Протазанов. На учёте нигде не состою.
Антонина Ивановна. Что же Вы решили, к Ольге в Калининград ехать или её к себе в Москву брать?
Протазанов. Я бы и в Калининград поехал, да мать не оставишь одну в Москве.
Антонина Ивановна. Любите, значит, мать свою?
Протазанов (снова пожимает плечами). Одну её не брошу.
Антонина Ивановна. Жене-то написали уже?
Протазанов. По дороге домой сделаю остановку в Украинске. Объяснимся…
Антонина Ивановна. Она сейчас в Украинске?
Протазанов. Да.
Ольга. Его жена большую часть года в Украинске у матери своей проводит.
Антонина Ивановна. Она что же, не работает?
Протазанов. Не работает.
Антонина Ивановна. Какая же у Вас зарплата?
Протазанов. Сто восемьдесят и квартальная.
Антонина Ивановна. Не густо.
Пётр Матвеевич. А если жена Вам развода не даст?
Протазанов. Подожду полгода.
Антонина Ивановна. Что ж, и полгода пройдут. Не велик срок. А всё-таки скажу Вам откровенно. Ольге лучше за Вас не выходить. Может, Вы и хороший человек, только вот жену с ребёнком бросаете.
Протазанов. А если у нас жизни нету. Так и мучиться, значит, до гроба?
Антонина Ивановна. Поймите меня, я – мать. У меня единственный ребёнок. Его счастье – моё счастье. В семейной жизни ни у кого гладко не бывает. Сегодня Вы жену с ребёнком бросаете. Завтра Ольгу; может быть, тоже с ребёнком. Мать-то свою одну оставить не хотите. Хорошо. Но и Ваш-то сынок Вам не чужой. Ходить к нему, наверное, станете…
Протазанов (угрюмо). Если жена позволит и если после развода насовсем к матери в Украинск не уедет.
Антонина Ивановна. Москва не Украинск. Может, и не уедет… К сыну ходить станете, а Ольга переживать будет, ревновать. Она этого сейчас не понимает, а настанет время, поймёт… Где жить с нею в Москве будете? Жена-то Ваша после развода с жилплощади не съедет.
Протазанов. Придётся на первых порах снять комнату. Потом в кооператив вступим.
Антонина Ивановна. Сколько же стоит снять комнату в Москве?
Протазанов. Не знаю точно. Наверное, рублей сорок, пятьдесят в месяц.
Антонина Ивановна. Что тогда на жизнь у Вас с Ольгой останется? Алименты ребёнку, на комнату пятьдесят в месяц… А на кооператив где возьмёте?
Ольга. У тебя с папой.
Антонина Ивановна (вздыхая). Мы дадим, конечно. Ты же одна у нас. Для тебя мы деньги копили. А всё же… всё же не пара Вы друг другу.
Пётр Матвеевич. А что теперь поделаешь?
Антонина Ивановна. Возьмём Оленьку из Калининграда к себе. Пройдёт время, она успокоится. Забудет… Глядишь, и замуж выйдет.
Ольга. За кого же, мамочка, я выйду замуж?
Антонина Ивановна. Кого полюбишь, за того и выйдешь.
Ольга. А если я больше никого в жизни не полюблю? А если я снова полюблю женатого? Или разведённого? Опять прикажешь подождать? Моего Ивана-Королевича, холостого да нецелованного? А мне ведь, между прочим, скоро двадцать семь.
Антонина Ивановна. Бывает, и в сорок лет в первый раз замуж выходят. И как удачно,
Ольга. Придётся, видно, подождать до сорока. А там, глядишь, явится, наконец, мой ненаглядный и неженатый, лет так сорока пяти-сорока семи. Здравствуй, Оленька, вот и я. Не заждалась?
Антонина Ивановна. Ладно, Оля. Выходи за кого хочешь. Тебе с человеком жить, не мне. Давай только сделаем так. Собирай свои вещи, и поехали к нам в Рузаевку.
Ольга. А как же…
Антонина Ивановна. Не перебивай. Заявление о сокращении пошлёшь на работу заказным письмом с уведомлением. За твоими вещами я в Калининград сама съезжу. Поживёшь у нас. С работой в Рузаевке не проблема. Врачи всюду нужны, особенно хорошие. Пусть твой Андрей улаживает свои дела. Раньше чем через полгода-год он их окончательно не устроит. А как устроит, поженитесь… Если никто не передумает…
Протазанов. И все эти полгода-год Вы, Антонина Ивановна, будете уговаривать дочь не выходить за меня замуж?!
Ольга. Я выйду только за тебя! Мама! Я только за него выйду, и ни в какую Рузаевку ты меня не увезёшь. В конце концов, у меня в Калининграде своя комната. А где в Рузаевке Андрей остановится, если приедет повидать меня?
Антонина Ивановна. У нас и остановится.
Ольга. А постель где ему постелишь?
Антонина Ивановна. Где-нибудь да постелим.
Ольга. Со мной не положишь, наверное?
Пётр Матвеевич (угрюмо). Что-то ты быстро во вкус вошла…
Антонина Ивановна (укоризненно). Петя!
Ольга. Ничего я не вошла. Ему-то каково будет?
Пётр Матвеевич (угрюмо). Потерпит. Не молоденький.
Протазанов (зло). Я только и занимаюсь тем, что терплю. Жена иногда по восемь месяцев дома не бывает. И вообще неизвестно, где у неё дом. В Москве или в Украинске?
Антонина Ивановна. Ваша жена, конечно, во многом сама виновата. Мужа одного оставлять надолго не рекомендуется. Я вот своего (кивает в сторону мужа) один раз в жизни на полгода одного оставила… вынуждена была оставить. Потом не рада была.
Пётр Матвеевич. Сейчас опять за своего Парасюка возьмёшься.
Антонина Ивановна. Возьмусь!. Я с Оленькой в Москве да в Ленинграде по профессорам носилась, а он в это время с дружком своим Парасюком, директором ликёроводочного завода, пил беспробудно.
Пётр Матвеевич. Пил. (Выливает из бутылки остатки водки в стакан и выпивает.) Пил. Да своих кровных не пропивал. Казённым спиртом лакомился.
Антонина Ивановна. Ты бы закусил хоть.
Пётр Матвеевич. Закусил уже. Дочка родная такую закусочку приготовила, что и с трёх поллитровок пьян не станешь. Высший сорт закусочка!
Антонина Ивановна. Да, не ожидали. Ехали дочку единственную повидать, с женихом её познакомиться (всхлипывает). Лучше бы не ехали… Её жалко, себя жалко (Андрею) и сынка Вашего тоже жалко. Его то что. ждёт?… Допустим, ваша жена снова замуж выйдет, так неизвестно ещё за кого. Счастье, если отчим хорошим человеком окажется. А если нет? Не выйдет во второй раз замуж – тоже плохо. Глядишь, гулять начнёт да на безвинном ребёнке зло вымещать.
Пётр Матвеевич. Ты, Тоня, лучше о своём ребёнке думай, а не о чужом. Что делать-то будем?
В это время правую часть сцены закрывает занавес. Зрителю видны только Ольга и Андрей, стоящие у левой кровати. Из-за правой кулисы появляется молодая туристка. К ней подходит высокий мужчина, лет 30-ти.
Мужчина. Девушка, Вы не знаете Ольгу Лебяжьеву?
Туристка. Знаю. Поднимитесь на седьмой этаж. Семьсот четырнадцатая комната.
Мужчина. Спасибо. Значит, седьмой этаж. Семьсот четырнадцатая комната.
Туристка. Пойдёмте. Я к ней тоже зайду. На зарядке её не было. И на завтраке тоже. Заболела что ли.
Мужчина и туристка идут вдоль занавеса, закрывшего правую часть сцены. В это же время начинает закрываться также и левая часть её. Когда мужчина и девушка доходят до середины сцены, левая часть гостиничного номера закрыта, но начинает открываться его правая часть. Зритель видит родителей Ольги у правой кровати.
Мужчина (обращаясь к девушке). Я из Калининграда прилетел. Еле билет купил на самолёт.
Мужчина и туристка уходят за левую кулису. Левая часть занавеса снова открывается. Раздаётся сильный стук в дверь.
Голос. Ольга, можно войти?…
Напряжённая тишина.
ЗАНАВЕС
СЦЕНА 3
Перед опущенным занавесом актёр, читающий текст от автора.
От автора. Великий французский писатель Стендаль в своей книге «О любви» пишет о четырёх различных проявлениях человеческого любовного влечения. Стендаль подразделяет любовь на любовь-страсть, любовь-влечение, любовь-тщеславие и физическую любовь. Любовь-страсть – это болезнь, болезнь «Высокая», редкая и часто смертельно опасная. Противоположностью любовной болезни является физическая любовь, секс, как её называют в 20-ом веке. Секс довольно низменен, широко распространён и вообще-то не опасен. И секс, и любовь-тщеславие могут быть примешаны к прочим видам любви, а также друг к другу.
Нельзя быть «больным» сразу двумя, но можно испытывать влечение одновременно к двум.
Что же испытывают друг к другу наши герои?
Ответ на этот вопрос Вам подскажут в какой-то степени события, происходящие в последующих сценах пьесы. Помните только – любое человеческое чувство не может быть неизменным во времени. Знайте, человека, изменившего своим чувствам, пускай даже под давлением обстоятельств, ждёт возмездие.
Актёр, читавший текст от автора, уходит. Занавес поднимается.
Перед зрителями в поперечном разрезе зал районного народного суда. Справа три высоких кресла – народного судьи и заседателей. В разрез попадает также служебное помещение, в котором между заседаниями суда находятся судья, заседатели и секретарь. Служебное помещение справа, т.е. у правой кулисы – за стеной, возле которой стоят высокие кресла. В служебной комнате два стола, несколько стульев и сейф. К началу третьей сцены в ней сидят народный судья Сорина, молодая женщина лет 35-ти, и двое народных заседателей – мужчина и женщина. На столе судьи замечательный букет цветов.
В зале суда одиноко сидит Андрей Протазанов.
Сорина (обращаясь к заседателям). Через пять минут у нас должно слушаться дело о разводе. Но разбирательство по этому делу сегодня не состоится.
Заседатель-женщина. Помирились? Или кто-то из разводящихся не явился?
Сорина (кивая в сторону зала). Ответчица не соизволила прибыть из другого города.
Заседатель-женщина. Значит, снова примемся за конфеты.
Сорина. Можно и за конфеты.
Заседатель-мужчина (к Сориной, шутливо). Тамара Евгеньевна! А Вас не могут притянуть к ответственности за эти самые конфеты?
Заседатель-женщина. И за цветы? (Кивает на великолепный букет, стоящий на столе, за которым сидит судья.)
Сорина. Букеты и конфеты трудно квалифицировать в качестве взятки. Особенно цветы. Хотя последние где-нибудь под восьмое марта могут стоить бешеных денег. К тому же (шутливым ораторским тоном), стараясь сохранить семью, я руководствуюсь исключительно чувством долга. Это тем более просто, что накануне бракоразводного процесса ответчицы мне ни разу не приносили и даже не сулили цветов, конфет и нечто более существенного в обмен на мои усилия в деле сохранения семьи. Конфеты и букеты нередко появляются на моём столе после примирения. Я часто не знаю, от кого они. Появились, и всё тут.
Заседатель-мужчина. Тамара Евгеньевна, кто чаще всего является к Вам с подобными презентами?
Сорина. Ответчицы. Я бы сказала, безответственные ответчицы. Сначала они нарубят дров, вернее набьют посуды, а потом умоляют: дорогие товарищи судьи, спасите семью!
Заседатель-женщина. И много таких?
Сорина. Хватает. И на будущее хватит. Так что конфетами и букетами я обеспечена на всё время моей работы в нарсуде.
Заседатель-женщина. А как насчёт безответственных ответчиков?
Сорина. Их тоже предостаточно, но цветами и конфетками от них не пахнет.
Заседатель-женщина. Чем же пахнет от безответственных мужчин?
Сорина. В основном винным перегаром.
Заседатель-мужчина. А каким чувством руководствуетесь, учуяв исходящий от ответчика подозрительный запашок?
Сорина. Исключительно чувством долга.
Заседатель-мужчина. В силу которого Вы и тут стараетесь спасти семью?
Сорина. О нет. Если ответчик находится в состоянии близком к перманентному запою, то я спасаю истицу. И развожу немедленно. (Смотрит на часы.) Надо бы отпустить истца.
Заседатель-женщина. Какого Вы о нём мнения?
Сорина. Пока никакого. В бракоразводных делах я уже давно приучила себя остерегаться слишком поспешных выводов о человеке. Сначала нужно выслушать обоих супругов.
В комнату через судебный зал входит секретарша Сориной, молоденькая девушка по имени Аня.
Сорина (обращаясь к секретарше). Анечка, пригласите сюда товарища… (бросает взгляд на дело, лежащее перед нею на столе.) …Протазанова.
Секретарша. Сейчас, Тамара Евгеньевна.
Секретарша подходит к двери в зал, открывает её и говорит сидящему в зале Андрею.
Секретарша. Истец! Зайдите, пожалуйста.
Андрей входит в служебную комнату.
Протазанов. Здравствуйте!
Сорина. Здравствуйте. (Кивает на стул, стоящий перед её столом.) Садитесь, пожалуйста.
Андрей садится.
Сорина. Ну так что, товарищ Протазанов?
Андрей разводит руками
Сорина. Не явилась, значит?
Протазанов. Я послал ей в Украинск телеграмму. С уведомлением.
Сорина. А я по Вашей просьбе послала заказную повестку в Украинск. (Молчание.) Придётся отложить слушание Вашего дела.
Андрей пожимает плечами.
Сорина. В прошлую нашу встречу Вы, помнится, мне говорили, что заезжали в Украинск на обратном пути с Кавказа – специально для объяснения с супругой.
Протазанов. Заезжал.
Сорина. Она согласилась на развод?
Протазанов. Этого я как раз и не понял.
Сорина. Не поняли, согласна она или нет? Так о чём же Вы говорили с нею?
Протазанов. Сначала о разводе.
Сорина. А потом?
Протазанов. О её драгоценностях.
Сорина. Какие ещё драгоценности? И при чём же они тут?
Протазанов. При чём они, я и сам не понял. Дело было так. В Украинске я пришёл к жене и сказал, что люблю другую. Предложил разойтись по-хорошему. Сначала разговор происходил с глазу на глаз. Потом жена привела сына, мать, калеку-сестру. Началась истерика. Жена обвиняла меня в похищении её драгоценностей. Грозилась посадить.
Сорина. Много вещей пропало?
Протазанов. Золотая цепь, граммов на сорок…
Заседатель-женщина. Ого!
Протазанов. Несколько бриллиантовых колец. Ещё там что-то…
Сорина. Откуда у Вашей жены всё это?
Протазанов. Якобы семейные ценности.
Сорина. А при каких обстоятельствах они пропали?
Протазанов. Почём я знаю. Были и исчезли. Случилось это года два назад. У нас же не квартира, а двор проходной. Соседка чуть ли не каждую ночь нового приводит. Дверь в нашу комнату можно открыть любым гвоздём, а шкатулку с этими побрякушками жена имела глупость держать на виду.
Сорина. Ваша жена обращалась куда-нибудь по поводу пропажи?
Протазанов. Нет. Хоть я и рекомендовал ей обратиться в МУР.
Сорина. Не обращалась. Почему же она утверждает, что именно Вы похититель?
Протазанов. Наверное, потому, что я решил оставить её.
Сорина. Не очень логично.
Протазанов. Возможно. Но ничего другого я предположить не могу. Раз ты меня бросаешь, значит, ты вор. И я за воровство тебя посажу.
Сорина. Насколько я понимаю, на развод она не согласна.
Протазанов. Выходит так.
Заседатель-мужчина. Лучше мужа подарить тюрьме, чем другой женщине.
Общий смех.
Заседатель-женщина. Вы уж такое скажете, Иван Васильевич.
Сорина. Андрей Петрович, Ваша жена на самом деле считает Вас похитителем своих драгоценностей?
Протазанов. Вряд ли. Просто глупая угроза,
Заседатель-мужчина. И неприятная вдобавок.
Протазанов. Приятного мало.
Сорина. Ладно. Перенесём суд на две недели и пошлём Вашей жене ещё одну заказную повестку в Украинск. Вытребовать её через милицию из Украинска я не могу. Вот если бы Вы злостно уклонялись от уплаты алиментов, я бы Вас тогда со дна морского достала.
Протазанов (вставая). До свидания.
Сорина. До свидания. Жду Вас через две недели в это же время.
Андрей уходит.
Заседатель-женщина. Тамара Евгеньевна!
Сорина. Что скажете?
Заседатель-женщина. А знаете, через полгодика от жены гражданина… как его там…
Сорина. Протазанова.
Заседатель-женщина. …от жены гражданина Протазанова в Ваш адрес может поступить букетик цветов или коробка конфет. Кстати, не угостите ли? (Смеётся.)
Сорина (улыбаясь, вынимает из ящика стола коробку конфет и открывает крышку). Угощайтесь.
Все берут по конфете.
Заседатель-мужчина. Думаете, Протазанов не уйдёт от жены?
Заседатель-женщина. Может быть, и не уйдёт.
Заседатель-мужчина. Если бы тут была замешана только женщина. Насколько я понимаю, их семейная жизнь идёт вкривь и вкось. Чего стоит хотя бы это дурацкое обвинение в похищении ценностей. Я бы не простил жене такого.