Когда мы занимаем места в конце очереди, глаза Пабло расширяются при виде пары с кольцами в ушах и губах и цепочкой между ними. Он качает головой в замешательстве.
– Белые люди. По-моему, большинству из них не помешала бы интенсивная терапия.
– Ты хочешь сказать, что мексиканцам не нужна терапия, Пабло?
– Ты знаешь, что произошло бы, приди я домой с цепочками на лице, Райан? Мой старик вышвырнул бы меня из дома, а не послал бы разговаривать с психологом.
Интересно, мой папа был бы строгим или, наоборот, добрым? Возможно, он был бы одним из тех понимающих родителей, которые разрешают своим детям делать то, что хочется? Я стараюсь серьезно об этом не думать.
Перед нами остается где-то пять человек, когда парень в кассе объявляет:
– Простите. Все билеты распроданы.
Коллективный стон эхом раздается в очереди людей за нами, желавшими купить билет.
– Прости, чувак, – говорит Пабло, не раскаиваясь. – Может, пойдем в нормальный клуб и потанцуем под нормальную музыку?
Но я не хочу нормальную музыку. Я хочу услышать «Тени Тьмы». Когда у меня не было друзей, именно солист Аттикус Пэттон делил со мной мою боль.
– Слушай, ты не можешь просто продать нам два билета? – спрашиваю я кассира.
Парень смотрит на меня сквозь длинные патлы, напоминающие швабру, которые закрывают почти все лицо.
– Нет.
Пока толпа счастливчиков заходит в «Клетку», я качаю головой, жалея, что нам не повезло. Это отстой.
– Мы всегда можем пойти в кино, – предлагает Пабло, когда Голова-Швабра закрывает кассу и исчезает.
Я почти теряю надежду, когда вижу, как в переулок за «Клеткой» подъезжает фургончик «Кейтеринг Димитри». Я хлопаю Пабло по плечу:
– Следуй за мной.
Пабло идет за мной в переулок. Фургончик паркуется у заднего входа, и моя идея воплощается в жизнь.
– Вы опоздали, – рявкаю я на двух парней в фургоне. – Группа хочет знать, где еда, я еле успокоил их. – Я веду себя нервно, они должны думать, что я вот-вот готов сорваться.
– Это не моя вина, – говорит водитель, выпрыгивая из машины. – Ужасные пробки, а у нас еще две доставки сегодня вечером.
Я раздраженно выдыхаю.
– Нам нужно срочно отнести эту еду. Босс отправил нас с Пабло за вами. – Мы идем за ним к задней двери фургона.
– Тогда помогите нам. Вот, – говорит он и передает подносы с едой. Другой парень достает еще один поднос, и все мы направляемся к черному входу в клуб. Я стучу так, словно владею этим местом, а сам думаю, что, если нам удастся все провернуть, это будет чудом.
Какой-то большой парень с татуировками на обеих руках открывает дверь.
– Кейтеринг, – говорю я ему.
Он осматривает нас, а потом широко открывает дверь, пропуская внутрь. Я вообще не знаю, куда идти, так что импровизирую.
– Не туда, идиоты! – кричит какой-то костлявый белый чудак с прилизанными назад волосами, когда я ставлю поднос на свободное место. – Это для группы!
Я иду за этим чудаком по ярко освещенному коридору к двери со звездой. Он ее открывает, и внезапно я оказываюсь лицом к лицу ни с кем иным, как с Аттикусом Пэттоном. На нем черные джинсы и футболка с названием группы. Его черные как смоль волосы торчат на затылке, а спереди закрывают пол-лица – его фирменный образ во всех видео «Теней». Здесь и остальные ребята, сидят на диванчиках, совершенно расслабленные. Оказаться прямо среди них – это что-то нереальное, и я едва не роняю поднос.
– Наконец-то, – говорит Аттикус, лениво растягивая слова. – Мы чертовски проголодались.
Я ставлю поднос на пустой стол, и Пабло с работниками кейтеринга повторяют за мной. Кажется, Пабло чувствует себя некомфортно, словно боится, что нас поймают.
– Спасибо, парни, – говорит чудак и, достав кошелек, выдает нам четверым двадцатидолларовые купюры.
Работники кейтеринга кажутся сбитыми с толку, не понимая, почему чаевые дают мне и Пабло, но лишь пожимают плечами и уходят.
Я не из стеснительных, так что подхожу к Аттикусу.
– Я большой фанат, – говорю я. – Ваша песня «Сражайся за это» помогла мне преодолеть тяжелые времена.
Он улыбается:
– Рад это слышать, дружище. Как тебя зовут?
– Райан. А это Пабло, – говорю я, показывая на друга.
– Рад познакомиться, парни. – Он протягивает руку для рукопожатия. – Эй, вы можете остаться и посмотреть концерт, если хотите. Если у вас больше нет доставок.
Мы с Пабло обмениваемся взглядами, а потом поворачиваемся к Аттикусу.
– Доставок больше нет, – бормочет Пабло.
Я прочищаю горло.
– Э-э, да, это была наша последняя доставка. Было бы классно послушать концерт, друг.
Аттикус кивает худощавому парню.
– Брайан, дай им проходки, – приказывает он.
Брайан показывает нам следовать за ним по коридору. Я уже думаю, что нас сейчас выкинут, когда мимо проходит Голова-Швабра, но, к счастью, он так занят сообщением в телефоне, что не замечает нас. Мы проходим мимо охраны к огромной толпе, собравшейся перед сценой. Клуб забит.
Когда Брайан оставляет нас в первом ряду, я бросаю взгляд назад на огромное количество людей в зале. Здесь только стоячие места. Я толкаю Пабло.
– Это офигенно.
– Для кого? – Пабло рассматривает слишком большие колонки. Мы стоим так близко к ним, что могли бы коснуться. – Э… Райан, кажется, мы слишком близко.
– Нет. Это идеально, мужик.
Толпа начинает реветь, когда выключается свет и на сцену выходит группа на разогреве. Это менее известная панк-группа «Псиклоны». Вскоре огни сцены снова вспыхивают яркими цветами. Толпа двигается еще ближе, и мы стоим почти друг на друге, но мне все равно. Пол вибрирует в такт биту, я машу кулаком в воздухе и прыгаю под музыку. Обычно я сдержанный и замкнутый, но эта музыка проникает мне в душу.
Пабло изумленно качает головой, словно не может поверить, насколько я расслабляюсь.
Солист «Псиклонов» поет кому-то на другом краю сцены. Я слежу за его взглядом и вижу латиноамериканку с длинными каштановыми волосами и синей прядью. Кажется, она проживает лучшие моменты своей жизни. С ней две подруги, они улыбаются и наслаждаются панк-музыкой.
Я хватаю Пабло за локоть и указываю на девушек в толпе.
– Видишь? Мексиканцы любят панк-музыку, – говорю я ему.
Он пожимает плечами.
– Они классные chicas, но, должно быть, они loco.
Loco? Мне так не кажется. Я смотрю на девушку с синей прядью в волосах. Она подпрыгивает в такт музыке, совершенно расслабленная, словно ничто в этом мире ее не заботит. Я не могу отвести от нее глаз.
Когда «Псиклоны» допевают все песни из сет-листа, в зале снова становится темно, и энергия поднимается в преддверии «Теней Тьмы».
– А теперь мы можем уйти? – спрашивает Пабло. – Мне кажется, вон та девушка с татуировкой паука на лице только что схватила меня за зад. Я чувствую себя оскверненным.
Я вскидываю бровь:
– Оскверненным?
– Ты ее видел? Старик, я боюсь пауков. Можешь представить, каково это – целовать ее, а потом открыть глаза и увидеть огромного паука так близко к твоему лицу? – Он притворяется, что его тошнит. – Я бы не жаловался, если бы мы стояли рядом с теми горячими латинас на том конце сцены, которых ты показал.
– Тогда пойдем, – говорю я ему, но, прежде чем мы успеваем протолкнуться к другому краю сцены, вспыхивает цветное пламя, и выходят «Тени Тьмы».
Аттикус Пэттон стоит у подножия сцены и крепко держит микрофон.
– Йо, Техас! – кричит он изо всех сил, и толпа сходит с ума.
Барабанщик дает бит, и Аттикус начинает исполнять «Хаос» – песню о парне, чей разум по ночам заполняется случайными мыслями.
«В голове начинает стучать, а мой мир начинает сотрясаться» – поднимается голос Аттикуса над быстрым ритмом музыки.
Такое впечатление, что песня вдохновляет толпу на хаос, внезапно все очищают место перед сценой, и образуется пространство для слэма[29] тем, кто готов врезаться друг в друга и толкаться. Меня это не пугает. Это словно вызов. Мне сразу же хочется оказаться в самом центре.
Хаос!
Что со мной не так? Эти мысли не дают мне покоя.
Хаос!
Я толкаю Пабло и показываю на слэм. Ему хватает одного взгляда на кучу фанатов, дико врезающихся друг в друга, и его глаза широко распахиваются.
– Ну уж нет! – отвечает он.
Только когда безумие выходит наружу, я свободен!
К черту правила, к черту общество!
– Мы идем туда, – обращаюсь я к Пабло, перекрикивая громыхающую музыку.
Он качает головой, но в это мгновение кто-то толкает его в слэм. Я тоже пробираюсь туда, наслаждаясь тем, как толпы людей просто отрываются. Аттикус Пэттон прав. К черту условности и правила. Кому какое дело до опасности? Жизнь заключается в безумии и освобождении от запретов.
Сперва осторожный, Пабло начинает смеяться, пока его толкают с одного края потного слэма в другой. Мы – компания глупых, сумасшедших ребят, которые не боятся рисковать. Это не для слабохарактерных, но, взглянув в центр круга, я вижу, что туда затянуло девушку.
Девушку с синей прядью в волосах.
Вот черт!
Это нехорошо. Она врезается в парня, и удар практически отправляет ее в воздух. Должно быть, она в ужасе от парней в два раза больше, толкающих ее.
Кто-то должен ее спасти, и, хотя мой девиз – «К черту геройство», я не собираюсь наблюдать, как девушку ранят или убивают, потому что какой-то идиот решил затолкнуть ее в слэм.
Я бросаюсь в шумную толпу, намереваясь добраться до девушки, прежде чем ее растопчут.
Пришло время хоть раз побыть героем.
Шестая глава
Далила
Люди в слэме потные и громкие. Они скачут, словно их ударило током.
И мне это нравится!
Это стоило того, чтобы проникнуть в дом и стащить паспорт без разрешения.
Аттикус Пэттон выкрикивает слова, словно хочет, чтобы его услышал весь штат Техас… и Мексика тоже. Я наблюдала за слэмом со стороны, но потом решила присоединиться к веселью. Дома я изображаю идеальную дочь. Здесь я могу быть кем угодно. Меня мотает туда-сюда в хаосе, но я чувствую себя более свободной и дикой.
Пока меня не останавливает железная хватка на талии. Внезапно меня вытаскивает из круга какой-то придурок с твердыми, словно камень, бицепсами и широкой грудью.
Что за…
Когда он ставит меня на ноги, я разворачиваюсь и встречаюсь взглядом с самыми голубыми глазами, которые когда-либо видела. На его идеально высеченном лице играет самодовольная улыбка. Неужели он думает, что, раз он симпатичный, то может таскать меня, как какую-то тряпичную куклу?
Он наклоняется и громко говорит:
– Можешь поблагодарить меня потом.
Поблагодарить его?
– За что? – Я пытаюсь перекричать музыку.
– За твое спасение.
С губ срывается смешок. Мое спасение? Он что, шутит? Это меня так раздражает, что первым делом мне хочется сделать ему выговор на моем родном языке.
– Меня не надо спасать, pendejo! – объявляю я, и раздражение просачивается в мой голос. – Я могу о себе позаботиться, мистер Америка.
Он просто стоит, застыв на месте.
Не желая пропускать веселье, я проталкиваюсь мимо него и снова бросаюсь в слэм. Аттикус исполняет следующую песню, ту, что восхваляет уникальность, – «Это я».
«Это я, я не стану меняться ради тебя.
Принимай меня таким, как я есть, или я найду кого-то другого».
Пока меня кидает из стороны в сторону, весь стресс, который я недавно испытывала, каким-то образом улетучивается. Стресс из-за давления родителей, чтобы я приняла правильное решение по поводу моего будущего; стресс, потому что я не уверена, смогу ли соответствовать их ожиданиям; стресс, потому что я хочу помочь облегчить их боль из-за потери Лукаса.
Внезапно они начинают петь «Одну ночь безумия». Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить, каково было сидеть в машине с братом. Я помню, что он всегда стучал по панели, словно играл на барабанах и уговаривал меня делать то же самое. Между песнями он рассказывал мне про свои надежды и мечты стать доктором. Он хотел помогать тем, кто не мог помочь себе. Я взяла на себя эту роль после его смерти.
«Хватило одной ночи безумия.
Ты украла мою душу одним лишь взглядом».
Когда песня заканчивается, я ухожу из слэма и направляюсь к бару.
– Эй, – окликает меня чудаковатый парень с короткострижеными волосами и круглым лицом. – Этот концерт – потрясающий!
– Да, – соглашаюсь я.
Он наклоняется.
– Меня зовут Скайлер, – кричит он мне на ухо так громко, что моя барабанная перепонка начинает дрожать. У него короткие ноги, и своим коренастым телосложением он напоминает мне персонажа из мультиков.
– Я Далила.
Я качаю головой в такт музыке и жду, когда подойдет бармен, чтобы заказать напиток. Во рту так пересохло, что мне хочется потянуться и попить прямо из крана на барной стойке.
Я машу бармену, но вокруг собралось так много людей, что он меня не замечает. Эх.
– Я пытаюсь заказать пиво уже пять минут, – говорит Скайлер. – Хочешь, я тебя угощу?
Я качаю головой и показываю на руку, на которой нет печати «Старше 21».
– Мне просто колу, – говорю я ему. – Если этот парень когда-нибудь подойдет.
Вытянув шею, я вижу Суну на другом конце клуба. Она разговаривает с тем же парнем, с которым болтала последние двадцать минут. Ее глаза горят вниманием, и она искренне смеется над его словами. Она точно хорошо проводит время.
Деми привлекает внимание гитариста «Теней Тьмы», который улыбается ей со сцены, словно она богиня. Наверное, он думает, что она окажется какой-то фанаткой, готовой пойти с ним за кулисы, но он сильно ошибается. Деми, может, и любит пофлиртовать, но она против отношений на одну ночь.
Скайлер хлопает меня по плечу.
– Вот, – говорит он, передавая мне прозрачный пластиковый стаканчик. – Кола, правильно?
Я киваю и забираю у него напиток.
– Спасибо.
– Ты живешь здесь? – спрашивает он.
– Не совсем.
– И я тоже. – Он отпивает пиво, и я чувствую, как его рука опускается мне на талию. Я делаю маленький шаг в сторону, чтобы между нами было расстояние. – Я приехал из Невады с однокурсниками. Мы остановились в отеле на углу.
– Круто. – Когда я поднимаю стакан ко рту, тот парень с голубыми глазами, грубо вытащивший меня из слэма, подбегает и выбивает колу из руки. Стакан взлетает в воздух, и его содержимое выливается на меня.
– Что с тобой не так? – кричу я и смотрю на свою промокшую одежду.
– Да, чувак, – говорит Скайлер, надувая грудь, словно павлин, готовый к схватке. – Она со мной.
Прежде чем я успеваю моргнуть, кулак мистера Америки врезается в челюсть Скайлера. Парень отшатывается назад и падает на пол.
– Ты с ума сошел? – кричу я на незнакомца, неловко отталкивая его.
– Он подсыпал что-то в твой напиток, – говорит мистер Америка спокойным, ровным голосом.
– Что? – Я сердито гляжу на Скайлера, который все еще валяется на полу. – Это правда?
Глаза Скайлера распахиваются, и он прижимает ладонь к покрасневшей щеке.
– Я ничего не добавлял в твой напиток! Клянусь!
– Чувак, я, черт возьми, это видел! – Мистер Америка хватает Скайлера за ворот и поднимает на ноги. – Оставайся здесь, – рычит он сквозь стиснутые зубы. – Я позову охрану.
В моей груди нарастает паника, когда я бросаю взгляд на охрану. О нет! Я узнаю среди них Джерардо – телохранителя, которого папа нанимает на вечеринки и корпоративные мероприятия. Нельзя, чтобы он меня допрашивал. Что, если он расскажет отцу, что я пересекла границу без разрешения? Я попаду в такие неприятности! Как только мистер Америка разворачивается, чтобы позвать охрану, я подскакиваю и закрываю ему рот рукой.
– Не делай этого!
Он отталкивает мою руку.
– Почему?
– Потому что это неважно.
– Неважно, что он пытался опоить тебя? – спрашивает он.
– Забудь.
Теперь, когда мы отвлеклись, Скайлер выбегает через выход и исчезает.
Мистер Америка тихо выругивается.
– Кажется, ты не так уж можешь позаботиться о себе, как думаешь, – говорит он мне.
Я тычу пальцем ему в грудь.
– Тебе нужно… – Я замолкаю, потому что краем глаза вижу, как Джерардо пробирается сквозь толпу, направляясь к нам. Зрители окружают нас, наслаждаясь развернувшейся драмой. Я пытаюсь найти выход из этого беспорядка и избежать внимания, но бесполезно. Офицер в форме загораживает мне дорогу. Он крупный парень с пронзительными глазами и острым носом.