– Проваливай! – фыркнула пренебрежительно незнакомка.
– Не смей указывать своими прекрасными безгрешными устами, чего мне делать, – съязвил он, зазывно ей улыбнувшись. – Я всё равно заберу своё!
– Прекрасно! Забирай себя, свою палку и проваливай.
– Если до тебя доходит с пятого раза, повторюсь: вот эта девушка, – насмешливо ткнул в меня пальцем психопат со сверхспособностями, – она нам кое-что должна. Насчёт срока… Его давность истекла двести человеческих лет назад. То есть, я могу просто «изъять» то, за чем меня послали. Не понимаю, почему я с тобой так вежливо и неконфликтно разговариваю… – усмехнулся парень.
– Попробуй приблизиться к ней, и я вынуждена буду обратить тебя в прах, – решительно пообещала девица.
– Я напишу жалобу твоему руководству, что безвинно угрожаешь. Пускай припишут пару прегрешений. И раз уж удосужилась вспомнить о правилах, то и я скажу: запамятовала, что делают с хранителем, если он наберет кучу прегрешений, не успев рассчитаться с предыдущими?
Девица заливисто рассмеялась. По комнате снова разлился звон колокольчиков, а тёмненький болезненно поморщился.
– Хватит бить в свой бубен. Это раздражает. И вообще… Чего это ты такая спокойная?! Помнится, в прошлый раз рыдала, чтобы не выдавал твоего подгнившего.
Кажется, Люськин Ус наступил на больную мозоль девушки.
– Мерзавец! – прошипела она.
– Да кто вы вообще такие? – услышала я свой голос.
Переругивающиеся обернулись.
Я вытаращила глаза на девушку и поинтересовалась с испугом:
– Ты кто?
– Твой Хранитель. Ты меня сама вызвала, – пояснила девица улыбнувшись, а я вытаращилась ещё больше.
Так бывает, когда живёшь-живёшь много лет, и вдруг – бац – встречаешь своего двойника. У которого губы, глаза, лицо, повадки и интонация – твои. И возникает неприятное чувство, будто тебя распилили надвое… или подсунули кого-то левого вместо тебя… или…
– Я чокнулась! – констатировала я факт, сползая по стеночке, и плюхнулась раздосадовано на пол.
– Я тогда тоже, – присоединился псих, правда, сползать не стал. – Погоди, ты хочешь сказать, что ты… – обратился чёрненький к моему двойнику, не закончив предложения.
Перевёл взгляд на меня. Затем опять на неё. На меня. На неё. И простонал:
– Ой, папа!
– Не чертыхайся! – посуровела мой двойник.
– Это объясняет сходство! Один – ноль в твою пользу, – скривившись, согласился он.
– Вот именно. Не смей сунуться, пока срок не закончится, – заявила она и нацелила на паренька золотой посох.
Мгновение. Хлопок. И один глюк исчез. Зато остался второй.
Она изучила мою комнату, просканировав её взглядом и со вздохом сказала:
– Он ещё вернется!
– Откуда знаешь? – поинтересовалась я обалдело, не желая отходить от потрясения.
– Трость оставил, – пояснила двойник, медленно приближаясь к валяющейся палке. – Они так никогда не поступают. Странно, что это сделал он.
– Кто он? – спросила я.
Девушка потянулась к трости, но дотронуться не успела. Деревянная палка превратилась в королевскую кобру и резко бросилась на протянутую конечность.
Я с перепугу заорала.
Мой стрёмный двойник успела убрать руку, а кобра угрожающе вытянулась в стойку.
– Как не люблю этих кусачих тварей, – скривилась двойник и с ледяным спокойствием огрела змею посохом.
Раздался жуткий скрежет, словно две фуры столкнулись лоб в лоб. Дремучая тварь угрожающе зашипела. Дёрнулась. Метнувшись зигзагом, нырнула в щель между столом и тумбочкой. Недовольно пошипев из укрытия, она опять превратилась в безобидную трость.
– Жаль, не могу её уничтожить. Сильна гадость, – пробормотала моя копия. – Когда появится этот негодяй – просто позови меня, – повернулась глюк номер два.
– А как? – обалдела я.
Но моей псевдо-близняшки уже не было.
ГЛАВА 999: ГЛЮК ИЛИ НЕ ГЛЮК? ВОТ В ЧЁМ ВОПРОС!
– Так… я не поняла! Это что за новости? – зычный голос Вероники неприятно прошёлся по барабанным перепонкам.
Я поморщилась и, разлепив глаза, пожаловалась:
– Знаешь, будить по утрам входит в твою дурную привычку!
– Знаешь, может хватит бухать! Тогда будешь помнить, где засыпаешь?! – парировала Вероныч.
– В смысле, – не поняла я.
– Разуй глаза! Ты спишь в моей комнате! – возмутилась Верон.
– Да? – непонимающе заморгала я.
– Балда! – огрызнулась соседка и продолжила добивать изобилием слов: – Что за странные сообщения приходили от тебя? Ничего не поняла. Что стряслось? Кто пытался тебя убить?
– Я… не знаю, – пыталась я выбраться из потока информации, которым окатили.
– Как это произошло? Ты написала заявление в полицию? Есть свидетели? – продолжала засыпать вопросами соседка.
– Погоди, ничего не понимаю…
– Я тоже. Так что постарайся объяснить!
Итак, после инцидента в моей комнате, я закидала Веронику странными сообщениями, затем забурилась у неё спать. Но не это взволновало:
– Ты же должна вернуться в понедельник утром, – вспомнила я.
– Совсем ку-ку? – с беспокойством разглядывала меня Вероника. – Сегодня что по-твоему?!
– Понедельник, что ли? – удивилась я.
– С добрым утром!
Я приняла сидячее положение, пытаясь собрать мысли до кучи. Не знаю, что пугало больше: воспоминания о полуночных глюках или исчезнувшее из моей жизни воскресенье. А хуже всего, что произошедшее необходимо как-то объяснить соседке.
– Э-э-э, – протянула я.
– Очень многозначительный ответ! Продолжай!
Вру я плохо и нескладно. Плюс грешок: позже обязательно всё перепутаю и буду барахтаться в собственной лжи… (эта картина выглядит жалко даже в моём воображении). Лучше правда. Пусть люди сами решают, чему верить…
Выходило скомкано и отрывками. Вероныч слушала внимательно, не перебивая. Глядя на её недоверчивый фэйс, я уже сомневалась в незапланированном ночном рандеву с таинственным психом. Соседка тяжко вздохнула и, красочно разглагольствуя на тему правдоподобности произошедшего, посоветовала завязать «тандем со спиртным». Аргумент, что на четвёртый этаж нельзя попасть через закрытую дверь, убедил. Да и квартира просто «нечистая» после Алины, поэтому и снится всякая чертовщина (вот это менее убедительно! Но больше нравится, чем самопризнание, что свихнулась). И, вообще, её «блокбастеры» более существенны и интересны, нежели мои (с этим поспорила бы. От сцены кидающейся кобры можно построить неплохую баньку из «кирпичей», которые наложишь от просмотра сией картины).
Всё же я успокоилась и даже повеселела. Пока соседка не поинтересовалась:
– Почему ты спишь с палкой?!
– Чего? – не поняла я.
Вероныч ткнула пальцем.
Я обернулась и сонно моргнула.
Глаза округлились. С ужасом заорав, я скатилась с дивана.
– Выкинь её! Выкинь! – заикаясь попросила, прячась за коллегу по квартире.
– А чё за палка? Ты её с помойки притащила что ли? – протянула Верон руку к трости, которая вполне мирно лежала на подушке. А ещё ранее возле моей головы.
– Не трогай её! – рявкнула я, а Вероныч подпрыгнула от неожиданности.
– Че орёшь?! Напугала!
– Не бери её в руки! – настаивала я.
– Да почему? – не поняла она.
– А вдруг её до этого держал какой-нибудь бомж, – предположила я.
Вероника остановилась.
Аргумент был весомый и она, повозмущавшись, сходила на кухню. Натянув резиновые перчатки, соседка с брезгливым выражением на физиономии взяла в руки трость и принялась критически рассматривать.
– Слушай, это ж антикварная вещь! Надо загнать кому-нибудь на сайте…
– Обычная палка! – возразила я
Трость была из дерева, покрыта чёрным лаком, с виду гладкая. Резная ручка светлее, в форме головы кобры, оскалившейся перед прыжком. Вероныч повернула трость в мою сторону. Два рубиновых глаза кобры сверкнули алой искрой.
Стало так жутко, что я не выдержала и принялась ныть, упрашивая выкинуть подозрительную палку.
– Ну хорошо, как скажешь, – недовольно сдалась соседка.
Слыша удары сердца, отстукивающие нервный ритм, я семенила за Вероникой, направляющейся в мою комнату, то и дело заглядывая ей через плечо.
Соседка сдвинулась вправо, пропуская и меня на балкон. Затем демонстративно разжала руки, и мы с удовольствием полюбовались, как трость кувыркается в воздухе. Она гулко приземлилась на лужайку под мой тревожный вздох.
– Ну, всё! – довольно подытожила Вероника, со шлепком стягивая резиновые перчатки и покидая балкон. Я ещё с минуту поторчала, не сводя глаз с палки. Та мирно валялась на земельке и превращаться в змею не собиралась.
С мукой и страданием я отцепилась от перил.
Вернулась в комнату и принялась делать вид, что собираюсь с мыслью. То есть, торчала посреди родненькой комнатушечки и отчаянно «зависала», пытаясь склеить куски событий, которые помнила.
Непонятно кто, желающий забрать душу. Девица с моим лицом, назвавшаяся «Хранителем» и навалявшая ему. Ожившая палка, превратившаяся в змею…
– Палки не оживают! – возразила себе же вслух. – Это очередной дурацкий сон!
Ну да! Очень похоже…
А трость?
Всё просто: я вышла из дома Сашки и в промежутке от её дома до моего умудрилась раздобыть антикварную палочку. Возможно, сей артефакт забыли в такси, а я прихватила.
Похвалив себя за логичность, быстро подвела глаза, подкрасила ресницы и выскочила из дома, уверенная, что опоздаю. Кинув взгляд на лужайку, отметила: трость так и валялась под балконом.
На пару всё-таки успела. Но занималась на ней тем, что таращилась в окно и объясняла себе произошедшее. В последнее время мне часто снятся кошмары. А этот такой явный… словно в закрытую квартиру и правда заявился некто среди ночи… Но ведь так не бывает! Я же живу в реальном мире! И он гораздо хуже фантазий. К сожалению…
На перемене я поплелась в холл.
Купила кофе в автомате. Набрала зачем-то маму.
– У тебя все хорошо? – спросила она.
– Да, конечно. Почему спрашиваешь?
– Ты редко звонишь. Точно ничего не случилось?
Я пожаловалась матери на кошмары. Она разволновалась, посоветовала походить к психологу. Я разозлилась, в итоге: мы повздорили.
Только зря звонила!
Усевшись в кресло в холле, поставила стаканчик на соседнее сидение и прикрыла глаза, ожидая, пока кофе чуть остынет.
Может, мать права, и я чокнулась?!
У меня затяжная депрессия и преобладающее чувство вины?! И поэтому мне снятся сны, где красавчик требует душу… Надо спросить у Сашки, как этот сон интерпретируется по Фрейду!
Так, стоп!
Если парень был во сне, то… почему трость переместилась на подушку Вероники?
Ох… что-то не складывается! Я ведь так хорошо всё объяснила себе. Зачем опять копаться сначала?!
Я вытаращила глаза в потолок, волнующе думая ни о чём. Тело испытывало лёгкую возбуждённость, а мозг отчаянно отказывался мыслить. Выходило что-то среднее в процессе отупения, когда ты сидишь, пялишься в никуда и думаешь, что думаешь, но ловишь мысль, что процесс только-только запустился.
Из этого состояния вывел противный знакомый смех. Спустя секунду Витькино лицо нависло над моим, а я старалась продлить приятный момент отупения.
Мои очи были слишком близко от больших серо-зелёных глаз нахального типа.
Огорчительно!
Витька таращился, таращился, и напугал, рявкнув:
– Ба, Саня, да это же наша маленькая потаскушка. Она уже спит в коридорах. Что, из дома выгнали?
– Ба, кого я вижу? Заняться больше нечем, как шпионить? Постригись, – посоветовала я.
– Больно ты мне нужна, – фыркнул Витька, закатив большущие глаза.
– Тогда, зачем припёр своё величество и беспокоишь нас – простых холопов?! – издевательски усмехнулась я, отпивая кофе.
Витька вознамерился плюхнуться на освободившееся место, но я спешно поставила туда стаканчик.
Парень скривился и выдавил:
– Ты дура!
– Класс! – восхитилась я, – «потаскушка», «дура» – так оригинально! Сколько красноречия! Что-нибудь ещё? – полюбопытствовала без интереса.
Витька сверлил меня внимательным взглядом. Бог знает, что он хотел высмотреть на моей физиономии. Его присутствие раздражало.
– Может, уже свалишь?! Ты портишь биополе! – не выдержала я.
Раздражающий субъект растерялся и сделал шаг влево. Понял это. Огорчился ещё больше. Поток красноречия полился из него, как вода из спущенного бочка. Я от удивления вытаращила глаза и воскликнула:
– Боже, какой ты болтливый!
Тут влез его друг. Обычно Санёк молча наблюдал за перепалками, но не сегодня:
– Пойдём, Витёк. Нечего разговаривать с этой потаскушкой.
– Опять потаскушка? Ноль фантазии, – сокрушённо покачала головой. – Кстати, – заметила я, – о птичках… вон твоя идёт, – улыбнулась очаровательно и поинтересовалась: – какая по счету за месяц?
Витька понял сарказм, скрипнул зубами, но проигнорировал. Девица подхватила Витюшу под руку и сладко сюсюкнула. (Какое мерзкое зрелище!) Я с отвращением скривилась. Витька с плохо скрываемым раздражением позволил себя утащить.
Я злобненько хохотнула, расценив это забавным.
Недорогой приятель менял девушек обычно раз в неделю. Пассии его обожали, боготворили. Оказавшись брошенными, закатывали истерики, скандалы и спектакли со спецэффектами и выдиранием волос. Собственно, поэтому Виктор и имел такую бешеную популярность. Девчонки сохли по нему, и каждая искренне верила, что она – «та самая единственная»…
Ну очевидно же, что нет! Вместо того, чтобы выдирать волосы друг другу, сгруппировались и повыдирали бы ему.
Я с жалостью смотрела на темноволосую худенькую девушку с очень длинными ногами. Как она идёт, перебирая своими тонюсенькими ножками, улыбаясь неестественно отбеленной улыбкой и хлопая наращенными ресницами. Мои метр шестьдесят три, средняя фигура и скромный макияж – не шли с ней ни в какое сравнение… Очень красивая и ухоженная девушка. Очередная модель, которую этот мерзавец вскоре бросит.
Я отпила кофе и поморщилась. Кофе остыл, став невкусным. С неодобрением посмотрев на стаканчик, можно было обвинить во всем Витьку, но я не успела.
Справа послышалось хихиканье.
Повернув голову вправо… я обомлела!
В соседнем кресле сидел позавчерашний кошмар: психопат и неудавшийся маньяк-убийца со сложно запоминающимся именем.
Он с издевательским удовольствием взирал на меня, противно ухмыляясь.
ALIVARIYA 10 ТКА: «НЕ ПЕЙТЕ! АЛКОГОЛЬ ВРЕДИТ ВАШЕМУ ЗДОРОВЬЮ И ПРОЕЦИРУЕТ ДРУГУЮ РЕАЛЬНОСТЬ!»
Я разинула рот от удивления и пискнула.
Глюк очаровательно улыбнулся и вкрадчиво произнес:
– Привет!
Я зажмурилась и открыла глаза, в надежде, что это наваждение пропадёт.
ОНО не пропало, а лишь поменяло позу, насмешливо копируя меня.
Вскочив, я ринулась к лестнице, на бегу оглядываясь, не преследует ли меня этот чокнутый.
«Как он меня нашёл?» – подумала я с размаху влетая в кого-то и выплёскивая на беднягу остатки кофе.
– Извините! – испуганно пролепетала я.
– Ты что, сдурела? – обиделся Витька, разглядывая расплывшееся уродливое пятно на своей ультрамодной рубашке, – по сторонам смотри! – зло посоветовал он.
– Нечего на дороге стоять с открытым ртом, – резко гаркнула в ответ.
– Сейчас ты мне рубашку стирать пойдёшь, – покраснел от злости Витька.
– Могу бензином облить и поджечь, – пообещала я, ступая на вторую ступеньку, но Шведов уже впился клещом в локоть.
– Песец! – помянул он милого зверька весьма недобрым голосом. – Знаешь, сколько стоит такая рубашка?! Да ты год на меня бесплатно работать будешь!
На это заявление я развернулась и расплющила стаканчик о его пустую голову, заявив:
– Не буду!
Глюк, оказавшийся в двух метрах от нас, зычно расхохотался, схватившись за живот.
Почему, кроме меня никто не обращает внимания на этого парня?!
Он ведёт себя слишком вызывающе!
Почему все спокойно проходят мимо, словно он пустое место?!
Чокнутый маньяк слегка приподнял руку и помахал мне…
Тростью!
Набалдашник на три секунды превратился в голову змеи и гремуче зашипел.
– А-а-а! – с ужасом заорала я в поражённое лицо Витьки и, пока он ослабил хватку от удивления, вырвалась и помчалась наверх.