота горел большой и яркий костер. Тонкие веточки прогорали быстро, но на согрев после купания должно было хватить.

Они разделись, бросили вещи у огня и, весело вопя, побежали к озеру. Земля, вначале мягко подпружинивавшая, с каждым их прыжком по направлению к воде раскачивалась все сильнее и, наконец, превратилась в тонкую подушку плавающего по поверхности сфагнума, которая в один миг обрушилась под ногами и отпустила их в темную воду озерца. Здесь было неглубоко – не больше, чем по грудь, а дно, вместо ожидаемого вязкого ила, встретило их надежным переплетением корней и другой растительности: они стали прыгать на нем, как на батуте. Всего нескольких секунд им хватило, чтобы освежиться: вода была хоть и не ледяной, но все же достаточно холодной. Первой сдалась Ольга: найдя в себе силы окунуться с головой, она тут же вылетела из воды, словно поплавок, слегка уперлась ладонями в ходящий уже ходуном болотный берег и в пару прыжков оказалась у костра. Мгновением позже ее примеру последовал Сергей.

Их тела покрылись мурашками, а зубы начинали выводить легкую дробь.

– С-скажи, а у п-первоббытных людей б-были п-полотенца? – Ольга скорее изображала крайнюю степень замерзания, чем замерзла на самом деле.

– Н-нет, н-не б-было, – подыграл ей Сергей.

А г-греться к-как б-будем?

– А вот так!

Сергей резко притянул ее к себе. Ставшие за последнее время сильными и жилистыми руки обхватили ее плечи и бедра. Их губы соединились в поцелуе. Они повалились на высокий мох, катались по земле и упивались друг другом. Над влюбленными слегка колыхались кроны нескольких прямых, как стрелы, сосен, а тонкие обугленные ветви догоревшего костра уже почти превратились в светло-серую золу, оставив на память о себе лишь несколько мерцающих угольков.

– Сережа, посмотри на себя! Ты весь синий! – со смесью нежности и иронии заметила Ольга, с трудом сдерживая смех.

– Да я вроде согрелся.

– Я не о том. Мы с тобой только что катались по ягодам. И передавили кучу последней черники!

– Вот блин! И ты тоже синяя! И здесь, и здесь. Повернись… А спина – так вообще вся!

– Нет, отмываться не полезу – само сойдет.

Не вставая с места, они отправили друг другу в рот несколько внушительных горстей переспелых ягод, прежде чем одеться и двинуться дальше.

Сергей шел впереди, прокладывая дорогу среди невысокого, но труднопроходимого кустарника. Внезапно он замедлил движение, затем застыл на месте и стал медленно оборачиваться к Ольге, поднося палец к губам и одновременно едва заметно пригибаясь. Ольга пригнулась следом, а затем увидела торчащие из переплетения карликовых березок две пары заячьих ушей. Сергей натягивал лук.

Тетива хлопнула, резко распрямившееся дерево отдало в руку и, спустя долю секунды, стало понятно, что стрела нашла цель. Второй заяц бросился выделывать петли по тундре. Пальцы охотника вновь легли на тетиву, но вместо выстрела Сергей опустил лук и громко хлопнул в ладоши, словно давая зайцу понять: «убегай, счастливчик, не трону!»

– Ты пожалел второго? – спросила Ольга, вылезая из кустарника и держа за уши добычу.

Хотя это был далеко не первый их трофей, небольшая слезинка все же скатилась по ее щеке.

– Дело не в том, что «пожалел». Никогда не бери у природы больше, чем необходимо – и она даст тебе все, что нужно. Второго бы мы не съели. Вот зимой – другое дело: можно заготовить мясо впрок, – подумав, он добавил: – Ну и жалко, конечно, тоже.

– Прекрасное правило. Интересно, было оно у первых охотников? Или они просто добывали все, что могли, но этого едва хватало, чтобы прокормиться?

– Было, разумеется. И в чем-то наши предки были гораздо мудрее нас.

– В чем же, например?

– Знаешь, насколько сложные ритуалы проводили уже неандертальцы после того, как им удавалось добыть зверя? Ну, за исключением совсем уж мелкой и массовой дичи. Взять хотя бы культ пещерного медведя.

– Это делалось, чтобы умилостивить дух убитого животного и попросить у него удачи на будущей охоте? Вроде нас учили как-то так.

– Думаю, не совсем. Представь себе: допустим, ты тратишь день на то, чтобы добыть медведя, который будет неделю кормить племя. А всю следующую неделю следуют пляски с бубнами, сооружение алтаря из медвежьих костей и черепов и много такого, о чем мы наверняка не знаем. Лучшие художники своего времени по совместительству были охотниками, но вместо того, чтобы трудиться на благо племени, они, лежа в жидкой глине, расписывали сценами охоты какой-нибудь гротик с непроходимым входом и потолком в метр высотой. При таких условиях убийство зверя без необходимости, просто ради забавы или удовлетворения охотничьего инстинкта наши предки не могли себе позволить. Мясо испортится, а нового не будет, потому что вместо охоты они обязаны петь, плясать и всячески поминать душу невинно убитого мишки.

– И их кто-то обязывал проводить все эти обряды?

– Конечно. Жрецы и шаманы. Их не только уважали, но и боялись – видимо, потому что они и вправду кое-что могли. А шаманы больше принадлежали природе, чем племени.

– Почему ты так считаешь?

– Они нарочно загоняли себя в такое состояние, при котором не собственный разум, а окружающий мир управляет человеком и его действиями. Шаман в состоянии транса – неважно, покушал он мухоморов или загипнотизировал себя ударами в бубен – существо беспомощное. Его действиями и словами во время камлания управляют не собственные мысли и представления об окружающем мире, а череда случайностей. И только языком этих случайностей с людьми может говорить планета, природа, высший разум, Бог – от смены терминологии суть не меняется. Не будь шаманов – человечество встало бы на прямолинейный путь собственной сиюминутной выгоды несколькими тысячелетиями раньше. И, возможно, миру уже наступил бы конец.

– А сейчас?

– А сейчас есть ученые, чтобы предупредить людей об опасности. Поэты и музыканты, чтобы сделать их добрее. Учителя и историки, чтобы каждое новое поколение не наступало вновь на одни и те же грабли. Но их слушают все меньше. Знаешь, почему древнейшие из культур, о которых нам хоть что-то известно, относили «золотой век» человечества не к будущему, а к далекому прошлому? Хотя тогда и звери людей на охоте убивали чаще, и пустячные по теперешним меркам раны и болезни считались неизлечимыми, да и нищета была нормальным состоянием каждого человека.

– Потому, что через шаманов люди могли общаться с разумной планетой?

– Думаю, что да. И планета отвечала им тем же. В каждой удаче на охоте, в каждом исцелении, в каждом новом удачном изобретении человек слышал ее голос: «Твое племя бережет меня, не берет лишнего, поддерживает хрупкое равновесие. Вот тебе за это еще один подарок». Но от столетия к столетию человечество получало все больше возможностей получить гарантированный результат силой собственных технологий. И природа перестала делать людям подарки. Хотя – исключения, кажется, еще бывают.

– Например?

– Например, путешественники. Настоящие путешественники, а не автобусные туристы, рассчитывающие на отданные турфирме деньги и силу придуманной не ими техники. Да взять хотя бы сегодняшнее утро. Помнишь бурю?

– Еще бы!

– Оба раза тучка подходила ровно в тот момент, когда нам было, где укрыться. Случись это несколькими минутами раньше или позже – нам бы крупно не поздоровилось. Думаешь, совпадение?

– Знаешь, а я тоже не очень верю в череду таких везений. Нам же здесь постоянно везет. Сказочно, неимоверно! Помнишь, как ты мучился дома с первым каменным ножом и что получилось в результате? А здесь – за вечер сделал, и какой! Именно тогда, когда он стал нужен. Рыба как будто сама прыгает в сети – ровно столько, чтобы перекусить и засолить немного на зиму. Пробуешь взять больше – вытаскиваешь водоросли или корягу. Заканчивается мясо – тут же появляется этот заяц, неспособный дать деру от твоей стрелы, хотя в городе мы с тобой мазали мимо неподвижной мишени, когда тренировались. Ну и… черника. Она же давно должна была сойти, а так хотелось!

* * *

Хотя последние дни Сергей много и напряженно думал над загадкой Жака Тролля, он чувствовал, что пора заканчивать с этой историей. Так бывает со многими делами: общее понимание приходит быстро, а в деталях можно разбираться бесконечно долго. Если продолжить расшифровку неизвестного языка еще несколько месяцев – вряд ли он сможет ответить что-то принципиально новое. Поэтому Сергей включил компьютер, чтобы написать ответ: