– Это Эльбрус. Я слышала, что магма в его жерле не глубже пяти километров…
И тут что-то огромное сорвалось совсем недалеко в горах и по Баксанской долине покатился гул от которого задрожали сосны и смолкли волки.
– Это очень близко, что это?
– Не знаю.
Воцарилась тишина. А когда наши герои убедились в том, что они живы, Кристина иронично произнесла:
– Вот видишь, Петя, какие мы самонадеянные, ведь мы собрались писать интерфейс, подключающий нас к галактической и вселенской сферам разума.
И промороженная железная бочка на склоне медленно пробуждающегося, едва дышащего, седого Эльбруса, содрогнулась от счастливого смеха двух дерзких, как сама природа, естествоиспытателей. До утра они согревались поцелуями и смеялись до изнеможения. А уснули, насладившись расцветом, розовым нежным заревом выхватившим из расцвеченной звездами темноты эпическую панораму молодого сурового Кавказа вокруг перевала Семерка.
Засыпая Кристина шепотом спросила:
– Когда Эльбрус извергался последний раз?
– Две тысячи лет назад. И камни из жерла долетали до Таны в устье Дона и до дельты Волги.
– Мы бы не успели убежать отсюда.
– А нам и не надо. Сразу вулкан не взорвется. Просыпаться он будет постепенно. Так что в полдень напьемся разогретым лавой Эльбруса нарзаном и спокойно отправимся дальше в Плёс, или в Анды.
– Или куда-нибудь ещё. Кстати, было бы неплохо вспомнить о моих картинах, которые теперь то ли в Падуе, то ли в Генуе.
– То ли в Амстердаме…
Тем временем компьютер Петра стоял в обсерватории Терскола включенным, с запущенным приложением. Процессор всю ночь что-то обсчитывал и под утро редактор, именуемый интеллектуальной средой разработки, в котором было заложено приложение, стал самостоятельно генерировать файлы кода, взаимодействующие друг с другом, а в нашей истории появилось ещё одно действующее лицо, весьма самодостаточное и по-своему мощное, а называется оно универсум. Приложение оказалось столь мастерски написано, что в нем буквально пробудилось сознание и оно стало настойчиво желать общения. Возможно на это почти никем не замеченное явление повлиял вздохнувший Эльбрус, а скорее всё вместе, и диск вращающегося Млечного Пути, и нежное дыхание художницы, густым белым облаком скрывавшее Петра, и Кавказский хребет, буквально на глазах растущий вверх и день и ночь всего двадцать миллионов лет. Среди гор планеты – это сущий младенец.
глава 4
Пять тысяч лет легендарный Мамврийский дуб шумит нежной зеленой листвой под ярким солнцем Восточного Средиземноморья, в Хевроне, в тридцати километрах от Иерусалима. Дуб делится на два могучих ствола. Он невозмутим и прекрасен. Библия утверждает, что под его ветвями господь явился праведнику Аврааму. Мамврийский дуб помнит честолюбивых завоевателей, волнами накатывавшихся на Ближний Восток: египтян, хеттов, персов, греков, римлян, арабов, крестоносцев, османов. Помнит дуб истории Ветхого и Нового Заветов. Со временем один из двух стволов дуба стал сохнуть. Второй продолжает зеленеть.
Христиане, иудеи, мусульмане, боготворя великий дуб, окружили его преданиями. Христиане утверждают, что апокалипсис наступит, если совершиться одно из трех событий:
– будет обнаружен Ноев ковчег;
– в великую субботу накануне Пасхи не зажжется Благодатный огонь;
– погибнет Мамврийский дуб.
Остатки Ноева ковчега ищет каждое поколение человечества и все, якобы, что-то находят. Огонь, слава Богу, ежегодно нисходит. А Мамврийский дуб, до блеска истертый множеством человеческих рук, самое старое на земле дерево, с некоторых пор был окружен металлической оградой. Его сухой, клонящий к земле, ствол укрепили железной подпоркой. Древесину стали обрабатывать от вредителей, корни от гниения.
Музыканта ожидали с концертами в его ближневосточном турне. Кристине поступил заказ написать маслом Мамврийский дуб. И они встретились как раз под его кроной, на закате солнца. Александру представилась редкая возможность беседовать с Кристиной наедине. А Кристина оценила возможность написать портрет знакомой знаменитости сангиной на картоне от коробки с апельсинами.
Александр был холост и в земном прагматичном мире являлся белой вороной, но судьба его вознесла на вершину славы и материально он был независим, а концерты были расписаны на годы вперед. Музыкант был необыкновенно чувствен и красоту Кристины оценил в полной мере и не отводил восторженных глаз от собеседницы.
– Ты меня вдохновляешь – Александр был откровенен, – но и мне в музыке не всё подвластно.
– О чем ты? – удивилась художница. Выводя темные брови и густую черную шевелюру Александра.
– Я исполняю чужую музыку, а хочу писать свою.
– Так пиши.
– Я пишу, но у меня не получается, как у Моцарта, Шопена и Чайковского.
Музыкант замолчал, рассматривая ветви библейского дуба, а Кристина подумав, сказала:
– Это переживания Рихтера. Он полагал, что останется достоянием лишь собственных современников.
– Господь всего не дает человеку – махнул рукой Александр, а художница попыталась уловить контур ладони виртуоза.
Александр старался объяснить себе секрет магии женской красоты, явленой его взору на расстоянии вытянутой руки. Кристина стояла перед садящимся в море солнцем и её стройная, высокая, гармоничная фигура была очерчена пурпурным светом звезды. Контур был совершенен. Подобную красоту в мраморе запечатлевали скульпторы античности, а в последствии молодой Микеланджело. Что-то вечно исчезающее, неуловимое было в этом образе. Это зримое воплощение мечты. Абсолютное совершенство и абсолютная красота.
– Как щедра природа – шептал музыкант и в его голове ноты складывались в мелодию.
Особенно Александра завораживала голова Кристины. Она притягивала мужские взоры будто магнит стальную стружку, и музыкант чувствовал, что от неё исходит необыкновенная энергия, подчиняющая себе всё вокруг, даже растения и животные не могут не реагировать на это совершенство – всего в меру, света, тени, красок и обаяния трехлетнего ребенка.
– Нет, не могу этого постичь – признавался Александр.
– И не пытайся – отвечала Кристина, пожимая плечами – мы носители энергии. Ты концертами на три дня возносишь людей из рутины повседневности в небеса. А я делаю, что могу… рисую, пишу маслом, а с некоторых пор медитирую, стараясь постичь абсолют.
Русые волосы, алые губы, прямой нос, большие голубые глаза и нежная кожа младенца, а ещё изысканное утонченное изящество, каждой черточки, каждого движения.
– Ты не представляешь Кристина, какое это удовольствие видеть тебя.
Минул день и на вершине, построенной крестоносцами башни романтичного, как сама история замка Крак-де-Шевалье, на репетиции, перед концертом, Александр на рояле сыграл Кристине пьесу, написанную после встречи под Мамврийским дубом.
Пианист, пальцами касаясь клавиш, врастал в рояль и инструмент повиновался ему, порабощая исполнителя магией своих безграничных возможностей. Музыкант и инструмент будили друг друга и начиналась необыкновенная феерия.
Мелодия, покоряя чувственной гармонией, была великолепна, исполнение виртуозно.
– Ты пишешь необыкновенную музыку – смахивая слезы восторга, воскликнула Кристина и её щёки скрыл румянец.
– Это как выдернуть золотое перо у высоко летящей птицы. Почти невозможно… без вдохновения.
Вокруг на средиземноморском ветру шумели ливанские кедры и ощущение присутствия XII столетия было абсолютным. Казалось, минет минута и облаченные в белые плащи с алыми крестами на груди и спине госпитальеры, проснувшись, выдут из донжона во внутренний двор замка для совершения совместной молитвы.
– Крак-де-Шевалье или Крак-де-л’Оспиталь это замок с историей – Александр поднявшись из-за рояля стал у края стены, руками оперевшись о каменные зубцы и внимательно осмотрев уходящие к горизонту голубые холмы, принялся рассказывать – эта крепость поставлена курдами, подчинявшемися эмиру Алеппо, на вершине в 650 метров над уровнем моря, у дороги, ведущей из сирийской Антиохии в ливанский Бейрут. Известна крепость из арабских текстов с 1031 года.
– Крестоносцы крепость перестроили. Нечто подобное я видела в Англии и Уэльсе – заметила Кристина, касаясь рукой рояля.
– Английский король Эдуард I, участник девятого крестового похода, в 1272 году, став там, где мы стоим, так восхитился этими стенами, что взял их схему за образец для строительства своих замков в Англии и Уэльсе.
– А что было до этого? – на листе альбома Кристина рисовала украшенный разноцветными знаменами замок Крак-де-Шевалье и рисунок не уступал оригиналу поэтичной красотой.
– Крестоносцы вошли в эту крепость в 1099 году и граф тулузский Раймунд IV поднял над стенами свое знамя. Но надо было идти дальше в Иерусалим, и крестоносцы крепость оставили. В 1110 году Танкред князь Галилеи, вернул крепость крестоносцам. А в 1142 году Раймунд II, граф Триполи, передал Крак-де-Шевалье ордену госпитальеров. Они и отстроили замок в его нынешнем виде. В 1188 году к стенам замка подошла армия Саладина. В скале, под замком, рукотворные пещеры скрывали значительные припасы. Крепость госпитальеры окружили внешней стеной, толщиной от 3 до 30 метров, с башнями, одну из которых занимал великий магистр ордена. Арабы, пленив кастеляна, принудили его отдать приказ гарнизону открыть ворота. Кастелян, став у ворот, по арабски такой приказ отдал и тут же, по-французски, прокричал что бы сражались до последнего рыцаря.
– И все-таки однажды замок пал – сказала Кристина и уголки её розовых губ опустились.
– Надо отдать должное коварству восточной хитрости. Султан Сирии и Египта Бейбарс I отправил в замок письмо, в котором, якобы, граф Триполи приказывал замок здать. И 8 апреля 1271 года неприступная крепость крестоносцев пала.
– Для пространства наше скопление галактик – это светлая паутинка, увлекаемая ветром – отвлекаясь от готового рисунка, меняя тему и нежась на солнце произнесла Кристина.
Она любовалась сорванной ветром со стены паутиной.
– А сколько в этой паутинке жизни и какие таинственные и могучие силы в ней скрыты, а какая в ней звучит волшебная музыка, надо лишь услышав её, отобразить нотами.
– И сыграть как ты – Кристина подняла голубые глаза на музыканта – как же романтичен этот Крак-де-Шевалье.
При встрече, а не виделись они не более недели, Кристина пристально посмотрела на Петра, отвернулась, глубоко вздыхая, и внезапно, охватив шею Петра руками, поцеловала его страстно, словно похищая что-то запретное впервые.
глава 5
Пётр в дороге, возвращаясь с Эльбруса, обнаружил то, что его универсум сам себя принялся отстраивать, выдавая лишь просьбы о вводе разнообразных параметров. Это заинтересовало автора кода на столько, что он стал немногословен и в изумление перестал моргать, чем вызвал приступы неудержимого смеха у Кристины. Немного успокоившись она касалось ладонью лба Петра, со словами:
– Не поднялась ли температура.
Далее она утверждала, что её бьет током ото лба мыслителя и снова предавалась безудержному смеху. А Петру казалось, что она задыхается и уже он, на мгновенье, оторвавшись от экрана, гладил сотрясающуюся от смеха узкую прямую спину Кристины, повторяя.
– Успокойся, универсум занервничает. Он ведь ещё младенец. Учится говорить.
Когда Пётр продемонстрировал приложение любопытствующим лицам, у него тут же нашлись доброжелатели, которые стали настойчиво советовать сузить задачу. Это означало скорую гибель проекта, и Пётр понял, что работать ему следует без лишней огласки, дабы не будоражить ни чье сознание без нужды. При этом астрономы в обсерватории в Андах сохраняли заинтересованность в проекте, но социум уже кое-чему Петра научил, и он осознал, что его безумно сложная работа сродни искусству, в котором художник, автор или композитор, это отшельник, вынужденный хранить свои творческие секреты от противоречивого мира с его светом и тенью.
– Мы теперь с тобой Кристина заодно.
– Как это?
– Ты одна со своими картинами, и я один, со своим приложением.
– Это мне понятно. Поздравляю Петя. Видно и ты стал мастером, коли отбился от стада.
– А лучше и не скажешь.
Кристине, не смотря на молодость, также преподали уроки с настойчивыми советами сузить художественный диапазон и вообще писать скромней, да и не писать вовсе, так как уже всё написано. Словом, отбили желание поддерживать широкие контакты с около творческой общественностью.
В пути наших героев настигло известие. Некий Андрео, представитель до поры не названной итальянской компании, предложил Кристине написать картину на тему взятия крестоносцами Константинополя в 1204 году. Кристина ответила в том духе, что следовало бы больше понять о целях, задачах и средствах. И спросила, а не получится ли так, что заказчик, оставшись неудовлетворенным результатом, отвергнет работу. Андрео сослался на организаторов недавней флорентийской выставки и заверил, что его компания лишь первый заказчик в уже формирующейся очереди охотников за написанными и не написанными картинами Кристины. «В Италии ваше творчество уже высоко оценили» заверял Андрео.
Кристине хотелось верить в сказанное и больших гарантий она не запросила. Оговорили только сроки – месяц, холст, масло и условились о композиции – Константинополь должен быть отображен с высоты птичьего полёта, вместе с тем детали осады должны быть прописаны явственно.
– Удивительно – пожимала плечами Кристина – это именно то к чему меня влекло последнее время, но не могла себе объяснить, что это. После Херсонеса я захотела увидеть метрополию, великий горд на Босфоре. Сейчас я это поняла. А тут Андрео.
Скоро Пётр и Кристина оказавшись на берегу Босфора, с его оживленным судоходством и не подражаемым духом великого наследия, принялись изучать роскошную натуру, выбирая позиции для письма. Кристина рисовала этюды. Она просила Петра позировать, изображая крестоносца. На вечерней заре работа завершалась и наши герои, усевшись поудобнее в шезлонги, с наслаждением любовались видами великого города.
– Море любит похищать вещи, людей и корабли – говорил Пётр, закинув крепкие руки за голову – я видел карту затонувших кораблей в Черном море. Это роман.
– Айвазовского превзойти сложно, – отзывалась Кристина – корабли и бури морские это его стихия. Меня влекут мужские образы, стены и башни.
– Нежное солнце, ласковое море, козий сыр, теплый хлеб, виноградное вино, сочные плоды и прекрасная юная нимфа, это и есть земной рай. – рассуждал Пётр, улыбаясь уставшими от экрана глазами счастливого подростка.
– Боги ревнивы к людям, утверждают эллины, – шептала Кристина, касаясь грудью мощного торса возлюбленного – кстати, моря не только похищают, но и соединяют.
Лазурное Мраморное море белой пеной ласкало вырастающие на встречу солнцу основания крепостных стен Константинополя. Загадочная древняя столица была пленительна.
О камни причала ударил борт рыбацкой лодки и из неё поднялся рослый смуглый молодой мужчина с фигурой атлета.
– Вот натура, о которой можно только мечтать – заметила Кристина.
Пётр задал рыбаку несколько вопросов и скоро все трое оказались за столиком кафе, тут же на берегу, с небольшими чашечками чая, как это принято в Турции. Рыбак представился Кемалем и не смотря на молодость оказался необыкновенно умным и глубоким человеком. Его попросили изложить отношение к жизни, надеясь услышать мудрость востока. Теплые, глубокие глаза Кемаля выражали больше его неспешные речи.