– Если бы тогда, в ту зиму, у нас хоть что-то из этого было, то и жива была бы наша мама.
От его слов все прекратили суетиться и вновь посмотрели на памятник, на котором уже свежей краской было обновлено имя их матери.
– Но если бы не мама Валя, и нам бы этого не видать, – грустно проговорил Борис.
– Ты прав, брательник, – подтвердил его слова Серёга. – Поэтому поехали-ка ко мне. Галка там ждёт нас. Она не хочет нарушать нашу традицию. Там и поговорим обо всём. А о маме Вале особенно.
Ни о каких традициях Бородин не знал, но отказываться от приглашения смысла не было. Тем более, что братья ему всё больше и больше начинали нравиться. Особенно ему понравился их сплочённый труд на могиле и то, как каждый из них отнёсся к этому.
Отойдя от могилы, Юра спросил Бородина:
– А ты здесь раньше был?
– Не приходилось, – честно сознался Бородин.
– А на Пискарёвском? – продолжил спрашивать Юра.
– Там был. Грандиозный мемориал, – попытался он описать свои впечатления, которое оказало на него Пискарёвское кладбище.
– Ну, здесь не так всё монументально, но есть на что посмотреть. Давай, – он обратился к братьям и Лёшке, – пройдёмся немного, покажем Володе, чем дорого это место ленинградцам.
Те были не против такого предложения, и вскоре от могилы матери они вышли на широкую аллею.
Кладбище есть кладбище. Каждый шаг по нему вызывал чувство скорби и ощущение трагедий, о которых говорили каждый памятник и надгробие.
Проходя по аллее, Юра остановился у группы свежих памятников.
– Тут, – он показал на чёрные мраморные монументы, – захоронение военных моряков из Владика, которые погибли в Ленинграде при авиакатастрофе в тысяча девятьсот восемьдесят первом году.
Бородин помнил о той трагедии, при которой погиб почти весь командный состав Тихоокеанского флота. Правда, он никого из них не знал и ни одно имя ему ничего не говорило, но это были его земляки и было, конечно, прискорбно, что молодые, энергичные мужики погибли не в море, а при какой-то банальной авиакатастрофе.
– А там, – Юра указал немного дальше, – тоже моряки лежат, с «Механика Тарасова».
Бородин помнил о той зимней трагедии в Атлантическом океане в 1982 году у берегов США. Особенно запомнилась ему судьба капитана, который не захотел пройти круг необоснованных унижений и покончил жизнь самоубийством. О трагедии писали много, а о судьбе капитана где-то что-то мимолётом прошло в одной из газетёнок.
Бородин полностью понимал капитана. Ведь та система, которая сложилась на флоте, всегда находила стрелочника в лице капитана или стармеха, которые были обязаны знать и всё предвидеть, даже если и получали идиотские приказания и в этот момент или спали, или находились совсем в другом месте.
Примерно такой же случай, слава богу без человеческих жертв, произошёл с его другом.
Их судно пришло после полугодового рейса во Владивосток. Штатный экипаж на время выгрузки заменили подменным экипажем.
За время стоянки в порту надо было предъявить судно Регистру СССР, чтобы продлить документы на полгода до ремонта. Для этого надо было выдернуть пару поршней и втулок главного двигателя для предъявления Регистру. Этими работами занялась специальная бригада дизелистов под руководством мастера с судоремонтного завода.
Его друг был вторым механиком, в чьё заведование входил главный двигатель. Как у нормального моряка, у того болела душа за работы, производимые береговыми специалистами. Поэтому в один из дней он, бросив семью, примчался на судно, чтобы проверить качество работ. А тут, на этот случай вонючий, работяги дёргали втулку. Вместо того чтобы подорвать её джеками, они тянули её машинным краном, тельфером.
Тельфер не выдержал и обвалился на группу работяг. Он никого не убил и не покалечил. Друг Бородина в это время сидел в каюте и пил чай, перед этим предупредив работяг, чтобы они без него эту работу не начинали. Он хотел сам её сделать.
Но что случилось, то случилось.
В итоге второй механик подменного экипажа был понижен в должности до третьего механика, выговор, лишения тринадцатой зарплаты и прочие наказания.
Другу Бородина – выговор, лишение тринадцатой зарплаты, а когда судно пришло из рейса, то после отпуска он был направлен на ледокол, то есть неофициально лишён возможности выхода за границу.
Стармеху подменного экипажа – понижение в должности до второго механика и все прочие «награды».
Стармеху штатного экипажа – выговор, но тот не стал дожидаться дальнейшего издевательства, уволился из пароходства и ушёл к рыбакам, где его с удовольствием взяли на одну из огромных плавбаз.
Бородину было искренне жаль капитана с «Механика Тарасова», но так тот сделал свой выбор, за который его никто из настоящих моряков не осуждал.
Такова была беспощадная система, которая сложилась ещё, наверное, со дня основания советской власти.
Всё это как-то моментально пролетело в голове Бородина, пока он стоял и вглядывался в лица и имена погибших моряков, но, тяжело вздохнув, он последовал за братьями и Лёшкой, которые вышли на площадь с центральным монументом.
Перед ним горел Вечный огонь, а на небольшом расстоянии в сером граните высились пять фигур защитников и тружеников Ленинграда, стоящих в одну линию.
Братья с Лёшкой ушли далеко вперёд. Они, наверное, бывали тут много раз и всё прекрасно знали здесь, поэтому Бородин только издали посмотрел на величественный памятник и поспешил за ними.
Бородин подошёл к Юркиной машине, возле которой братья в нерешительности толпились.
– Как же я не дотумкал, что уезжать-то на машине надо! – горестно сетовал Борис.
– А что такое? – не понял слов Бориса Бородин.
– Да ничего особенного, – раздражённо ответил Борис. – Только вот Юрке надо за руль, а он маму помянул.
– Да ничего страшного, – оправдывался Юра. – Я чувствую себя отлично. Вы что, боитесь со мной ехать?
– Мы не боимся за себя, – встрял в разговор Серёга. – Мы за тебя боимся. Если сядешь за руль – то до первого мента.
– Ага! – рассмеялся Юра. – Увижу первого мента, выйду к нему, дыхну и предложу, чтобы он меня оштрафовал, а так как деньги у меня есть, – он вынул из внутреннего кармана пиджака кошелёк, – то мент сразу обогатится и с миром меня отпустит. Так, что ли?
– Да ну тебя, дурака старого, – махнул на брата рукой Борис. – Хорош базарить, поехали лучше.
– Точно, поехали, – поддержал брата Сергей. – Тут ехать-то от силы десять минут.
– Ладно, поехали, – уже мирно согласился Борис и полез в машину.
Все уселись в ней, и Юрка быстро доехал до Серёгиного дома.
Серёгина квартира была на первом этаже, поэтому, подъехав под её окна, Юра громко посигналил, и на одном из них отодвинулась занавеска. Женщина, появившаяся в окне, приветливо помахала рукой и исчезла.
Серёга, сидевший на первом сиденье, тут же скомандовал:
– Всё, выходим. Видите, Галка уже заждалась. По времени, – он посмотрел на часы, – мы уже час как должны были приехать.
– Ничего, – пошутил Юра, – главное, что мы появились, а не где-нибудь сгинули.
Они дружно вывалились из машины и так же гурьбой вошли в подъезд.
Дверь левой квартиры на площадке была открыта, и в её проёме стояла стройная, темноволосая, с короткой стрижкой женщина. Она, улыбаясь, начала сразу им выговаривать:
– Я уже битый час вас тут жду, а вас всё нет. Где это вы шляетесь?
– Где, где? – проталкиваясь в пространство между косяком и женой, недовольно ворчал Серёга. – Не по кабакам же шлялись, а работали.
– Вижу я, как вы работали, – хохотнула Галина, – за версту от вас работой несёт. Первый же мент был бы ваш.
– Так не было же того мента, – Юра приобнял Галю и прошёл в квартиру.
За ним следом, так же приобняв хозяйку дома, прошёл Борис.
– Во, батюшки! – всплеснув руками, вскрикнула Галя. – Кого же это нам господь послал? Не Лёшка ли своей собственной персоной объявился?!
– Именно он, – Лёшка подошёл к Гале и протянул ей руку. – Привет, Галь.
Галина, не обратив внимания на протянутую руку, обняла Лёшку:
– Привет, привет, племянничек. Давненько ты к нам не заглядывал.
– Так всё работа, семья, дети… – начал оправдываться Лёшка.
– Ладно, что уж, – Галя не отпускала Лёшку из объятий, стараясь заглянуть ему за спину. – А это ещё кто к нам пожаловал? – удивлённо произнесла она, освобождаясь от Лёшкиных лапищ. – Это что у нас ещё за гость такой появился? – она с любопытством разглядывала Бородина.
– Это Владимира Данилыча старший сын, – послышался из глубины квартиры Серёгин голос.
Галя отодвинула рукой Лёшку и сделала шаг в сторону Бородина.
– Так вот ты какой! – Галя первой протянула руку засмущавшемуся от такого громогласного приёма Бородину. – Давай знакомиться, – она обеими руками встряхнула протянутую ей ладонь. – Галя.
– Владимир, – так же смущённо, изобразив на лице улыбку, Бородин пожал протянутые к нему руки. – Очень рад знакомству, – торопливо пробормотал он.
– Ну, ну, – Галя без стеснения рассматривала Бородина. – Много о тебе слышали хорошего. А на вид ты и в самом деле ничего! – хохотнула она. – Не врут братья-то, – она взглядом показала себе за спину.
Из глубины квартиры послышался громкий голос Серёги:
– Ты, Галюша, не на пороге гостя держи, а в дом пригласи, а то смотри, совсем парня засмущаешь. А ты, Вовка, не робей, проходи. Галина у нас хлебосольная хозяйка.
– Ой! – Галя всплеснула руками. – Чего это я и в самом деле гостей на пороге держу? Проходи, проходи, Вовочка, – она приобняла Бородина за плечи и подтолкнула в квартиру.
Лёшка же, не дождавшись, пока произойдёт знакомство, уже был в ванной и отмывал вместе с братьями руки.
– Ты тоже иди помой руки-то, – подтолкнула Бородина к ванной комнате Галя. – Да смотри, какой ты сухой да жилистый, – непроизвольно вырвалось у неё, когда она провела рукой по спине Бородина, – не в пример этому старичью. – Она вновь рассмеялась своей шутке, на что тут же послышался ответ выходящего из ванной Юры:
– Быстро же ты нас записала в старики, Галюша! Мы ещё ого-го! Нас ещё к тёплой батарее прислонять не надо. Мы и без неё пока обходимся.
– Эт точно, – так же со смехом подтвердил выходящий следом Борис. – Старый конь борозды не испортит.
– Ой, и не говори, – отреагировала на их шутки Галя. – Но на молодого жеребчика всегда приятно смотреть со стороны.
– Ты смотри, куда её понесло? – удивился Серёга, присоединяясь к братьям. – Уже и на молодых её потянуло…
– Вы чё? – не на шутку обиделась Галя. – Шуток, что ли, вообще не понимаете? Он же пацан вообще! Мы же все на десяток с лишним лет старше его! Вы лучше проходите в комнату да за стол садитесь.
Братья с Лёшкой прошли в комнату, а Бородин остался один в ванной комнате и, нагнувшись над раковиной, принялся оттирать щёткой грязные руки.
– Вот это полотенчико возьми, – ласково посоветовала Галя, низко наклонившись над Бородиным, снимая крайнее полотенце с вешалки.
Она чуть ли не всем телом прикоснулась к нему, жарко выдохнув на ухо эти слова.
От такого прикосновения Бородина бросило в жар, но Галя, как будто ничего не произошло, сняла полотенце и перекинула его через плечо Бородина.
Бородин непроизвольно обернулся и посмотрел в глаза Гале. Они озорно блестели, и она, хохотнув, быстро вышла из ванной комнаты.
Оставшись в одиночестве, Бородин в недоумении смотрел в зеркало.
«А что это было?» – непроизвольно подумалось ему.
Но, откинув посторонние мысли, он принялся оттирать руки.
Растворителя не было, поэтому он с трудом щёткой еле оттёр их.
Закончив с умыванием, он вышел из ванной и прошёл в центральную комнату.
Слева у стены стоял диван, рядом с которым был поставлен стол с различными закусками.
На нём уже сидели Лёшка с Серёгой. Во главе стола, лицом ко входу, восседал Юра, а справа от него сидел Борис.
– Чего это ты там копаешься? – недовольно встретил Бородина Юра. – Мы уже тут тебя заждались, а ты там все мытьём занимаешься.
– Да краску стирал, – показал Бородин ему красные руки. – Что-то я с непривычки перемазался сегодня.
– Так бы и сказал, – уже мягче продолжил Юра, – что руки в краске, я бы из машины растворитель прихватил.
– Да что уж тут, – Бородин, извиняясь, пожал плечом, – уже оттёр, – показал он всем красные ладони.
– Ну, ладно, – нетерпеливо перебил его Юра, – садись, а то у нас уже тут, – он указал взглядом на наполненные стопки, – всё почти закипело.
Бородин сел на свободное место за столом. Слева от него оказался Борис, а справа – Галя.
Бородин сел возле неё, и она заботливо придвинула к нему пустую тарелку и наполненную рюмку.
Увидев, что все сидят и ждут только его, Юра встал, взял рюмку и, приподняв её, негромко произнёс:
– Ну что, ребята? Помянем ещё раз нашу мамочку. Царство ей небесное, а пусть она оттуда смотрит на нас и радуется, что мы вот такие выросли, – он окинул сидящих за столом грустным взглядом, – и что у нас всё хорошо.
Братья, Лёшка и Бородин с Галей тоже встали и молча выпили.
Сели и молча начали накладывать в тарелки то, что приготовила для этого случая Галя.
Закусив, Борис поднял взгляд на братьев.
– Да, ребятки, – с расстановкой проговорил он, – а теперь надо выпить за здоровье нашей второй матери. Ведь если бы не мама Валя, не сидеть бы нам здесь, за этим столом, а лежать в безымянной могиле на Серафимовском. – Он тяжело вздохнул и налил себе и Бородину полные стопки. – Ведь это мы ей жизнью обязаны. Первую дала нам наша мама, а вот вторую, по какой-то неведомой силе, она. И пусть об этом всегда знают наши дети, и внуки, и последующие за ними. Так что об этом нам надо вечно помнить и желать ей только здоровья и радости.
Над столом дружно прозвучал звон хрустальных рюмок с одобрительными словами на тост Бориса.
Потом последовало ещё несколько тостов за здоровье жён и детей, за благополучие и любовь в семьях, а когда водка закончилась, то Лёшка с Серёгой сгоняли в соседний магазин и принесли ещё несколько бутылок.
Вот тут-то пошла уже настоящая пьянка, как будто сегодняшнее застолье не было посвящено поминовению матери, а было лишь поводом продолжить день гранёного стакана.
Дело дошло и до папы Бородина. В этом братья были едины.
– Если бы не твой папа, – уже еле ворочая языком, старался выразить свою мысль Юра, – не сидеть бы нам в этой квартире, – он широким жестом обвёл комнату, – не жить бы нам так сейчас. Не было бы ни мебели, ни машины, если бы он не пристроил нас по артелям. Разве смогли бы мы купить всё это? – Он посмотрел на братьев.
– Да ни в жизнь, – мотнул головой Серёга. – Жили бы на свои сто двадцать от получки до получки.
– Во-во, – вторил ему Борис. – Если бы не он, так бы и стучали зубами об полку, считая копейки. Вот я с Серёгой только по два раза отработал, да и то – всё имеем.
– А я три, – вставил Юра. – Поэтому и на «Волгу» насобирал.
– За Владимира Данилыча, – уже чуть ли не кричали братья, вновь чокаясь и проливая из стопок водку.
Увидев такой разгул, Галя забеспокоилась:
– Чего-то закуски маловато. Надо ещё кой-чего подрезать. – Она собрала несколько пустых тарелок со стола и приготовилась идти на кухню.
Бородин заметил, что Галя выпила только первую стопку, поэтому была абсолютно трезвой, а Бородин после третьей стопки только прикладывался к ним краешком губ.
Ему очень не хотелось выглядеть в глазах Гали и братьев пьяной свиньёй. Он знал, сколько и когда ему надо пить. Жизнь в море приучила его оставаться трезвым, зная, что в любую минуту он может кому-то понадобиться и без него не смогут обойтись.
Сейчас он только молча сидел и слушал разглагольствования братьев. Они все разом говорили о работе, жизни, семьях, проблемах, возникающих в семье, постоянно перебивая друг друга, считая, что в данный момент их мысли и слова самые важные и актуальные.
В комнате стоял гвалт, из которого с трудом можно было вычленить чью-нибудь членораздельную речь.