Стены скорее разноцветные, очень легких цветов – выглядит это все как акварельные переходы; где-то можно заметить даже желтый, который Птица всегда терпеть не могла, но тут он вписывается, ничего не скажешь. У другой стены стоит огромный стол с кучей ящиков, и в другой обстановке блондинка радовалась бы как ему, так и такому же огромному шкафу с огромным количеством отделений. В углу, там где окон нет, примостилась, защищенная от света темным балдахином кровать, по которой видно, что спал ее владелец очень беспокойно. Часть подушек валяется на полу, и Птица почему-то смущается и кидается поднимать их. Тогда-то она и обнаруживает дверь, совсем рядом с постелью. За ней оказывается просторная ванная.
Обернувшись, Птица обнаруживает, что рыжик так и стоит, переминается с ноги на ногу. В сердце снова вспыхивает вина: уничтожать вот это! Ну и задачки ты задаешь, Повелитель…
– Проходи давай, нечего на пороге стоять.
– А у тебя окно другое, – говорит Ксень, тыкая пальцем в огромный треугольник. – У меня там такое круглое, как дупло, и в нем сидеть можно. И цвета другие – синие там, голубые… Такие, как мне нравится, – и снова трет руку. Выглядит донельзя смущенной и в себе неуверенной, все в тех же рваных джинсах и грязной майке, что и вчера, но глаза все равно блестят любопытством и каким-то азартом. Спрашивает же Ксень совсем другое: – Тебе ураган не мешал спать?
– А тут так, как нравится мне, – пожимает плечами Птица. – А что, ураган был? Я и не заметила, спала как убитая.
На всякий случай девчонка скрещивает руки на груди – чтобы в дыры ее толстовки не было видно отметку, оставленную этой ночью.
– Надеюсь, Хенна выполнит обещание насчет покормить. Я вчера только завтракала.
– А я – позавчера обедала, – смеется Рыжая. Заметив, с каким ужасом на нее воззрилась Птица, снова тушуется и поясняет: – На завтрак рыбу давали… а я ее не ем! А предыдущий ужин я пропустила, потому что в библиотеке опять сидела допоздна… а если опоздал – ходи голодный, такие правила. Вот и получается ерунда. Хенна честно мне притащила что-то вчера, а я так разнервничалась, что не смогла ничего съесть. Так что будем ждать завтрака.
Хенна врывается пестрым ураганом: на ней джинсовые шорты и майка с изображением космического пейзажа, поверх – та самая бахромчатая куртка, видимо, любимая вещь. В руках у нее ворох шмоток.
– Ага, я вижу вы окончательно проснулись, – жизнерадостно изрекает она. – А я тут нарыла своих вещей – размера мы с Птицей примерно одинакового, так что проблем не будет, надеюсь… – смотрит на Ксень: – а вот ты у нас совсем худышка, может оказаться великовато… ну да это только до магазинов – там переоденешься в нормальное.
Ворох шмоток приземляется на кресло. Ксень берет оттуда первую попавшуюся рубашку и штаны и прячется за занавеской: она действительно очень тощая, даже костлявая, и жутко стесняется своих острых локтей и коленок, выпирающих ребер и общей угловатости… а еще у нее по всему телу веснушки, даже на животе, и это добавляет ей нелюбви к собственному облику. Штаны приходятся ей почти впору, ремень она затягивает на последнюю дырку и черные джинсы садятся как влитые. А вот водолазка с пандами великовата: у Хенны примерно второй размер груди, а у Ксень – нулевой, и хорошо еще, если не отрицательный. Натягивая на правую руку рукав, она обращает внимание, что на запястье блестит что-то маленькое. Девушка замирает, стремясь это рассмотреть, и не верит глазам. На коже словно золотистая татуировка: маленький шар с крыльями, при попытке его стереть он не пропадает и даже становится немного ярче.
– Офигеть теперь, – шепчет она. – Снитч! Я теперь долбанный ловец от гриффиндора! – и трет «татуировку» все сильнее, но та не оттирается никак, и более того, начинает едва заметно светиться ровным и теплым светом.
– Уйди, исчезни, растворись! – мысленно твердит рыжая, понимая, что зря старается. – Пошла вон! – рявкает она, вылетая из-за шторы.
На нее немедленно воззряются две пары глаз: серые – Птицы и совсем черные, с подводкой – Хенны. Она понимает, что снова выглядит глупо.
– Там это… – смущенно ворчит она. – Комок из ниток… а мне показалось, что насекомое… Я их боюсь просто, жуков всяких! – говорит она, радуясь, что рукав водолазки сполз до самых пальцев и отметину никому не будет видно.
– Я тоже боялась, – роняет уже переодевшаяся Птица.
Она даже в гардеробе Хенны откопала нечто в своем стиле: резаные джинсы и свободную толстовку с бордовым принтом. С учетом того, что высокие шнурованные берцы вчера не пострадали, выглядит она довольно мрачно.
– Мне говорили, что если боишься, надо столкнуться с объектом страха, ну я и полезла в яму с жуками. Просидела там полчаса, ничерта не перестала бояться, но по крайней мере спокойно отношусь, если их не пара сотен, как в той чертовой яме было, бр-р-р-р-р… Ну что вы так смотрите? Я странная.
– Ты не странная, ты крутая, – говорит Ксень, передергиваясь. – Я бы ни к какой яме с жуками не подошла бы и близко… а уж тем более не полезла бы… полчаса? Я бы сдохла от ужаса на второй минуте!
Хенна покачивает головой:
– Своему страху надо не бояться смотреть в лицо, – говорит она. – Мудрость древних гласит: силен не тот, кто ничего не боится, а тот, кто в нужный момент преодолевает самый большой страх. А тетка Аргона обычно говорит: ну ты выбирай, что хуже: ты идешь через свой страх или стоишь на месте и тебя съедают… А? А что вы на меня так смотрите? – глаза принцессы становятся совсем круглыми от удивления, потому что обе землянки, не сговариваясь, буравят ее взглядами и даже забывают моргать.
– А ну-ка милый ребенок, – начинает Птица, и Хенна ежится и отступает на шаг: настолько сильной угрозой веет в тоне названой сестры. – А сколько, ты говоришь, у тебя теток?
– Одна, – непонимания в глазах и голосе Хенны все больше, тем более что в глазах Птицы – ярость и ненависть.
– Она лгала нам, – почти поет блондинка, и кулаки ее сжимаются непроизвольно. – Лгала. Интересно же…
Резко девчонка себя обрывает, встряхивает головой и усмехается:
– Ладно, вопросы лжи и правды будем решать потом. А пока нам бы покушать. Мы тут выяснили, что обе очень долго не ели.
– Чисто технически, – вдруг говорит Ксень. – Она нам не соврала. Мы не спросили, кто она – ни одна, ни вторая.
Встречает обжигающий взгляд стремительно чернеющих глаз Птицы, сверкает голубыми искрами на дне своих.
– Уверена, если бы ты или я додумались прямо спросить – знали бы!
– Она сказала, что она посланница императрицы, – уже абсолютно спокойным тоном возражает Птица, но глаза у нее все равно темные от ярости. – Конечно, императрица может послать и саму себя, но… Но пошли уже есть и за покупками, а?!
– Верно, – Ксень кивает, и глаза ее гаснут. – Еда – это хорошо!
Хенна рада, что ссоры не состоялось, она жестом манит девчонок за собой и старается не спешить: для нее они слишком медленные, если бы она или кто-то из ее друзей бы так двигался… Шианка неодобрительно качает головой, но замедляет шаг, подстраиваясь под новых членов семьи – для нее они уже сестры, неважно, что пока еще не вошедшие в род.
Троица заползает в помещение, по виду схожее с какой-то кафешкой: столиков там много, но вместо прилавка стоит некая металлическая бочка с кучей дверок. Хенна задорно смотрит на девчонок:
– Что есть будете? Заказывайте, не стесняйтесь!
– Заказывать, – тянет Птица. – У бочки. Ну у бочки так у бочки.
Она вальяжно, скрывая страх, подходит к чуду техники, аккуратно стучит по металлическому боку:
– Эй… эм-м-м-м-м… Бочка… Мне бы картошку, острую жареную курицу, пару стручков красного жгучего перца, кофе… пожалуй тоже с молоком и перцем, и корицей еще, и молочный коктейль «Единорог».
Бочка скрипит чем-то внутри, мигает парой лампочек и выдвигает металлический поднос, с металлической же посудой. Птица хватает заказ, придирчиво осматривает еду и удовлетворенно кивает. Особенно – радужному молочному коктейльчику.
– Это очень остро, – комментирует Хенна.
– Ну хоть десерт без перца, – Ксенька косится на всем довольную Птицу и спрашивает: – Можно попробовать? Я хочу знать, насколько это остро!
Птица хмыкает и протягивает Рыжей жгуче пахнущий специями кусок курятины. Ксень откусывает, глаза ее становятся квадратными, а лицо красным. Она закашливается. Хенна сочувственно протягивает ей стакан с водой и усаживает за столик.
– Зря ты это, – говорит она. – Я такой перчик на Земле как-то пробовала, и больше не рискну.
– Я тоже, – Ксень смотрит, как бодро Птица закусывает жареной картошкой куриные кусочки и вздрагивает.
– Мне пиццу с курицей и ананасами, – произносит Ксень. – греческий салат, колу и мороженое с фисташками.
– Вкусовой извращенец, – мурлычет Птица.
– Кто бы говорил, – Ксень получает свой заказ, затем Хенна – последняя останавливается на каком-то ароматном блюде из мяса и овощей, а на десерт получает стакан сока и фруктовый салат. Причем среди вполне земных фруктов там виднеется и нечто совершенно инопланетное.
– Много перца – еще не извращение, а вот за пиццу с ананасами в неправильном районе и получить можно, – довольно щурясь, стручки перца блондинка поедает всухомятку и быстро заглатывает кофе. И тут же переходит к десерту.
– Сейчас мы едим – и за покупками? – спрашивает она. – Там же найдется одежда и мне по вкусу? Ну ты видела мои вчерашние лохмотья, по ним же можно понять, что я люблю? А то менять свой стиль я, если честно, не хочу. По тебе видно, что это не обязательно. И косметика будет? Мне нужно много косметики. Обуви. И вообще кучи всего. Я потом отдам долг, не знаю пока как.
– Долг? – Хенна моргает. – Какой долг? У нас доходы государства распределяются между всеми гражданами поровну, и карточки ваши мне уже принесли с утра. Вы ведь уже полноправные граждане!
И гордо демонстрирует им карточки. Рядом кладет свою, точно такую же. Ксень смотрит на них: невзрачные серые кусочки пластика без опознавательных знаков, но с чипами.
– Разве твоя не должна быть как-то отмечена? – спрашивает Рыжая. – Ты же принцесса!
Шианка опять удивляется:
– И что из этого? У нас все равны, и Император – такой же гражданин, только с большей ответственностью. В военное время он командует. В мирное – трудится наравне со всеми. Да и потом, вы-то тоже принцессы!
Ксень от такой новости давится своими ананасами, кашляет, жадно проглатывает оставшиеся куски и запивает колой и все это – с удивленно-вытаращенными глазами. В ее мире не так – о чем она громко и заявляет.
Птица заявляет другое – но сначала некоторое время думает.
– Дело даже не в том, где так, где не так. Труд императора огромен, и если отвлекаться еще на какие-то обыкновенные работы, можно с ума сойти. Правитель должен выполнять свою и только свою работу, потому что именно его задачи труднее и важнее всех прочих. Это слишком странно для меня, когда кто-то, для кого власть – это ответственность, так легко идет заниматься чем-то, что к этой власти не относится. Я понимаю что в чужой монастырь со своим уставом не лезут, но… Но я как бы принцесса и хочу понять.
– Да все достаточно просто, – Хенна продолжает поглощать свою порцию, умудряется еще и беспечно улыбаться. – В мирное время все у нас сами знают, что им делать. Бюрократии, управленческого аппарата – минимум, документации – мало. Часть времени Император занят именно этими делами, остальную же часть – другим трудом на свое усмотрение или саморазвитием. Аргона вот предпочитает возиться с техникой, когда представляется возможность. В военное же время мы все превращаемся в одну сплошную армию, а Император занимает пост главнокомандующего. Тут уж вся полнота власти сосредотачивается в одних руках – Император несет ответственность за то, какие приказы он отдаст. И за последствия, разумеется. Не думай – мы не какое-то ополчение. Каждый из нас проходит воинскую подготовку, каждый техник при необходимости становится военным, то же касается инженеров, ученых… да любой профессии – у нас каждый с детского возраста проходит необходимую военную подготовку.
– Жуть, – передергивается Птица. – Но логично, да. За исключением того, что сейчас, вроде как, и есть военное время.
На этом спор предпочитают закончить и выйти наконец на улицу; Птица немедленно свозит щеку о ледяную поверхность «асфальта», Ксенька падает на задницу, и обе синхронно вопят. Но решение Хенны провести их без читов нерушимо, так что приходится кое-как вставать и ползти враскоряку, цепляясь за стены ближайших домов и друг за друга. На самом деле, хвататься друг за друга – плохая идея, и девчонки делают только хуже, но это уже где-то в районе рефлексов. Правда, к радости землянок, от их беспомощности страдает и Хенна, которая и сама начинает периодически встречаться со льдом своим гордо вздернутым императорским носиком.
– Дошли! – наконец объявляет она, и девчонки вваливаются в указанную ей дверь в клубах пара и пытаясь отдышаться.
– Это… невообразимый кошмар! – пыхтит Ксень, пытаясь не упасть снова – на сей раз от усталости. – Объяснит мне кто-нибудь, вот зачем это? Неужели нельзя сделать нескользящие дорожки?
– И потерять кучу потенциала из-за банальной лени? Нет уж, – Хенна покачала головой. – Ладно, все потом – сейчас шоппинг!
– Мне кажется, эти психованные считают потенциалом любую возможность качественно убить себе мышцы, – делится с Ксенькой Птица и добавляет совершенно неожиданное: – Нам тоже надо этому учиться. Тут война, не ты – значит тебя, физическая подготовка важна. А уж умение ходить, а тем более бегать по льду как по асфальту – подготовка отменная. Тут и сила мышц, и ловкость, и вообще все качается.
Хенна, с ее острым слухом стоящая в сторонке, кивает с легкой усмешкой. Новая сестра может и терпеть не может императорский род, и как бы она сегодня ни пыталась это скрыть, у нее ничего не вышло – но она многое понимает. А это самое главное.
Ксень настроена вовсе не так решительно: она мнется неловко с ноги на ногу, рассматривает карточку, словно сомневается – до Птицы плавно доходит, что у Рыжей никаких своих денег не было никогда. Но сначала она решает раздобыть платье для церемонии, и обзавестись всем необходимым – Повелитель сказал ей быть безупречной. Она подзывает консультанта, и просит показать, что есть необычного. Девушка-продавец кивает и разворачивает перед клиенткой большое голографическое меню, на котором можно посмотреть все вещи и даже примерить к ним свое лицо.
Птица на светских приемах бывала, поэтому прекрасно представляет себе, как надо выглядеть и как при этом себя вести. Но сначала она от души проходится по другой одежде – благо выбор велик. Виртуальная панель является одновременно и корзиной для покупок, и Птица принимается с воодушевлением ее наполнять.
В это время Хенна в компании второго консультанта убеждают Рыжую в необходимости приобрести платье.
– Нет, ни за что, – сопротивляется та, неистово тряся рыжими прядями. – Вы меня просто не видели… это такое жалкое зрелище… можно, я выберу брючный костюм?
– Для любого другого случая – можно, – Хенна и сама пошла бы на уступки, но нельзя: церемония принятия в род – самое важное в жизни каждого светлого, а тут еще и род – императорский! – На все последующие балы выбирай сама, в чем будешь, но завтра ты должна себя показать во всей красе!
Ксенька скисает окончательно: девчонки просто не знают, что означает она, любимая «во всей красе», и Ксень боится даже думать, что будет, если узнают они… и Аргона. Или убьют, чтоб не позорила род, или отвезут обратно на Землю и выбросят там, как лишнего котенка из корзинки.
– Тем более, Птица вряд ли, – начинает Ксень, и замолкает, потому что как раз в этот момент блондинистая стервоза заканчивает с покупками, и консультант начинает ловко упаковывать все это в какой-то уж подозрительно маленький коробок. И первое, что видит Рыжая – длинное, в пол, бальное платье нежнейшего бежевого оттенка с золотыми узорами, слегка расклешенной юбкой и кружевными рукавами, словно сошедшее с полотен об аристократах девятнадцатого века. В комплекте идут украшения и пара золотистых туфель, таких нежных и воздушных, что кажется: надень их – и взлетишь, как Гермес на своих крылатых тапочках. Вот только каблук у ажурного произведения искусства высотой сантиметров десять, не меньше.