Поскольку значительная часть документации Великой армии была утеряна в ходе ретирады Великой армии из России, то оценка ее потерь крайне затруднительна и все еще остаётся открытой: от заниженных (?) 30 тыс. убитых, раненных и пленных от Деннье – офицера-инспектора при Главном штабе Наполеона до тенденциозно завышенных в российско-советской историографии – 58.478 чел.
Интересно и другое: потери генералитета сторон убитыми и ранеными составили у Наполеона – 49 генералов, в том числе убитых 8: 2 дивизионных (Огюст Коленкур и Монбрен) и 6 бригадных. У русских выбыло из строя 26 генералов, однако следует отметить, что в сражении участвовало всего 73 действующих русских генерала, в то время как в Великой армии только в кавалерии было 70 генералов. Правда, бригадный генерал в наполеоновской армии, все же, был ближе к русскому полковнику, чем к генерал-майору.
И последнее, на эту крайне щекотливую тему: к тысячам убитых следует прибавить умерших от ран, а их число было огромно. Осенью 1812 г. – весной 1813 г. русские сожгли и похоронили остававшиеся непогребёнными тела на поле. Согласно военному историку генералу Михайловскому-Данилевскому, всего было захоронено и сожжено 58.521 тело убитых. Русские историки и, в частности, сотрудники музея-заповедника на Бородинском поле, оценивают число захороненных на поле в 48—50 тыс. чел.
Бородинское сражение является одним из самых кровопролитных сражений XIX века и наиболее кровопролитным из всех однодневных, бывших до него. По самым скромным оценкам совокупных потерь, каждый час на поле погибало или получало ранения ок. 6 тыс. чел., Великая армия потеряла ок. 25% своего состава, русская – ок. 30%. Со стороны Наполеона было сделано 60 тыс. пушечных выстрелов, с стороны Кутузова – гораздо меньше.
Вполне естественно, что оба полководца приписали победу себе любимым.
Российский император не обманывался насчёт действительного положения дел, но, чтобы поддержать надежды народа на скорейшее окончание войны, объявил о Бородинском сражении, как о победе. Кутузов стал генерал-фельдмаршалом с пожалованием 100 тыс. рублей. Барклай-де-Толли получил орд. Св. Георгия 2-го кл., вскоре скончавшийся Багратион – 50 тыс. рублей. Четырнадцать генералов получили орд. Св. Георгия 3-го кл. Всем бывшим в сражении нижним чинам было пожаловано по 5 рублей на каждого.
Так повелось, что в отечественной историографии бытовало мнение: Бородинская битва – фактическая победа русской армии. Только в наше время российские историки в целом считают, что исход Бородинской битвы был неопределённым. В ходе сражения ни один из противников не добился требуемого результата: Наполеон не разгромил русскую армию, а Кутузов не защитил Москву.
Несмотря на то, что части Великой армии заняли некоторые передовые позиции и укрепления русской армии, сохранив при этом свои резервы, оттеснили русских с поля сражения, и в конечном итоге заставили их отступить и оставить Москву, говорить о несомненной победе французского императора не приходится. Правда, при этом никто не оспаривает, что русская армия сохранила боеспособность и моральный дух.
В отечественной историографии принято считать главным достижением генерального сражения при Бородине то, что Наполеон так и не сумел разгромить русскую армию, а в совершенно особых условиях всей его кампании в России 1812 года отсутствие решающей победы предопределило последующий проигрыш им всей войны.
В общем, Бородинское сражение ознаменовало собой кризис наполеоновской стратегии решающего генерального сражения: русская армия не была уничтожена, Россия не капитулировала и продиктовать условия мира не удалось. (В тоже время Великая армия понесла существенный кадровый урон, а русские смогли сохранить силы для продолжения войны «по-своему», т.е. «поспешая – неспеша» – Я.Н.).
А вот – весьма лаконичное и доходчивое изложение событий на Бородинском поле:
///… 26 августа (7 сентября) у деревни Бородино (в 125 км западнее Москвы) произошло крупнейшее сражение Отечественной войны 1812 года между русской и французской армиями. Численности армий были сравнимы – 130—135 тыс. у Наполеона против 110—130 тыс. у Кутузова. Фактически сражение представляло собой штурм французскими войсками линии русских укреплений (флешей, редутов и люнетов). С обеих сторон, и при защите, и при атаке укреплений широко применялась артиллерия. Около полудня при восьмой атаке Багратионовых флешей Наполеон двинул 45 тыс. своих солдат и 400 орудий против 18 тыс. солдат и 300 орудий Багратиона – на фронте 1,5 км, что в сумме с обеих сторон даёт 470 орудий на 1 км фронта. После кровопролитнейшей 12-часовой битвы, французы ценой 30 – 34 тыс. убитыми и ранеными прорвали, фактически уничтожив изначальный состав оборонявшихся, левый фланг и потеснили центр русских позиций, но развить наступление не смогли. Русская армия также понесла тяжёлые потери (40 – 45 тыс. убитыми и ранеными). Пленных почти не было ни с той, ни с другой стороны. 8 сентября Кутузов приказал отступить на Можайск с твёрдым намерением сохранить армию…///
И наконец, предельно ёмкое резюме о Бородинской битве, своего рода «армейский рапорт»:
{{{…В ходе 12-часового сражения французской армии удалось захватить позиции русской армии в центре и на левом крыле, но после прекращения боевых действий французская армия отошла на исходные позиции. На следующий день главнокомандующий русской армией М. И. Кутузов дал приказ отступать в связи с большими потерями и из-за наличия у императора Наполеона больших резервов, которые спешили на помощь французской армии. После сражения обе стороны претендовали на победу, однако в целом ни одна из сторон не добилась решительных желаемых результатов…}}}
Комментарии излишни (Я.Н.)…
Еще 23 июля 1812 года (т. е. за месяц до появления в наполеоновских тылах отряда самого «пропиаренного» в отечественной литературе поэта-партизана-гусара Дениса Давыдова) конно-диверсионный «летучий» отряд Ф.Ф.Винцингероде был выделен из состава главной армии по приказу Барклая-де-Толли и имел гораздо большую, чем давыдовский, численность (Казанский драгунский и три донских казачьих полка). Его задачей было «шалить и бедокурить» на коммуникациях противника, мешать ему запасаться в деревнях провиантом и кормом для лошадей, а также собирать для главной армии оперативные сведения.
Вполне понятно, что отряд Винцингероде не присутствовал на поле Бородинского сражения. Весть об отступлении армии к Москве стала ему известна 8 сентября, когда он находился на полпути между Можайском и Волоколамском. Получив новость, Винцингероде вдвоём с будущим известным декабристом С. Н. Волконским поскакали на перекладных в Можайск, где получили от Кутузова дальнейшие инструкции. Тот приказал как можно скорее занять Звенигород, и там мешать обходному движению наполеоновских войск к Москве. Вернувшись к отряду в сопровождении Волконского, Винцингероде повел его через город Рузу (где они соединились с подкреплением) к Звенигороду, что в 30 км к западу от Москвы.
В свою очередь, начальник штаба Великой армии, маршал Бертье 9 сентября поручил наполеоновскому пасынку де Богарне и его IV-му Итальянскому корпусу занять Звенигород, чтобы собрать провиант и скот, и разведать оперативную обстановку.
Уже на подходе к Рузе, Винцингероде узнал, что город успел занять более чем 20-тысячный корпус Богарне. Пришлось, не заходя в город, вести отряд всю ночь обходной дорогой, чтобы успеть в Звенигород раньше противника. На усиление отряда от Кутузова были присланы ещё три казачьих полка, пехотный полк егерей и два орудия конной артиллерии. Теперь у Винцингероде было под рукой ок. 2,5—3 тыс. чел.
12 сентября на подходе к Звенигороду, Винцингероде разделил свой отряд на три части. Одну он оставил под своим командованием, а две другие поручил Бенкендорфу и казачьему полковнику Иловайскому 12-му. Два последних отряда немного потрепали врага (точнее, шедшую впереди Итальянского корпуса баварскую дивизию лёгкой кавалерии), но были отброшены огнём вражеской артиллерии, и у них даже случился затор и неразбериха при форсировании речки Сторожки. Бенкендорфу пришлось спешить часть казаков, чтобы они прикрывали остальных ружейным огнём.
Тем временем, сам Винцингероде устроил казачью засаду в овраге у стен Саввино-Сторожевского монастыря. Когда неприятель приблизился, казаки внезапно напали на него из засады и разбили его авангард.
Завязалась перестрелка, продолжавшаяся несколько часов: поскольку русские войска расположились на заранее выбранной удобной позиции, то они успешно задерживали наступление врага. И все же, нараставшее численное превосходство противника вынудило Винцингероде постепенно «закруглить» стычку и в порядке отвести свои войска по направлению к Москве.
27 августа (8 сентября), спустя почти 16 часов после Бородинской битвы, в 10 часов утра, арьергард Платова в составе казачьего корпуса, трех егерских полков, бригады Вольфа, Изюмского гусарского полка и 2-й конной роты Донской артиллерии отошел к Можайску, что в 90 км западнее Москвы. Кутузов приказал донскому атаману (о котором ходили разговоры, что в день Бородинской сечи он вроде бы был «не совсем трезв» и главнокомандующий был в курсе этой «хронической болезни» Матвея Ивановича – Я.Н.) держаться в Можайске «как можно долее для выигрыша времени и отправления раненых, коими были наполнены дома и улицы по недостатку подвод для перевоза их». В Можайск был доставлен тяжелораненный князь Багратион. Арьергард Платова занял позицию перед городом.
В полдень того же дня маршал Бертье приказал авангарду Мюрата с резервным кавалерийским корпусом и дивизией Дюфура преследовать русских и остановиться за Можайском в 7—8 верстах. Подойдя к нему, Мюрат послал гонца к своему императору с известием, что он уже может прибыть в город на ночевку. Но уже в 15 часов в нем завязался бой.
Он продолжался почти пять часов. Атаки Мюрата мужественно отбивались арьергардом Платова. Рельеф местности (непроходимый для конницы овраг реки Можайки) не позволял французскому маршалу ввести в дело все свои силы. Бой получился кровопролитным, жарким, и упорным. Неприятель нес потери, оказался ранен генерал О. Д. Бельяр.
В конце концов, противник вошел в Лужецкий монастырь. В полуверсте от него находились склады с провиантом. Можайский провиантмейстер М. Чириков и «магазейн-вахтер» С. Егоров, завидев неприятеля, исполнили приказ Кутузова: подожгли склады, чтобы не достались противнику. Так сгорел суточный запас провианта для 40-тысячной армии.
С наступлением темноты прибыл на место событий французский император, чтобы торжественно въехать на белом коне в Можайск. Как только выяснилось, что в нем не безопасно – бои еще отнюдь не закончены – пришлось разворачивать коня назад и ночевать в первой попавшейся деревне – Криушине. Такой «реприманд неожиданный» (Я.Н.) удручающе подействовал на все еще победоносного покорителя полуЕвропы (на западе еще не были в курсе совсем «неоднозначного» исхода Бородинского побоища и его тяжелых потерь – Я.Н.).
На следующий день – с шестого часа утра – арьергард Платова продолжал удерживать город шестью батальонами егерей, регулярной и иррегулярной кавалерией. Тем временем, главные силы кутузовской армии успели отойти от дер. Жуково (Кожухово) к Землину. Мюрат выдвинул вперед свои батареи, под прикрытием которых его войска снова пошли в атаку. Ответного огня орудий Донской конной артиллерии, расположенной на возвышенностях Можайска (Чертановские высоты), оказалось недостаточно для сдерживания противника. Пришлось арьергарду Платова отступить к дер. Моденово, что оказалось всего лишь в трех километрах от дневки главных сил Кутузова. Тяжелораненый в Бородинской битве генерал М. С. Воронцов в письме к сенатору Н. М. Лонгинову от 20 октября 1812 г. отмечал далекие по его компетентному мнению последствия этой ретирады: «Скорое отступление Платова на Можайск… решило отступление от Можайска всей армии, которая уже больше не находила выгодного места, и было, может быть, причиною потери Москвы».
Раздраженный действиями донского атамана, (по свидетельствам бывалых вояк регулярной российской армии, слишком крепко и не ко времени «задружившегося» в те грозные дни с обожаемой им «горчичной/кизляркой/спотыкачём» – Я.Н.), с некоторых пор его особо не привечавший, Кутузов, вечером 28-го назначил начальником арьергарда М. А. Милорадовича – фанфаронистого генерала не без «слабых мест», но, все же, куда более полезного в сложившейся ситуации – «Всем лечь, но врага не пропустить!!!», знавшего как это надо сделать с регулярными войсками, а не «показывать спину врагу». Такой подход к этой стороне военного дела («Стоять и Умирать в Обороне» – Я.Н.) «немного пьянюге» Платову с его воровато-оборотистыми «летучими» донцами никогда не был по душе и по плечу – неказачье это призвание…
…Кстати сказать, из-за поспешной ретирады эвакуация множества раненых после Бородинского сражения оказалась весьма затруднительной. А ведь предполагалось заготовить тысячу подвод для их транспортировки в Москву. Кутузов писал Ростопчину 27-го августа из Можайска, что не увидел в городе ни одной «выставленной из Москвы подводы», хотя четыре дня назад он просил военного губернатора «о наискорейшем заготовлении» подвод. «Раненые и убитые воины, – писал полководец, – остались на поле сражения без всякого призрения…». Повозки были присланы Ростопчиным вечером 27-го, но было уже поздно. Очевидец событий И. П. Липранди сообщал, что в Можайске оставались только тяжелораненые, в особенности с ампутированными ногами, а это было одним из наиболее типичных ранений в условиях невероятно успешного массированного применения Наполеоном артиллерии. Французские мемуаристы (Ложье, Шамбре, Пеле-Клозе) свидетельствовали, что их могло быть от 7 до 10 тыс., причем, со слов все того же Липранди: «Они почти все погибли, не только от неимения помощи, но и с голоду, которому подвергались и французы. Французы обходились с нашими ранеными самым бесчеловечным образом». (A la guerre comme a la guerre! Не так ли – Я.Н.)…
28 августа Великая армия вступила в Можайск. Здесь французский император начерно набросал предписание своему начштаба Бертье: двинуть Итальянский корпус своего пасынка на Рузу, войска Даву – на Борисов, а авангард Мюрата – по главной дороге к Москве. Раненых оставляли в Можайске.
Де-ла-Флиз, врач императорской гвардии, вспоминал устройство лазарета в большой каменной церкви (единственной недеревянной постройки), куда привезли несколько возов соломы, которую разостлали на полу для раненых гвардейцев. В Можайске Наполеон устроил огромный госпиталь. Трехдневную остановку штаб-квартиры Наполеона в Можайске (28—30 августа) военный историк Михайловский-Данилевский объясняет четырьмя причинами: простудой императора, отдыхом армии, подготовкой к новому сражению и подвозом артиллерийских снарядов.
Для охраны своих путей сообщений, Бонапарт оставил в Можайске наименее боеспособный из всех своих корпусов – Вестфальский корпус генерала Жюно, штаб которого располагался в Лужецком монастыре. Ему вменялось прикрывать дорогу к Смоленску. Императора озаботили неудовлетворительные дела в России, несмотря на выигранное, как он считал, сражение на Бородинском поле. В Можайске ему не давали покоя дела за Пиренеями, где после провала под Саламанкой его друга юности Мармона, дела складывались крайне опасно. Его беспокоило сильное сокращение численности корпусов Великой армии, которая вот-вот может превратиться в «Великую армию Теней». Его раздражало, что не было пленных и трофеев. Наполеон надеялся на предложения мира от Кутузова, готов был вступить в переговоры, в отдельные моменты его тревога за Будущее заходила так далеко, что он уже не хотел идти дальше Можайска.