– Простите, я увидела кого-то за окном и переволновалась. Теперь все в порядке, честное слово, – стараюсь говорить как можно спокойнее, но голос не слушается, дрожит.
– Пойду посмотрю, – бросает Патрик.
Потираю запястья – точь-в-точь как Джо. Интересно, от какой боли пытается избавиться он?
Иду к двери. Вижу Патрика. Он переходит улицу и пропадает в темноте. Если через несколько минут не вернется, пойду следом. Выхожу, отсчитывая секунды. Воображение одну за другой подсовывает страшные картины: вот муж в поглотившей его кромешной тьме борется с соглядатаем, и тот сбрасывает Патрика в море; вот Патрик убивает незнакомца, а вот незнакомец тащит на берег бездыханное тело Патрика.
Пройдя полдороги, натыкаюсь на мужа. Он – волосы покрыты мелкими каплями дождя – возвращается к дому.
– Там никого нет.
Тогда почему Патрика так долго не было? Двадцать секунд перейти на другую сторону дороги, двадцать секунд обратно.
– Ты уверена, что тебе не привиделось? – спрашивает он.
Качаю головой.
– Там кто-то был.
– А ты пила сегодня таблетки?
Под пристальным взглядом Патрика утвердительно киваю.
Уже у самого порога натыкаюсь на какой-то предмет. Это раковина – большая раковина, в которой, если приставить ее к уху, можно услышать шум моря. На здешнем побережье таких экзотических блестящих раковин не найти. Поднимаю находку, подношу к уху, но волшебный звук раковины полностью перекрывается морским прибоем. У меня в детстве была такая – ее привез отец, когда был дома в последний раз. Отец уверял меня, что внутри раковины спрятан миниатюрный волшебный океан и только мне дано услышать плеск его волн. В призрачной надежде увидеть образ человека (когда-то я называла его папой), пропавшего в одной из своих бесчисленных экспедиций, опять смотрю на море.
* * *
– Мама, что случилось?
Оборачиваюсь. Миа хмурится, тянет ко рту прядь волос. После клиники дочь все время следит за мной, при этом она и волнуется, и злится.
– Ничего. Просто в новом доме пошаливают нервишки, все хорошо.
– Откуда это? – спрашивает Миа, глядя на раковину.
Протягиваю находку девочке, она берет ракушку, немедленно прикладывает к уху и расплывается в улыбке.
– Слышишь? – спрашиваю я.
Миа подходит ближе, прислоняется ко мне. Совсем взрослая, почти с меня ростом, она все-таки еще остается моей маленькой девочкой. Глажу ее по голове, целую в макушку. Как же долго она не давала себя обнять!
– Ничего не слышу, только море. Из-за него не смогу здесь спать. Ненавижу этот шум, – бормочет она, уткнувшись мне в плечо.
– Тссс, – шепчу, проверяя, закрыта ли дверь. – Это же только первый день. Все образуется, нужно время. Нам здесь будет хорошо. Если мы обживем этот дом, превратим его из… Ну, ты знаешь, для папы это очень важно.
Миа замирает на мгновение и резко отстраняется. Моей маленькой девочки как не бывало. Она швыряет находку на диван, а раковина падает на пол, со стуком, от которого я вздрагиваю, несколько раз подпрыгивает и останавливается у моих ног.
– Почему мы все должны врать? Что за запреты? Неужели нельзя сказать отцу, что мы думаем на самом деле?
С этими словами, хлопнув дверью, Миа убегает к себе. Слышу, как, постучавшись, в ее комнате скрывается Джо. Он сможет успокоить сестру гораздо быстрее, чем я. И в самом деле: вскоре до меня доносится веселая музыка и смех Миа.
Иду на этот звук, поднимаюсь по ступенькам, заглядываю в комнату дочери. Раскрасневшаяся, она лежит на постели с телефоном в руках и хохочет. Джо пытается забрать свой мобильник, а Миа, чтобы брат его не достал, вскакивает на кровать, тянет вверх руку и подпрыгивает.
Когда я вхожу, оба умолкают. Как бы я хотела остаться за дверью, тайно насладиться этой минутой и только потом лезть со своими объятиями. Но я вошла и все разрушила.
– Над чем вы так весело смеетесь? – говорю, натягивая улыбку.
– Ни над чем. – Выключая телефон, Миа возвращает его брату и плюхается обратно в постель. – Просто фейсбучные приколы.
– Видео с кошками, – отвечает Джо.
Неизвестно почему дочь снова заливается смехом и, чтобы унять его, зарывается лицом в одеяло.
– Мам, извини, – вздыхает Джо, – она просто дурочка. Тебе что-то нужно?
– Да нет, зашла спросить, не хотите ли перекусить.
Джо отрицательно качает головой, а дочь меня будто вовсе не замечает. Стою в нерешительности, тут раздается звонок – пришел Патрик. Иду вниз и слышу, как за спиной захлопывается дверь в комнату Миа.
Возвращаюсь в гостиную, выглядываю в окно. Сзади подходит Патрик. От неожиданности я подпрыгиваю, потому что приняла отражение Патрика за того, кто следит за домом. Муж, вытерев руки, швыряет полотенце на журнальный столик.
– Наводил порядок на кухне. Ты оставила ее в таком виде…
Господи, забыла про чайник. Когда мы сели есть, я накрыла лужу тряпкой, а потом забыла.
– Прости, – говорю, кусая губу, – а вдруг за нами следил тот же человек, что расспрашивал о твоей семье и о Джо?
– Нет, этого не может быть.
– Патрик, давай сейчас же все расскажем Джо. Тогда мы перестанем бояться, что кто-то другой сделает это за нас.
Муж трясет головой.
– Никому не позволю принимать решение за меня.
– Но…
А я? Есть ли право голоса у меня? Кэролайн считает, что именно я скрываю правду от сына. Но разве не я всегда поднимала этот вопрос, а Патрик каждый раз отвечал, что время еще не настало?
– Все, хватит, – говорит муж и, наклонившись, целует меня холодными губами.
Он обнимает меня. Чувствую, как колется его свитер. От прикосновения ледяной руки, скользнувшей под блузку, открываю глаза и вижу, что Патрик смотрит мимо меня, в окно, куда-то вдаль.
Пытаюсь расслабиться, Патрик все гладит меня, поднимает футболку выше, а я думаю только о том, что сверху нас увидят дети. Его руки уже подбираются к груди, я останавливаю их, прижимая ладонями.
– Только не здесь, не перед окном.
– Что, тебе уже надоели приключения?
Издевка ранит, как ядовитое жало. Отворачиваюсь.
Похоже, он не собирается отступать, и я вот-вот окажусь раздетой прямо перед незанавешенным окном. Наконец Патрик оставляет в покое футболку и, зарывшись лицом мне в волосы, сжимает объятия.
– Сара, ты должна привыкнуть к этому дому, полюбить его и не впадать в истерику, если тебе что-то кажется. Потерпи немного. Мы будем здесь счастливы, ты увидишь.
– Я этого представить не могу.
– Какая тебе разница, кто глазеет на наш дом? Все это не имеет значения. Твоя бурная реакция расстраивает детей. Они беспокоятся о тебе, хотят, чтобы ты была здесь такой же счастливой, как и я.
От ветра скрипят окна, хлопает какая-то дверь. От непонятно откуда взявшегося холодного дуновения мои руки покрываются гусиной кожей.
Патрик вздыхает.
– Это не дом-убийца, не пристанище монстров и призраков, или как там, черт возьми, его называют. Это просто семейный очаг, наш семейный очаг. И он ни в чем не виноват. Все из-за Яна, он просто сошел с ума. Дом тут ни при чем.
– Ян? Человек, который убил здесь ту семью?
Патрик отводит взгляд.
– Да, Ян Хупер. Разве я тебе не говорил? Он был немного старше, но я знал его.
– Знал, когда еще учился в школе? Когда жил в этом доме?
Патрик отвечает не сразу:
– Да, еще когда учился.
* * *
Смотрю на раковину в руках и думаю: поймешь ли, вспомнишь ли, что она означает? Хотелось бы заполнить ее своим шепотом и, снова оказавшись в доме, отыскав все тайники, оставить где-нибудь, чтобы ты ее нашел. Конечно, подбросить ракушку на крыльцо не так изящно, но и крик – не шепот. Однако поднимаешь ее не ты, а твоя женщина, и, прячась в темноте, я не могу сдержать смех.
Глава 6
Сара
Раздается стук в дверь. Стараюсь не обращать внимания, однако вспоминаю вчерашний день и человека, следившего за нашим домом, замираю на полпути к пыльным полкам. С той стороны окна, приложив ладони к стеклу, на меня кто-то смотрит.
Женщина лет шестидесяти, с букетом нарциссов. Увидев меня, она машет рукой. Натужно улыбаясь, открываю дверь.
– Здравствуйте! Надеюсь, я вас не испугала. Я постучала, но не была уверена, что вы слышали.
Бросаю взгляд в гостиную.
– Действительно не слышала, простите. Играла музыка.
– Я Лин Барретт из двадцать восьмого дома. Хотела зайти вчера, но муж сказал, что вам нужно дать время устроиться.
Еще нет и двенадцати. Суток не прошло, как мы въехали.
– Я и правда очень занята. Можете себе представить, надо распаковать уйму коробок.
Гостья широко улыбается.
– Я уверена, что вам необходимо передохнуть, – говорит она и входит в прихожую.
Отступаю, иначе мы бы с соседкой вполне могли поцеловаться.
Нехотя провожу ее в гостиную – единственное место, мало-мальски пригодное для приема посетителей.
– Да, у вас действительно много работы, – замечает она по дороге.
Предлагаю ей сесть и хочу поставить чайник, но Лин идет за мной на кухню и спотыкается о какой-то ящик. Я смущаюсь.
– Это вам. С ними все заиграет новыми красками, – разглядывая открытые ящики, разбросанную повсюду мятую упаковочную бумагу и отваливающиеся плитки, говорит миссис Барретт.
Ставлю нарциссы в вазу и, приготовив чай, переношу их на подоконник.
– Насколько я понимаю, вашего мужа зовут Патрик? Патрик Уокер? Он сейчас на работе?
Киваю. Если буду мало говорить, может, она скорее уйдет. Мне не нравится, что она везде сует свой нос. По-моему, ей до смерти хочется заглянуть во все ящики, во все шкафчики. Еще немного, и попросит показать ей весь дом.
– Видела сегодня утром ваших детей, они шли в город. Собираются учиться в местной школе?
– Да. Пойдут со следующей недели. Простите меня, не хочу показаться невежливой, но сейчас действительно неподходящее время для…
– О, не беспокойтесь, я вас не задержу. Просто хотела поприветствовать новых соседей.
Я того не желала, но вышло грубо. Следует быть дружелюбней. Не хочу, чтобы по городу поползли слухи: в доме-убийце поселилась спесивая гордячка.
– Заходите на следующей неделе, когда я распакую вещи, у нас будет время поболтать.
Лин отпивает глоток и отставляет чашку. Я положила слишком мало заварки и налила много молока. Пробую свой чай – разбавленная молоком вода. И еле теплая. Похоже, я забыла вскипятить воду.
– Простите ради бога.
– Ничего, все в порядке, – говорит соседка, дотрагиваясь до моей руки. – Могу я перед уходом воспользоваться вашим туалетом?
Указываю ей на лестницу, а сама выливаю неудавшийся чай и, переставив на стол нарциссы, убираю с пола упаковочную бумагу. Вдруг слышу скрип половиц над головой. Однако над кухней не ванная, а комната Джо.
Поднимаюсь наверх. Ванная открыта, там никого нет. Миссис Барретт, похоже, туда и не заходила. Оглядываюсь, а она, красная от смущения, с телефоном в руке выходит из комнаты дочери.
– Вы фотографировали? – спрашиваю с подозрением и чувствую, как подступает тошнота.
– Нет, что вы! Телефон зазвонил, а в ванной слабый сигнал, так что…
Двери спален распахнуты. Изо всех сил сжимаю кулаки.
– Я уже говорила, что очень занята. Мне кажется, вам сейчас лучше уйти.
Провожаю ее вниз. У порога Лин оборачивается.
– Я всегда жалела его, когда он был ребенком.
– Простите, кого вы жалели?
– Патрика, вашего мужа. Всегда его жалела. Такой красивый молодой человек!
– Я ему обязательно передам, что вы заходили.
Она опять останавливается на пороге, и мне хочется вытолкать ее взашей.
– Еще до убийства в этом доме происходили странные вещи. Родители Патрика… Нам велели держаться от них подальше. Все были потрясены, когда у них родился ребенок. Он был тут взаперти, а мы все переживали. Поэтому, когда узнали, что они сделали и что случилось с ними потом, никто не удивился.
Лин смотрит на меня испытующе, я хватаюсь за дверь и пытаюсь ее закрыть, однако гостья не унимается.
– Как я рада, что у Патрика все так хорошо сложилось. Говорят, что люди с прошлым… Удачи вам и вашим милым деткам, – не окончив предыдущей фразы, прощается Лин.
Миссис Барретт наконец уходит. Меня трясет. Разве к этому мы стремились? К параду фальшиво-дружелюбных соседей, что снуют вокруг дома, исподтишка снимая мобильными телефонами, шпионят и нашептывают ядовитые сплетни? Интересно, на что она намекала?
Подташнивает меня от чая, а горечь во рту – от ее слов.
* * *
В холле появляется Патрик, вешает плащ. Муж в мятом костюме, глаза уставшие. Сколько ни пыталась убедить его взять отпуск на время переезда, ничего не вышло.
– Поставлю чайник, – говорю.
Патрик идет за мной в кухню.
Тарелки и чашки после завтрака еще не вымыты. Ящик, который я открыла, чтобы извлечь тщательно завернутую в ткань посуду, так и стоит на полу со всем содержимым.
– Много успела сегодня распаковать? – спрашивает муж, когда я кидаюсь к другому ящику – за чайными пакетиками.
– Порядочно. Еще пару дней – и все закончу. С постельными принадлежностями уже почти справилась.
– Это хорошо.
Патрик снимает пиджак и, не отводя глаз от окна – там виден заросший сад, – расстегивает рукава рубашки. Похоже, муж чем-то так расстроен, что даже не замечает царящего вокруг беспорядка.
– Как ты себя чувствуешь?
Патрик оборачивается и удивленно моргает.
– Что? А, да, все нормально. Был… На работе много дел.
Патрик – инженер, работает в строительной компании. Раньше я искренне интересовалась его делами. Он часто показывал мне чертежи и планы, подробно рассказывал о домах, которые проектировал, а я все старалась понять. Однако понимала не больше, чем он в моей живописи. Патрик не сердился, смеясь, убирал чертежи, помогал мне отмыть запачканные краской волосы, мы продолжали болтать и в какой-то момент перестали слушать ответы на вопрос «как дела?».
Наверно, увидев, что я в плохом настроении, муж целует меня и улыбается.
– Я совершенно здоров. Просто немного устал и хочу есть. И к дороге еще не привык. Какие красивые, – говорит он, заметив нарциссы.
– Соседка принесла.
Улыбка на его лице сменяется тревогой.
– Соседка?
Сжимаю кулаки.
– Я застала ее на втором этаже, бегала с телефоном из спальни в спальню.
– С какой стати? – вскидывает брови Патрик.
– Не думаю, что ее интересовала мебель из ИКЕА. Скорее всего, организовала себе экскурсию по следам окровавленных призраков.
– Господи, – бормочет муж.
– Похоже, эта соседка тебя помнит.
Жду ответа, но Патрик отворачивается и принимается разбирать почту.
– Миссис Барретт говорила о чем-то странном, – начинаю я и осекаюсь, увидев напряженную спину Патрика. Не стоит об этом рассказывать сегодня. – Я подумала, не устроить ли встречу с теми – нет, не с назойливыми соседями, а с людьми, которых ты когда-то знал? Это помогло бы нам опять пустить здесь корни.
– Нет.
– Но…
– Моих друзей тут не осталось. Любой, кто меня помнит, мне не друг и хочет только одного – распространять клевету и сплетни. Не желаю видеть их в моем доме. – Патрик оборачивается ко мне. – Если эта, с позволения сказать, соседка появится снова, гони ее в шею.
* * *
Нахожу пасту, банку готового соуса. Нарезаю лук и перец. Патрик распаковывает и ставит в стенной шкаф тарелки. Кажется, сейчас удобный момент поговорить с мужем. Дети в гостиной, через стенку слышу то звенящий, то стихающий голос дочери. Она спустилась к ужину вся в черном, с подведенными глазами. Напоминает маленькую девочку во взрослом наряде, носит вещи, которых я не знаю, из-за яркого макияжа выглядит одновременно и старше, и моложе своих лет.
– Меня беспокоит Миа, – говорю, понизив голос, и проверяю, закрыта ли дверь.
– Перестала волноваться за Джо, теперь Миа. В чем дело? – вздыхает муж, закрывая створку шкафа.
– Я понимаю, мы рассчитывали, что начнем здесь новую жизнь, что у детей будет другое окружение, но Миа держится даже враждебнее, чем раньше.
– Да все у нее хорошо. Они оба в полном порядке. В понедельник пойдут в новую школу. Пожалуй, тебе лучше держаться от них на некотором расстоянии.