– Гаррисон слушает!
Взгляд Соломатина уперся полковнику в спину. Почему он отказался от помощи, – мысленно спросил себя Валентин Сергеевич. Как человек гордый и самолюбивый, не хочет оказаться обязанным кому-то или боится за последствия? Наверняка боится, ведь понимает, что никаких гарантий конфиденциальности я не дам. Вдруг растреплю и тогда крест на карьере? Если о его закулисных играх узнаю «наверху», ему точно не поздоровится. За самоуправство не погладят…
Секунд через тридцать Гаррисон водворил трубку на место и через плечо сообщил:
– Готовьтесь к встрече с братом.
В дверь постучали.
– Войдите, – разрешил полковник, и на пороге возник молодой бритый наголо лейтенант. Он подошел вплотную к Гаррисону, выпятил квадратный подбородок и отрапортовал:
– Пленный доставлен.
– Давайте его сюда.
Двое солдат с красными крестами на касках осторожно вкатили носилки. На них, прикрытый до подбородка простыней, лежал Валерий. Сердце Валентина Сергеевича сжалось. Он подошел к носилкам, ладонь его осторожно опустилась на плечо брата.
– Здравствуй, Валера, – произнёс он тихо.
Валерий вздрогнул, медленно приоткрыл глаза и несколько секунд щурился, привыкая к яркому освещению. Его бледное, заросшее густой щетиной лицо принимало всё более удивленное выражение.
– Валя?.. Какими судьбами? – сухим надтреснутым голосом спросил он.
– Прилетел забрать тебя домой. Или ты не рад меня видеть?
– Еще как рад! – ответил Валерий и попытался приподняться. – Сто лет не виделись! Правду говорят люди, не бывает худа без добра! Если бы не плен, еще сто лет не увиделись бы!
Уж лучше не видеться вовсе, чем при таких обстоятельствах, вздохнул про себя Валентин Сергеевич и легко пожал братское плечо.
– Господин полковник, надеюсь, вы согласитесь, что Валерию нужен покой? – спросил он. – Могли бы вы предоставить ему отдельную комнату и распорядиться обеспечить должное медицинское наблюдение? Если у вас нет хороших врачей, наш доктор в самолете.
– Лейтенант, вы всё слышали? – уточнил Гаррисон.
– Так точно, сэр!
– Выполняйте!
Возвращения Соломатина и без того уставшие пилоты замучались ждать. Чем только они ни занимались: и травили анекдоты, и беззлобно переругивались, подначивая друг друга, и просто глазели по сторонам. К концу четвертого часа у Алекса окончательно затекли ноги, а «пятая точка» нестерпимо зудела. Ему казалось, что сидит он не в мягком кресле, а на груде кирпичных обломков. И не было предела его радости, когда к самолётам на знакомом уже «Хаммере» подкатил Соломатин.
Измученных ожиданием пилотов доставили к одному из корпусов базы и разместили в просторной «со всеми удобствами» комнате. Где они незамедлительно завалились спать.
Валентин Сергеевич тоже с удовольствием заснул бы в отведённых ему апартаментах на мягком диване, жаль, не имел такой возможности. Хотя обмен и прошел успешно, но впереди оставалось главное – переговоры с Цыном. По официальной версии Ли Цын летел на «Дельту», чтобы пронаблюдать за испытаниями новой авиационной пушки, спроектированной специалистами «AIG». Пушку в скором времени собирались устанавливать на «Ночной охотник».
Очень неприятно ждать неизвестности, но что поделаешь? Соломатин хмурился, ходил из угла в угол и старался представить ход предстоящей беседы. В голове зрели наиболее подходящие аргументы, способные апеллировать к здравому разуму Цына. Время от времени Валентин Сергеевич садился в кресло, закрывал глаза и пытался расслабиться. Но назойливые мысли не желали оставлять его в покое, и он снова начинал мерить шагами комнату.
Через два часа после того, как легкий двухмоторный самолетик Ли опустился на взлетно-посадочную полосу, к Соломатину вошел Гаррисон. Полковник плотно притворил дверь, обвел взглядом комнату, точно мог увидеть здесь кого-то кроме Валентина Сергеевича, и сообщил:
– Господин Ли Цын через час будет ждать вас в баре.
Ну наконец-то, подумал президент «НВТ». Вот-вот начнется самое неприятное. Только бы все обошлось благополучно!
– Передайте господину Цыну, что я непременно приду, – ответил он, с трудом скрывая волнение.
– Сержант Уилсон сопроводит вас.
Гаррисон удалился, а Валентин Сергеевич открыл дипломат и достал фляжку. Вслед за ней на свет появился миниатюрный серебряный стаканчик. Тонкая струйка коньяка ударила в его донышко, и Соломатин с удовольствием втянул ноздрями воздух. Насыщенный аромат напитка привёл Валентина Сергеевича в восторг. Наполнив стаканчик до краёв, он кивнул и залпом опустошил его. Подумав немного, махнул рукой, словно сказал «гулять, так гулять», и повторил процедуру. Коньяк подействовал, подобно чудотворному эликсиру. Благодатное умиротворение охватило Соломатина. От желудка приятное тепло разлилось по телу, а все сомнения и тревоги сошли на нет. Валентин Сергеевич, наконец, позволил себе прилечь. Усталость дала о себе знать, и он погрузился в лёгкую дрёму. В этой дреме явилась ему картина из детства, когда он, брат и родители отправились за город на пикник. Недавно прошел дождь, трава была влажной, а глинистая земля ужасно скользкой. Пока взрослые разжигали костер и готовились жарить шашлык, братья углубились в лес и наткнулись на яму. Кто и зачем ее здесь вырыл, было неясно. Яма оказалась довольно глубокой и даже высокого Валерия скрыла бы с головой. И непонятно, как получилось, что обычно осторожный Валя подошел к самому её краю. Оступившись, он рухнул вниз и пребольно ушиб колено. Тут детские грезы оставили Соломатина, и он во сне ощутил себя вполне взрослым. Посмотрел вверх и отметил, что яма непомерно глубока, и никак не та, в которую он падал, будучи ребенком. На краю ямы Валентин Сергеевич увидел человека, а присмотревшись разобрал, что это Ли Цын. В руках Ли держит веревку, но не спешит стравить ее к упавшему, словно выжидает чего-то. Самому никак не выбраться, и Соломатин принялся кричать, взывая о помощи. Цын продолжал безмолвно наблюдать за ним. Надрываясь в крике, Валентин Сергеевич почувствовал, как кто-то схватил его за ногу. Глянув вниз, он ужаснулся. Дно ямы устилали наполовину разложившиеся человеческие тела в обрывках камуфляжа. Одно из них вцепилось ему в щиколотку костлявыми пальцами. На безымянном, между ошмётками гнилого мяса, тускло поблескивало кольцо. Тело дёрнуло раздробленным черепом и впилось в лицо Соломатина пустыми глазницами. Панический ужас охватил Валентина Сергеевича, а крик о помощи ледяным комом застрял в его горле. Тем временем еще одно тело протянуло к Соломатину руки и загробным голосом прошипело:
– Иди ко мне… ты мой… ты ответишь…
Крик наконец-то вырвался из горла президента «НВТ». Соломатин дёрнулся, как ужаленный ядовитой змеёй, и проснулся. Открыв глаза, он увидел над собой растерянное мужское лицо и закричал еще громче. Лицо отпрянуло.
– Сэр, я стучал, но вы не отвечали, – донесся до Соломатина испуганный возглас.
– А? Что?
– Вы кричали, и я осмелился войти. Сержант Уилсон, сэр! Полковник Гаррисон приказал отвезти вас!
Сон, всего лишь сон, пронеслось в голове Соломатина. Крупные капли холодного пота катились по его лицу.
– Сержант, подождите за дверью, – с трудом выговорил он.
– Есть, сэр!
Приснится же такое, подумал Валентин Сергеевич, ещё и кричал во сне. Кошмар. Интересно, к чему бы? Он дождался, пока сержант исчезнет за дверью, подошел к висящему на стене зеркалу и нахмурился. Видок у него был прямо сказать так себе. Для начала Соломатин обтер вспотевшее от волнения лицо носовым платком. Стало немного легче. Слегка подрагивающие под впечатлением сновидения ладони тут же инстинктивно потянулись к галстучному узлу, поправили его, а затем пригладили растрепавшуюся шевелюру. Напоследок окинув своё отражение критическим взглядом, Соломатин вполне удовлетворился увиденным.
Сержант Уилсон, как и следовало ожидать, стоял у двери.
– Следуйте за мной, сэр! – позвал он.
Спустя пять минут они подъехали к группе построек, на одной из которых красовалась неоновая вывеска «Приют отважных парней». У входа в приют в деревянной кадке стояла живая пальма с запыленными пожелтевшими листьями. Непорядок, улыбнулся про себя Валентин Сергеевич, вспомнив старый армейский анекдот. Почему не покрашено? Пять суток ареста!
– Прибыли, сэр! – доложил сержант.
Соломатин мысленно перекрестился, попросил Всевышнего о помощи и переступил порог бара. За драпированной дверью царил прохладный полумрак. В полумраке разливался бархатный баритон Чарли Стоуна. Звучала популярная до войны песня «Когда я вернусь домой». За стойкой седой негр, из штатской обслуги, меланхолично перебирал пальцами косточки чёток. За столиком в дальнем углу расположился единственный посетитель бара. Сидя спиной к входу, он никак не прореагировал на появление Соломатина: возможно, не заметил, предавшись размышлениям, а может быть, нарочито проигнорировал. В нем Валентин Сергеевич безошибочно угадал Ли Цына.
Завидев гостя, бармен оживился.
– Добрый день, сэр! Занимайте удобное место! – приветливо воскликнул он. – Габриэль, прими заказ у господина!
На зов из дверного проема у стойки выскочил молодой сухощавый латинос в потрепанных облегающих джинсах и белой рубахе, бросил взгляд на бармена, затем на гостя.
– Нет-нет, – поспешил отказаться Валентин Сергеевич. – Если что-то понадобится, я позову.
Негр коротко кивнул, и Габриэль исчез так же быстро, как появился.
Соломатин неторопливо пошел к Цыну. Сердце готово было выскочить из груди, и лишь неимоверным усилием воли Валентин Сергеевич сохранял внешнее спокойствие. Шел он, стараясь произвести побольше шума, чтобы привлечь к себе внимание, но Цын точно не замечал ни шарканья по полу ножек отодвигаемых Соломатиным стульев, ни его нарочито громкого покашливания. Весьма удивленный и огорченный Валентин Сергеевич присел на стул напротив Ли Цына. Тот продолжал молча курить толстую кубинскую сигару. Струйка дыма уходила вертикально вверх, поглощаемая системой вентиляции. Перед Ли стоял широкий приземистый бокал с темной жидкостью.
Прошла пара минут, а над их столиком всё еще висело тяжелое молчание. Соломатин уже решился нарушить его, как вдруг поймал глазами взгляд Ли. Этим взглядом Валентина Сергеевича обдало будто холодом вселенской бездны. От когда-то искрометно-лукавых глаз знакомца осталась лишь тень, обрамленная в темные круги. Во взгляде Цына смешались безысходная тоска и боль. В груди Соломатина что-то оборвалось. Неужели это конец, подумал он, неужели всё пошло прахом? Что же могло случиться?
Негнущимися от волнения пальцами президент НВТ с трудом извлек сигарету из портсигара. Краем глаза он заметил, что бармен недоуменно разглядывает молчаливую пару гостей. Надо что-то делать, решил Соломатин.
– Ли, ты меня узнаешь? – спросил он.
Цын по-прежнему молчал.
– Это я – Валентин Соломатин! Ответь что-нибудь, Ли!
Опять тишина.
– Ли, тебе плохо? Что случилось?
– Все умерли, – прозвучало в ответ. – Они все умерли, ты понимаешь? Все!
Кто умер, когда? – промелькнуло в голове Валентина Сергеевича.
– Ли, я ничего не понимаю! Кто умер?
– Жена, дети – все!
Соломатин на некоторое время потерял дар речи. Зная привязанность Цына к семье, а особенно к младшему сыну, он мог представить, что сейчас испытывает Ли. Что же теперь делать? Навряд ли в таком состоянии с ним можно о чем-то договориться. Надо как-то попробовать расшевелить его, может быть, ему нужно выговориться? Может, после этого он придет в себя? Так думал Соломатин, всматриваясь в лицо Ли, похожее на восковую маску, не выражающее никаких чувств. Прежде чем попытаться завязать разговор, Валентин Сергеевич заказал виски. Официант принес шестигранный стакан, на четверть заполненный светло-коричневой жидкостью. Соломатин залпом выпил, абсолютно не почувствовав вкуса напитка, и, наконец, закурил. После пары затяжек он обратился к Цыну:
– Ли, прими мои соболезнования, я искренне сочувствую тебе.
В этом Соломатин не лгал. Он хорошо знал детей и жену Цына – симпатичную шведку. Когда-то по случаю всё семейство Ли гостило у Соломатина целых три недели. В свободное время Валентин Сергеевич сопровождал их в кафе, кинотеатры, зоопарк и даже успел в некоторой степени привязаться к шумным любознательным пацанам и их заботливой матери.
– Как это произошло? – спросил он.
Прежде чем ответить, Цын вынул сигару изо рта и залпом осушил свой бокал.
– Показательные испытания, – сказал он тихим надтреснутым голосом. – Зачем я поддался на уговоры, зачем позволил им прийти? Через день Майклу должно было исполниться шестнадцать, и он просил меня взять их на испытания нового самолета. Это было даже не испытание, а скорее показательное выступление перед высшими армейскими чинами. Я был против, но жена упросила сделать мальчикам приятное. Я так много рассказывал им, с каким трудом мои специалисты доводили до ума новую систему управления полетом. Машина могла летать сама, без пилота. Сама анализировала ситуацию, принимала решения, выполняла поставленную задачу без участия человека. Ты понимаешь, что это значит? Это было воплощение моей мечты!
Глаза Соломатина заблестели. Неужели им это удалось, подумал он. Это же такой прорыв! Тем временем Цын продолжал рассказывать:
– При очередном маневре произошел сбой… – Цын запнулся, судорога пробежала по его лицу и плечам, – самолет рухнул прямо на трибуну, просто взял и упал, как камень… Самонадеянный горделивый болван! Почему я не распорядился, чтобы в машине находился пилот? Можно было избежать катастрофы! Эта проклятая куча железа отняла у меня моих мальчиков!
Цын закрыл лицо ладонями и затих.
– А жена, что случилось с ней? – тихо спросил Валентин Сергеевич.
– Инфаркт. Врачи ничего не смогли сделать, – не отнимая ладоней от лица, ответил Ли.
– Почему ты сразу не сообщил мне? – спросил Соломатин, но тут же сообразил, что задал глупый вопрос. – Извини, понимаю… Тебе было не до того.
– Давай выпьем? – предложил Цын. – Теперь я только и делаю, что пытаюсь напиться при первой возможности, чтобы не думать… не вспоминать… И не говори мне, что время лечит, и прочую чушь!
Цын жестом подозвал официанта и заказал бутылку «Джек Дениэлс».
Разлив виски по бокалам, Ли встал. Соломатин последовал его примеру. Они выпили. Цын налил себе еще – до краёв, а Валентин Сергеевич отказался.
Пил Цын зажмурившись. Жадно. Большими глотками. Точно путник, наткнувшийся в знойной пустыне на источник живительной влаги.
– Знаешь, Валентин, а ведь я решил отойти от дел, – сказал он, утерев губы ладонью.
Эта фраза оказала на Соломатина эффект подобный удару обухом по голове.
– Ты в своем уме? А как же компания, бизнес? – оторопело спросил он. – Ведь всё это ты создавал с нуля своими руками! И теперь собрался бросить?
– Да, своими руками. Своими руками я создал то, что погубило мою семью! Своими руками я создавал то, что приносит теперь горе в тысячи семей. Легко не задумываться о гибели посторонних людей, пока через смерть близкого не поймешь, что значит человеческая жизнь! Ответь мне, Валентин, у скольких матерей сейчас разрывается сердце от известия о гибели сына?
– Но это же война, Ли! Не мы с тобой ее начали! Не мы заставляем людей стрелять друг в друга! Разве не так?
– Не заставляем, но подливаем масла в огонь! Мы с тобой предатели, Валентин. Мы предали свои страны, мы делаем деньги на смерти вместо того, чтобы попытаться остановить это безумие!
– Если бы не мы, эти деньги делал бы кто-то другой, это естественный процесс! Тебе не в чем себя упрекать!