– Грач! – едва не выкрикнул Ру.
– Да тише ты!
Бен осторожно подошел, почему-то не боясь разбудить учителя. Ему казалось, что будет даже справедливым, если его накажут снова, на этот раз за ночной побег. Но учитель Арчер крепко спал. Иногда его губы шевелились, словно он с кем – то разговаривал во сне. Только сейчас Бен понял, что господин Арчер покинул праздник уже достаточно давно, видимо, сразу задумав уединиться здесь в тишине и покое. И даже позаимствовал коня Линквудов. Но почему именно здесь?
Посмотрев на листы бумаги на коленях учителя, Бен, все понял, хоть и не сразу. «Повесть о семье Клаус» – гласили ровные буквы на первом листе, которых было не меньше двух десятков. Были тут и рисунки – Бен заметил их в свете лампы – почти точные копии тех карт, которые они нашли в его папке на учительском столе. А били ли то карты? Бен в этом сомневался уже.
– Ру, – сказал он, – идем отсюда. Никакой фермы Клаусов нет, да и не было никогда.
– Не понял…, – Ру завертел головой, но Бен приложил палец к губам и Ру затих.
Бен аккуратно сложил листы стопкой, положил их на пень возле лампы, затем поправил теплый плащ, укрыв им плечи и колени учителя и еще раз осмотрелся вокруг. Старые сараи, которым десятки лет, старый сад, темнота, далекий лай собак.
– Пойдем, Ру. Нас скоро хватятся.
– Но потерянная ферма, где она?
Бен хлопнул ладонью по неровно сложенной пачке исписанных листов.
– Здесь.
В тот день клуб «КИМ» был как никогда близок к закрытию и, скорее всего, так бы и произошло, если бы не одно обстоятельство – дом Клаусов действительно существовал. И с того места, где сидел, притворяясь спящим, со стопкой фальшивой рукописи учитель Арчер, если внимательно присмотреться, можно было увидеть в свете звезды край его крыши над зарослями заброшенного парка.
А неделей позже произошло еще одно событие, которое принесло с собой новые загадки – внезапно пошел дождь.
2. Когда приходит дождь
К концу недели пошел дождь. Это был первый дождь за последние два года и, вероятно, последний. Солнце не взошло как обычно ярким теплым шаром, играя бликами на морозных стеклах, оно тяжело поднялось мутным пятном за туманной серой пеленой, в которую превратилось небо. Этого следовало ждать давно – с каждым днем в небе появлялось все больше облаков – серых комков не рассеивающегося тумана, а затем с севера свинцовой пеленой наползла мокрая дымка и поползла вверх, загораживая белизну неба. А потом посыпалась мелкая морось, воздух стал холодным и влажным, а дороги и дома потемнели от мелких капель. Даже деревья потяжелели, опустив мокрые ветки, с их листьев капала вода.
Бен не любил дождь. За свою жизнь он помнил всего парочку дождливых дней, но каждый из них оставлял в нем ощущение тревоги и грусти. Многие на Фермах не любили дожди. Говорили, что капли с неба приносят с собой такие вещи, о которых лучше не знать, вещи пугающие, необъяснимые. Бен боялся этих историй и очень любил их слушать, хотя и не всегда верил в них.
Холодный туман полз по земле, скользил по небу, было очень промозгло и пасмурно. Бен стоял на площади со всеми, кутаясь в теплый плащ отца, ушитый для него по случаю непогоды, и смотрел на печальную процессию. Четверо с дальней фермы (Бен не знал их имен), несли завернутое в брезент тело. По их шляпам стекала вода. Позади шли господин Линквуд и господин Ганн, неслышно переговариваясь. Они были закутаны в одинаковые черные плащи с капюшонами. Редкие прохожие стояли вдоль улицы, молча провожая неизвестного на руках мрачных людей. Когда они поравнялись с Беном, отец положил руки ему на плечи и легко сжал.
– Кто это, папа?
Отец прижал палец к губам и покачал головой.
– Айзек Борн с мануфактур, – сказал кто-то позади, – еще одна жертва. Не думаю, что мануфактурщики согласятся и дальше охранять нас.
– Снова псы?
– Боюсь, что на этот раз кое-что пострашнее.
Сзади кто-то громко шикнул и голос смолк. Бен обернулся, но не узнал никого под низко опущенными капюшонами. Отец осторожно отвел его в сторону, когда господин Линквуд и господин Ганн поравнялись с ними. Члены Совета хмуро кивнули Бену и обменялись рукопожатиями с его отцом.
– Айзек? – спросил он. Ганн кивнул, сжав губы, и покосился на Бена.
– Значит, теперь ждем коменданта Мануфактур, – многозначительно произнес отец.
– Сегодня. Он уже в пути, – сказал Линквуд нахмурившись, его заметно огорчало присутствие Бена, – мы ждем вас в Совете через час.
– Я буду.
Господин Ганн что-то вложил в руку отца Бена и, опираясь на трость, торопливо отправился за процессией.
– Через час, – наполнил Линквуд.
– Да. Буду через час, – рассеяно произнес отец. – Пойдем Бен.
Тело несли мимо здания школы, сегодня закрытой по неизвестной причине. Впрочем, никто из учеников все равно не пришел – по случаю дождя семьи были заняты внезапно нахлынувшими делами, для которых требовались усилия каждого. В конце улицы ждала повозка, запряженная рабочей лошадью мануфактурщиков. Тело аккуратно положили на мокрую солому, кучер курил и о чем-то разговаривал с людьми в плащах. Бен смотрел на них, оглядываясь через плечо, и заметно отстал от отца.
– Эй, Бен! – из маленькой толпы у палатки с глиняной посудой вынырнул Ру. На нем была толстая куртка и шляпа с широкими полями, почти скрывающая длинные плохо причесанные волосы. Позади мелькнуло хмурое лицо госпожи Кимберли.
– Бен, привет! Ты тут один?
Бен покачал головой, кивнул в сторону отца, раскуривающего трубку под кроной тополя.
Ру заговорщически обернулся, поискав глазами маму.
– Дождь, Бен, настоящий дождь. Надо быть начеку, я не хочу пропустить ничего из того, что может случиться этим днем, а, особенно, ночью.
Эти слова прозвучали зловеще и Бен поежился. В отличии он Бена, Ру всегда придавал страшным последождевым историям большое значение и верил в них безоговорочно.
– Думаешь, что-то произойдет?
– Всегда происходит! Ну, ты же знаешь. Посмотри на старших, даже им не по себе. Все хотят поскорее уйти домой и закрыться на все засовы.
– Это верно, – согласился Бен и посмотрел на небо.
Ру снова обернулся на сердитую маму и почти шепотом сказал:
– Давай увидимся тут часа через три. Я как раз вернусь рассчитаться с торговцем за кувшины.
– Что, прямо на улице под дождем?
– Да нет же, в школе. Задняя дверь должна быть открыта. Через три часа, но могу опоздать, – сказал Ру и, махнув рукой матери, исчез среди покупателей.
Бен поежился, пытаясь согреться под промокшим плащом. Сырость пробиралась в каждую складку, бегала по спине мелкими мурашками. Свой утренний отказ от теплого свитера Бен считал сейчас особенно глупым. А дождь все поливал улицу мелкими каплями. В центре площади уже собралась приличная лужа, возле которой отец Бена уже оживленно беседовал с госпожой Линквуд. Госпожа Линквуд была высокой женщиной в красивом желтом плаще. Рядом в таком же плащике стояла Кристи, пряча руки в рукава.
– Привет, Бен, – поздоровалась она, согласно приличиям, слегка согнув колени.
– Здравствуй, Кристи.
На этом неловкая беседа исчерпала себя. Бен еще хотел поинтересоваться как ее здоровье, как поживает Курт, поблагодарить за красивую игру на празднике, но почему-то промолчал. Зато он подумал о том, что никогда прежде (за исключением дня семьи Линквуд) не видел Кристи вне школы. А она была похожа на свою красивую степенную маму и держалась так же величественно (Бен с трудом подобрал слово), не было и следа от веселой школьной непосредственности. Кристи улыбнулась ему и посмотрела себе под ноги. Бен пожевал свой язык и тоже посмотрел под ноги. Будь он лет на пять помоложе, он бы обязательно подергал отца за рукав.
– Как Ру? – вдруг спросила Кристи.
– Хорошо, – ответил Бен и зачем-то добавил, – спасибо.
Она снова улыбнулась.
– Слышала о вас много хорошего, Бенджамин, – сказала госпожа Линквуд, взглянув на Бена сверху, – мои дети о вас очень высокого мнения. Особенно… (Кристи едва заметно сердито топнула ножкой) … Курт. Думаю, эта дружба пойдет на пользу и вам и Курту.
– Спасибо, госпожа Линквуд, – сказал Бен, смущенно кивнув.
– В школе Курту будет совсем не просто, – вздохнула госпожа Линквуд, – я говорила Жозефу, что это следовало сделать раньше. Но он не слишком верит в школьное образование.
– Напрасно, – отозвался отец, – господин Арчер – очень хороший учитель.
Госпожа Линквуд снова вздохнула.
– Да вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, Рой.
Отец Бена незаметно кивнул и взглянул на сына. Бен стоял слегка красный и изучал наступающую на носки ботинок лужу. Кристи, склонив голову, внимательно следила за ним.
– Не будем загадывать, Рой, – сказала госпожа Линквуд, внезапно рассмеявшись, – идем, Кристи. Попрощайся с господами Китс.
Бен понемногу выходил из душного ступора. Холод снова пополз под его одежду, возвращая к реальности.
– О чем загадывать, пап? – спросил он вдруг.
– Не бери в голову, Бен. Пойдем, у нас мало времени, – он посмотрел на часы, – нет. У нас совсем нет времени. Вот что, Бен, – он присел возле сына, – я возьму тебя с собой на Совет. Подождешь в коридоре, это не долго. Потом вместе пойдем домой. Хорошо?
– Может я сразу домой? – предложил Бен, но в душе ликовал и надеялся, что отец откажет. Оказаться в здании Совета во время заседания, да еще и провести там целый час! Об этом мечтал похвастать любой мальчишка в школе, но до сих пор это было привилегией лишь братьев Ганн.
– Нет, – сказал отец, и Бен послушно кивнул, тщательно маскируя свое ликование. В другой день отец легко отправил бы его домой и попутно дал бы с дюжину поручений, но не во время дождя, когда чувство тревоги и непонятного страха впитывалось с каждой упавшей с неба холодной каплей.
Дорога до здания Совета показалась Бену мгновением. Он сочинял живописную историю для Ру, предвкушая, как расскажет ее по секрету, зная, что добрая половина класса узнает обо всем уже через четверть часа. О встрече с Ру в здании школы он все еще помнил и надеялся незаметно улизнуть из поля зрения отца, не желавшего сегодня упускать Бена из виду.
У входа в здание стоял хмурый городовой. Он кивнул господину Китсу и покосился на Бена, но ничего не сказал. А внутри было долгожданное тепло. Тут горел камин. Прямо в широком коридоре, вдоль которого висели картины и головы диких зверей. Под лестницей пустовал стул охранника, курившего на крыльце. Бен встал под большой картиной, явно заказанной на мануфактуре – четверо в черных плащах восседали за столом, заваленным бумагой и книгами. Один из заседавших – в нем Бен узнал господина Ганн – откинулся в кресле и указывал рукой на документ перед собой. Человек в мантии председателя (его имя Бен помнил плохо) навис над столом. Его лицо выражало крайнюю решимость.
– Посиди тут, Бен, погрейся у камина, посмотри на картины. Я вернусь минут через сорок.
– Хорошо, папа, – сказал Бен, уже не слушая.
– Вот и чудесно.
Отец убежал по широкой лестнице на второй этаж, где, судя по рассказам братьев Ганн, находился зал заседаний. Там Бен не был ни разу. Только однажды поднимался по внешней лестнице на маяк, заступая на дежурство с отцом.
Когда зашел господин Ганн, Бен попытался спрятаться под лестницу, будучи уверен, что старший Ганн останется очень недоволен его присутствием в Совете. Но Ганн пролетел мимо, на ходу скидывая мокрый плащ и едва не сбив Бена с ног. Его трость застучала по деревянным ступеням, скорее подпрыгивая на них, чем помогая идти. Что-то ворча под нос, городовой поднял плащ и наткнулся на Бена под лестницей, возле чугунной вешалки. Он снова подозрительно покосился на него, но не смог придумать, что делать с Беном.
Отец Бена формально не входил в Совет, но всегда имел там совещательный голос. Его слушали, как представителя пограничной фермы, ему шли на уступки по той же причине и по причине монополии на мед. Сам же отец никогда не отзывался о членах совета неуважительно, по крайней мере, в присутствии Бена.
Наверху раздались громкие голоса, превратившиеся в неразборчивое бурчание после того, как кто-то прикрыл дверь комнаты заседаний. Бен все еще разглядывал картины на стенах, темные в свете камина, и нескольких масляных ламп. Портретов больше не было, только несколько общих видов ферм, написанных явно с маяка, какие-то люди на мосту. Бен был уверен, что приглядись он получше – лица были бы легко узнаваемы. Женщина у перил была подозрительно похожа на госпожу Линквуд. Бен снова вспомнил неловкую беседу с Кристи и почему-то страшно разозлился на Ру, припомнив все его шуточки по поводу увлечения Кристи персоной Бена. Злился и на себя, за то, что позволял этим шуткам свободно гулять по школе. Но в одном он мог позволить себе признаться – Кристи была очень красивой девочкой. Бен вздрогнул, испугавшись своих мыслей и вернулся к изучению стен. Он уже собирался задать пару уточняющих вопросов городовому, но тот снова скрылся за дверью, неплотно прикрыв ее за собой. Из проема тянуло сладковатым запахом табака.
Смелая мысль мгновенно зародилась в голове Бена и заставила действовать быстрее, чем он успел испугаться ее. Подняться вверх по запретной лестнице он не решился, но в конце коридора, у камина, насколько он помнил, была вторая маленькая деревянная лестница, ведущая мимо второго этажа сразу на третий к входу в маяк. Подобная лестница была и снаружи на внешней стене. Бен исчез за камином, едва городовой успел выглянуть в коридор, чтобы убедиться, что все в порядке. В несколько беззвучных прыжков он преодолел пролет и оказался возле маленькой двери, ведущей в коридор третьего этажа. Он замер, прислушавшись, а, затем аккуратно приоткрыл дверь, как ни странно, даже не скрипнувшую.
Коридор был пуст. Тут не было картин и камина, только стены, выкрашенные в красивый голубой цвет, как небо перед восходом, и два огромных окна, за которыми все еще моросил дождь. Бен скользнул в одну из приоткрытых дверей вдоль стены и оказался в маленькой комнате, уставленной старой мебелью и упаковками книг. Дверь он осторожно прикрыл за собой и оказался в почти полной темноте. Прямо под ним был зал заседаний – комната чуть больше этой с камином, дымоход которого проходил в стене за спиной Бена. Он слышал голоса и даже мог разобрать большинство фраз. Особенно тех, что произносил господин Линквуд, громко, почти крича:
– …уже давно вышла из-под контроля, не смотря на ваши заверения, господин Ганн. Три нападения за неделю и вот теперь гибель Айзека Борна. Вы, Ганн, так отчаянно просили защиты наших границ у мануфактурщиков, словно мы сами были не в состоянии решить свои проблемы. Уверен, что сейчас комендант Мануфактур привезет официальный протест и отказ от содействия в защите нашей территории, и тогда мы окажемся один на один перед лицом более серьезной опасности, чем дикая стая взбесившихся собак!
Господин Линквуд кричал и Бен очень живо представлял его, трясущего кулаками над письменным столом, как на той картине внизу, где то же самое делал другой член Совета. Бен вспомнил, что тот был из семьи Ламберов – небольшой, но влиятельной семьи с южной фермы.
– Вы прекрасно понимаете, что дело не в диких собаках. Мы в состоянии перебить их всех еще на дальних подступах к фермам, стоит лишь организовать достаточно серьезную облаву. Другой вопрос, что нападения хорошо организованы и явно имеют другую цель, как просто привести нас в замешательство или попортить пару – другую заборов, – тихо сказал Ганн.