Третий этаж пересекал коридор, в одном его конце располагалось запертое служебное помещение, в другом, по левую руку, – несколько кабинетов. На первом же медная табличка гласила «Озеров С. С.».
Родион постучал три раза по тяжелой двери, в костяшках неприятно заныло. Ответа не последовало, он потянул за ручку и открыл дверь.
– Разрешите? – Рябинин вошел.
Дверь причмокнула у него за спиной, Родиону показалось, что его заперло в кабинете, будто путь назад отрезало. Внутри полумрак. Уютный уголок, даже кожаный диван есть.
За большим дубовым столом сидел немолодой, слегка обрюзгший и какой-то помятый мужик с лычками полковника. Напротив стола жестикулировал капитан с кожаной папкой под мышкой. Когда Родион вошел, оба застыли, уставившись на незнакомца.
– Разрешите войти, – на всякий случай повторил вчерашний студент. – Рябинин, новый сотрудник в убойный отдел. К вам прислали.
Полковник кивнул. Тяжелые губы сомкнулись в ровную линию, изображая улыбку.
– Ну входи, присаживайся, – Семеныч указал на диван. – Как раз о тебе с Маратом говорили. Скверные дела у нас творятся, помощь лишней не будет. Ты тоже присаживайся, Марик, в ногах правды нет.
Родион пожал Марату руку. У капитана странная ладонь – крепкая и сухая, но вместе с тем теплая, какая-то домашняя что ли. Рябинин сразу к нему доверием проникся, и ничего, что фонарь под глазом, работа опасная, да и время темное. Порой посветить нужно. Точно, Готем.
Семеныч выбил из картонки папиросу, чиркнул спичкой и глубоко, так что щеки запали, затянулся, выдул струю дыма, тут же повисшую облаком, разогнал ее рукой. В образовавшийся просвет ощупал Рябинина взглядом. Глаза у него были усталые, засевшие глубоко, отчего надбровные дуги напоминали амбразуры в дзоте. Огонек «Беломора» ярко светился перед носом Родиона. На долгую секунду ему показалось, что он проваливается в этот огонь. Красная точка расплылась, превратившись в отсвет далекого костра, хлещущего по шершавым стенам первобытной общины.
Выпустив очередную иглу едкого дыма, полковник спросил:
– Как спалось? – он тягуче сплюнул в пепельницу.
– Тревожно, – пожаловался лейтенант, – с двух ночи как заведенный.
– Чуйка у тебя, это хорошо.
Родион и Марат сидели на узком диване почти впритирку, доверительно, можно сказать.
– Мы вот с Маратом тоже ночь не спали, – продолжил Семеныч, кивнув на капитана, – трупешник на Солянке забирали, очередной. Просоленный, блин, там ведь соляной двор раньше был. Знакомьтесь, кстати. Марат Сулейманов, твой непосредственный начальник и наставник на первом этапе службы. Надеюсь, она у тебя пойдет как надо.
– Приятно, – Марат еще раз кивнул.
– Дело на Солянке – первая вещь, которую вам предстоит разработать в ближайшую неделю. Когда меня к прокурору вызовут, внятный отчет по этой серии должен быть. Показания очевидцев, отпечатки, орудие преступления, рабочие версии, и так далее. Не профукайте деньги налогоплательщиков. – Семеныч воткнул мундштук в харчок и зевнул. – Спать охота…
– На том свете выспитесь, Олег Семеныч, – Марат улыбнулся.
– Пошутил, бляха! – полкан и не думал сердиться. – Мы живем в стране, где еще правит дух опошленного коммунизма, где вчерашние номенклатурщики в олигархов превращаются, а народ поет гимн и размахивает флагами. И все они спят по ночам. Но нам это не светит, конкретно прижала работа. Короче, пока общество не связало петельки крючочками, кровь из носу нужно обезвредить виновников нашей валидольной бессонницы. Иначе прокурор потом весь отдел без вазелина отвжикает. А брюхо у него слоновье, задохнешься!
Родион приподнял брови, Семеныч это заметил.
– Через месяц и ты запоешь, любые уши отвалятся.
– Да я ничего, в академии наслушался.
– Академик, еб твою… как учился то, красный диплом?
– Нет, синий.
– Главное, чтобы ты сам синим не был, – прервал полковник, – а корочки можешь в шредер пустить. У меня вот тоже синий диплом, это как рок-н-ролл, понимаешь? Не какой-то утонченный Бах или Шуберт, народу нужно металл слушать. Орки созданы для рева геликонов, баррикад, и глумления над краснодипломниками. Странное они в мир вносят, непонятное. Политики вон все с красными дипломами, так они столько напялили масок одна поверх другой, что уже и сами не поймут, кем являются. А люди без масок – это мы с тобой, Рябинин, синедипломники.
– Вообще-то, у меня красный диплом, – скромно вставил Марат. На протяжении многих лет службы он наблюдал у Семеныча два основных агрегатных состояния: иронию и непробиваемую серьезность, и сейчас явно включилось первое.
– Ну ты и быдло, – скривился полкан.
– Не-а, – улыбнулся капитан, – вся наша культура – та пресловутая маска, нарисованная на нашем розовом пятачке. Мы только тогда человеки, когда в маске. Так что без краснодипломников мир давно скатился бы в архаику.
– А он туда и катится, Марик, – буркнул Семеныч, насмешливость ушла из его глаз, капитан сразу подобрался. – Ты еще кровавые ритуалы ацтеков и майя назови культурой. Плесень в пробирке тоже, между прочим, культура. Ладно, к делу.
Родион, впавший в ступор от состоявшегося диалога, глядя на Марата, тоже подобрался. Его вроде как оформить должны были сначала, а тут сразу: к делу.
– Все преступления совершены у стен Церкви Рождества Богородицы на Кулишках. – Начал полковник. – Условно говоря, это трамвайная стрелка. Недалеко от нее расположена стройплощадка, возвели только подземный паркинг и первые пару этажей. Стройка заброшена и никем не охраняется. Раньше там больница была, от нее остались полуразрушенные подвалы и подземные переходы. Никакой карты и плана коммуникаций не существует. Есть предположение, что убийца осуществляет вылазки именно из этих катакомб, но по своему опыту могу сказать – это маловероятно. Скорее, здесь работает группа лиц с неподвальной подготовкой, следы заметает умело, оставляя лишь очевидную дорожку, ведущую прямиком к местным бомжам. Сегодня ночью, – информация для тебя, Родион, – на дороге перед Домом с атлантами был обнаружен труп мужчины с распаханным почти до позвонков горлом. Смерть наступила примерно за час до обнаружения тела, то есть около двух часов ночи.
«Как раз проснулся в это время», – подумал Рябинин.
– Личность трупа устанавливается, но это не много даст, потому что он не первая жертва, обнаруженная возле стройплощадки, все убитые принадлежали к разным социальным группам.
– Вчерашний сам едва ли не бомж, – заметил Марат.
– Именно, в карманах – ни денег, ни документов. Предположительно, это и был один из бомжей, обитающих в районе. Однако за неделю до его убийства обнаружили труп молодой женщины, из высоких кругов, судя по жемчугу на вспоротой шее и кольцу с бриллиантом. Как можно понять, ценности никто не тронул, что и усложняет наше дело в несколько раз. Убивали не бомжи, и явно не из-за денег. А еще раньше, 11 октября, примерно в том же месте был найден гражданин Англии, дипломат мелкого ранга, но тоже при наличности. Несколько тысяч долларов и дорогую одежду не тронули. Только кровь сцедили. Хотя повреждения на горле оказались не единственными. Вероятно, этот самый дипломат был неплохо подготовленным сотрудником английской разведки, потому успел оказать сопротивление. Результат – обширные повреждения внутренних органов, сломаны восемь ребер. Под ногтями убитого стерильно. Кто-то поскоблил там, убирая следы.
– Какая группа крови у убитых? – спросил Родион, вспомнив учебник. – Возможно, преступники выбирают жертв по определенным критериям?
– У всех группа крови разная, – нахмурился Семеныч, – но если бы и совпадала, это бы нам вряд ли помогло. Сейчас ситуация неутешительная, реальных зацепок нет.
– А версии есть? – не унимался стажер.
– Версии, к сожалению, одна чуднее другой: сектанты, вампиры, вурдалаки, – полковник устало улыбнулся. – У нас вопросов больше, чем ответов.
– А что позволяет объединить эти преступления в одну серию?
– Я не склонен считать, что мы имеем дело с серийным преступником. Одно и то же место происшествия, схожий способ расправы – вот, пожалуй, и все.
– Олег Семеныч, – Марат сделал кислую мину.
– Ладно, – полкан ущипнул переносицу, – паттерн четкий: все говорит о ритуальности убийств, а также хорошей подготовке преступников. Ни следа, ни отпечатка, только распаханные в улыбки горла, и ни капли крови. Если это все-таки ритуал, то выбор оружия может быть принципиальным. Одержимость желанием совершать убийства определенным образом важнее, чем проблема заметания следов. В этом наша надежда. Думаю, сектанты сделали все в соответствии со сценарием, настолько стерильно, насколько было возможно. Ставлю задачу тебе, Родион, пройтись по домам, взять показания. Марат, тебе самое интересное: спуститься в катакомбы, если нужно, привлекай спецов. Значит, сейчас вторник, – полковник постучал шариковой ручкой по столешнице, что-то прикидывая, – к пятнице должны быть результаты. У меня все, капитан, проводи Рябинина по кабинетам, оформи, потом приступайте к выполнению. Понятно?
– Так точно, – Родион поднялся, – по сегодняшнему трупу есть еще информация?
– Материалы пока в работе. Исследуются образцы тканей, предметы, найденные рядом с телом. Устанавливается производитель ботинок и их доступность в магазинах. Составляется психологический портрет маньяков. Одно заключение криминалиста и есть, Марат даст почитать.
– У меня с собой, – капитан погладил кожаную папку.
Семеныч кивнул.
– Участковые, кстати, обошли жилмассив, безрезультатно. Но ты походи все равно, может быть, накопаешь. Новичкам везет. Все, за работу. – Полкан хлопнул огромной как лопата ладонью по столу.
– Рано или поздно эксперты по отпечаткам обуви дадут заключение и появится ясность. – Сказал Марат, выпуская Родиона и выходя следом из кабинета. – Пока все строится на догадках. В поле поработаем пару дней, а там посмотрим.
– Вы не думали, что убить собирались кого-то одного, а остальных «положили», чтобы сбить со следа?
Марат замер на секунду, потом улыбнулся.
– Слишком сложно, да и ни к чему, следов то нет.
– Они этого не знают.
– Романтик ты, Родион, в мире все проще намного, и грязнее. Сам убедишься.
– Но, гипотетически, возможно?
– Мы рассматривали эту версию, такого рода маскировка себя не оправдывает: при каждом новом эпизоде риск ошибиться возрастает. Да и кого хотели убрать? Содержанку? Дипломата? Мы, конечно, проверяем его прошлое и связи, но они для нас малодоступны, да и сомневаюсь я, что за ним может тянуться какой-то… таинственный след.
– А содержанка? – спросил Родион, – где гарантия, что в ее прошлом нет таинственного следа?
– Проверили, она по другой части, – Марат скабрезно ухмыльнулся. – Ну а ты сам, из огня да в полымя, не ожидал с первого дня такого дела?
– Я в восторге, – не стал врать лейтенант.
Капитан ненатурально, как злодей в азиатском кино, захохотал. Рябинин увидел скачущий в его гортани язык.
– Свежая кровь нам не помешает. А то, признаюсь, мы с Семенычем тут на двоих зашиваемся. Так что ты попал, – посерьезнел Марат.
– Да я готов, главное, чтобы дела интересные были.
– Не соскучишься, только вот текущее дело больно поганое, – сказал Марат, остановившись посреди коридора возле портрета лобастого генерала. – В нашем болотце на моей памяти ничего подобного не случалось. У нас, как правило, идут статьи за хулиганку, ограбления. Конечно, и с мокрухами, бывает, подфартит. Но тут всего два варианта: либо «глухари» полуразложившиеся по подвалам, бомжи в основном, либо беспонтовая бытовуха, когда убийца на следующее утро сам идет с повинной или пытается скрыться, где-нибудь у тещи на даче. Здесь же – ни черта не понятно! Ладно, пойдем оформляться.
– Пойдем, – сказал Родион, мечтая поскорее заполучить боевой ствол.
ГЛАВА 3
Рябинин возвращался домой с чувством глубокого удовлетворения – в кобуре на поясе болтался новенький, еще в заводской смазке, Пистолет Макарова. Сейфа для хранения оружия у него не было, но никто и не спросил, видимо, наличие стального куба само собой подразумевалось. Зато значок теперь при нем – ключи от города, блин. Красота!
На Земляном Валу шумел митинг, народ кричал злобно, не разделяя Родионовой радости. Наверное, дела в стране совсем паршивые, и еще эта коррупция, как таблетки от запоров. Вечером деньги, утром стул. Конная милиция сопровождала шествие, жалась к обочинам, стараясь не провоцировать агрессию, а народ пер по Садовому, прохожие пугливо озирались, транспорт рвал когти куда подальше.
Толпа, подстегнутая выкриками и, судя по всему, алкоголем, шла распаренным клином, запрудив дорогу. Понтоватый Мерседес хотел проскочить, газанул навстречу и сразу увяз, как будто утонул по крышу, послышались частые удары по жестянке, звон битых стекол.
Родион свернул на тихую улочку, шум быстро отдалился и вскоре сошел на нет, будто митингуют на другой планете. Так же и в Кремле, наверное, из кабинетов своих не слышат, что в стране творится.
Впереди показался родной дом по улице Казакова – выщербленная годами типовая девятиэтажка. Дверь на кодовом стороже, но рядом в краске процарапаны четыре цифры. Родион вошел в подъезд, ноздри ожгло запахом мочи – в углу, под батареей вечно пустых почтовых ящиков, расползлась бензинного отлива лужа.
– Витторий, анархист плешивый…
Рябинин прошел мимо расписанных матерщиной и неумелыми граффити стен, ткнул пальцем в прожженный пластик, вызывая лифт. Двери саркофага поползли в стороны. Родион ткнул навскидку, на удивление в темноте попав в клавишу своего этажа – прорезиненный рот закрылся. Долго полз во мгле, взбираясь под самые небеса. Седьмой этаж, площадка, реклама валютной амазонки Рапунцель, окурки на ступенях. Лейтенант достал латунный, позеленевший от окиси ключ. Замок входной двери щелкнул громко, но еще громче звенело чувство загубленного настроения. Из распахнутой двери вырвался несвежий воздух каменного мешка.
Родион прошел в квартиру, желтый свет тусклой лампочки вырезал из темноты коридор. Единственная комната встретила хозяина занавеской, обшарпанной тахтой, телевизором и радиоприемником. И только втиснувшись в сорокаметровый куб своей квартиры, он понял, что устал за день, а голова забита свалившимися вдруг планами и показателями. Отчет нужно представить с утра в пятницу, и он хотел сделать все в лучшем виде.
Родион потянулся – занемевшие мышцы напряглись, как приводные ремни – окинул комнату взглядом: минимализм и, как всегда, идеальный порядок. Тахта заправлена, рубашки в шкафу выглаженные, обувь начищена – какая-то видимость контроля в море хаоса. Шумоизоляция, правда, страдает. Слышно, как лифт ползет и мусоропровод дышит. Вот сейчас сосед дверью грохнул, запираясь, и слышно, как сопит, ботинки расшнуровывая, слышно, как задницу чешет, вспоминая что-то. Акустика Ла Скала, едрить твою, – сказал бы полковник.
Лейтенант снял верхнюю одежду и положил кобуру на комод перед зеркалом, погладив ребристую щечку пистолета. Оружие его околдовало, вмиг сделав взрослее – такой маленький предмет, несущий смерть, дающий власть и над человеком, и над зверем. Это можно было сравнить с ощущением осязания груди любимой женщины, и в то же время с осязанием груди Фемиды, чувством дисциплинирующим, заставляющим выкинуть всю подростковую шелуху из головы.
Запахи – «горячая линия» памяти – сообщили о себе в области подмышек. Пора бы и в душ, смыть следы города и эмоциональную накипь. Вообще, вода – лучшее лекарство, от осеннего депресняка хорошо помогает. Родион быстро сбросил одежду и встал под теплую струю, смывая холод с костей. В половину правого бока красовался лиловый кровоподтек, тоска отечной кляксой растеклась по ребрам. Арматура цела, но боль ощутимая.