Когда в доме поселились Микки и Бьянка с детьми, Фабиан начал быстро меняться. У него появился аппетит и румянец на щеках. Он чаще выходил из комнаты в летнее тепло, и появилась надежда, что все наладится.
Изменить собственную жизнь легко, намного легче, чем кажется. Просто взять и начать сначала. Я делала это несколько раз. Прекратить отвечать на звонки, отказываться от всего, ни с кем не встречаться. Тебя забудут быстрее, чем ты думаешь. Есть много других людей, о которых можно позаботиться.
Прожив в США десять лет, я сначала вернулась в родной Тидахольм. Это был кошмар. Во всем мире прошло десятилетие, но здесь не изменилось ничего.
Подружки, как и раньше, сидели в местной гамбургерной – слегка располневшие, с первыми морщинами на лице и в окружении детских колясок, а не парней, но школьное отношение к жизни осталось прежним: не вздумай выпендриваться и думать, что ты круче других. Мать, по своему обыкновению, ворчала, отец, как и раньше, молчал.
Мы с Фабианом предприняли одиссею на юг с остановками в Йончёпинге (засилье сектантов-пятидесятников), Ландскроне (вокруг одни бандосы) и Сольвесборге (слишком много нациков). Когда Фабиану исполнилось четыре, я нашла дом на Горластой улице. Чёпинге, правда, пришлось искать в «Гугл»-картах, чтобы понять, где он находится, но потом оказалось, что это было лучшее мое решение. Риелтор неправильно оценил виллу, и она досталась мне очень дешево. Так мы и оказались в стране Астрид Линдгрен, где всегда светит солнце, не запираются двери – и живет Бенгт. Потрясающий человек, который действительно заботился о Фабиане, всегда находил для него время и ни разу нас не разочаровал. Рядом с ним Фабиан расцветал, а когда Фабиан счастлив, я тоже счастлива.
Но мне не хватало общения вне семьи. Работы не было, мест, где можно было бы встречаться с другими людьми, тоже. Двадцать четыре на семь я занималась Фабианом. Через детскую поликлинику я попала в родительскую группу. Медсестра с непропорционально длинной челкой и добрыми, как у бабушки, глазами сообщила, что у них есть группа матерей, чьи дети, как и Фабиан, родились в 2002-м, и эта группа регулярно проводит встречи.
– Я поговорю с ними, – пообещала она. – Там наверняка найдется еще одно место.
Когда-то моя учительница точно так же заставляла девочек принять меня в свою компанию, чтобы прыгать с ними через веревочку. Это было еще до того, как у меня оформились ноги и грудь, и одноклассницы хотели убить меня по другим причинам.
Почти год каждую вторую пятницу мы с Фабианом встречались с родительской группой. Мама близняшек Кина и Кита даже название для группы придумала – «Мамашки и няшки». Шесть женщин в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти хвастались детьми и сплетничали о собственных мужьях. Собирались друг у друга «просто по очереди», но угощение на этих встречах простотой никогда не отличалось. Домашний хлеб на закваске, настоящие итальянские кростини или капкейки фантастического дизайна. Кофе быстро сменялся вином. Дети, четыре мальчика и три девочки, проводили время в беззаботных играх в уютных домах, где деньги тратились на игрушки, а не на погашение долгов по ипотеке.
После каждой встречи я говорила себе, что больше не пойду. Я не выносила этих людей, их жилища и одежду, все, что они говорили, и то, как они это говорили. Но когда я получала сообщение с приглашением, меня снова пробивал жар. В точности как в старших классах школы. Я снова стала девочкой, которая сидит у телефона и ждет. Когда текстовые сообщения прекратились, я сначала ощутила какую-то пустоту. Потом злость. В конце концов я убедила себя, что с этим надо покончить. «Мамашки и няшки» должны кануть в прошлое.
И все же я скучала. По этим родительницам с «усами» красного вина на губах, конфетам с сухофруктами и по детям, устраивающим торнадо в гостиных Чёпинге. Наступала очередная пятница, и в груди у меня появлялась брешь. В конце концов я разослала всем сообщения с приглашением. Очередь была не моя, но пусть это станет последней попыткой остаться в группе. Мне никто не ответил. А через два дня позвонила мама близняшек.
– Приве-е-ет! – произнесла я с напускной радостью.
– Хм… привет.
– Как дела?
Вопрос повис.
– Ну, в общем…
Видимо, они бросили жребий или рассчитались по какой-нибудь детской считалке, чтобы выбрать того, кто мне позвонит. У них все решения принимались так.
– Мы уже назначили встречу в следующую пятницу. Понимаешь, некоторые девочки считают, что общаться с Фабианом невозможно. Поэтому мы вас не пригласили.
– Невозможно?..
Слова застряли у меня в горле.
– С ним постоянно возникали сложности, – сообщила мне мама близняшек. – Я пыталась заставить остальных мам относиться к нему по-другому, но у меня не получилось. Мне жаль, понимаешь? Но мы точно увидимся, в подготовительной школе или где-нибудь еще.
Телефон у меня в руке стал тяжелым. Она попрощалась, в трубке щелкнуло. Я налила себе бокал вина и пошла к Фабиану, который лежал на полу и строил башню из кубиков.
– Ты самый лучший ребенок, о котором любая мама может только мечтать, – сказала я и села рядом с ним.
Он посмотрел на меня удивленно. Я обняла его, но он убрал мою руку.
О чем тут, собственно, жалеть? Если честно, то группу эту я ненавидела. Странно, что я вообще так долго выдержала среди ангелоподобных мамаш, уверенных, что их появившиеся в результате непорочного зачатия и кесарева сечения, вскормленные просекко отпрыски посланы с небес на землю, чтобы спасти человечество. На таких я вдоволь насмотрелась в Штатах.
Но если бы только эти «Мамашки». Если бы этим все ограничилось…
9. Жаклин
До катастрофы
Лето 2015 года
Первый раз в жизни я ждала ежегодный праздник на Горластой улице. Бьянка и Микки казались очень приятными людьми, и мне хотелось познакомиться с ними поближе. В том числе и ради Фабиана. Всю последнюю неделю он без умолку говорил о Вильяме и Белле.
– Они что, не придут? – спросил Фабиан, когда мы появились в саду Гун-Бритт и Оке через минуту после назначенного времени.
– Думаю, они вот-вот будут, – тихо ответила ему я.
В следующую секунду они действительно показались из-за угла. С цветами и коробкой конфет из разряда «подарить кому-нибудь при случае». Фабиан тут же увел Вильяма в сад. Оке постучал по бокалу и прочистил горло.
– Добро пожаловать в дом номер двенадцать, – провозгласил он. – Как прекрасно, что на традиционном и очень важном для нас празднике собрались обитатели всех домов нашего квартала. Мы с Гун-Бритт поступили немного неразумно, и все это, конечно, не ко времени, но нам нравится соблюдать традицию. В следующем году этот праздник пройдет уже в четырнадцатый раз.
По садовой лужайке пробежал легкий гомон, а Ула инициировал робкие аплодисменты.
– Да, и теперь из старых жильцов тут остались только я и Оке, – вздохнула Гун-Бритт.
– Старики и слабаки сошли с дистанции, – хохотнул ее муж.
Оке в своем репертуаре. Он же прекрасно знает, как много Бенгт значил для Фабиана.
– Может быть, нам всем имеет смысл по очереди рассказать о себе, – предложила Гун-Бритт. – Ведь к нам присоединились новые лица.
– Отличная идея, – поддержал Ула, который только что поздоровался за руку с Микки и Бьянкой. Это была их первая встреча.
– Я могу начать, – взял инициативу Оке и сразу застрочил как из пулемета: – Родился в сорок шестом, в один год с его величеством, сорок семь лет проработал на железной дороге, сейчас на пенсии. Двое детей, оба депортированы в столицу, пять внуков, одна жена. Вот эта. – Он ткнул пальцем в сторону Гун-Бритт.
– Эта? – рассмеялась она. – То есть я, да? Ну ладно, я так я. Я много лет сидела дома с детьми. Сюда мы переехали из Мальмё, когда они пошли в школу. Оке построил этот дом сам. – Она повернулась к мужу, который от ее слов стал как будто выше ростом.
– Впечатляет, – произнес Микки и тут же, отвернувшись к Белле, попросил ее не трогать цветы и садовые украшения.
Это я их предупредила. У Гун-Бритт и Оке все как в музее – смотреть можно, трогать нельзя. Маниакальный порядок во всем до последней мелочи. Фабиан однажды получил горький урок.
– Ну а когда дети выросли, – продолжила Гун-Бритт, – я пошла работать в супермаркет и трудилась там до пенсии. Нам с Оке всегда нравилось жить здесь, и мы очень ценим дружбу с соседями.
– Ничего важнее этого нет, – добавил Оке. – Маклеры всегда говорят о квадратных метрах, расположении, хорошей планировке и тому подобном. Но важнее всего – по-настоящему хорошие соседи. Как вы считаете, Бьянка? Вы ведь тоже маклер?
Бьянка замешкалась с ответом, но потом произнесла:
– Да, пожалуй, так. Соседи, без сомнений, очень важны.
Мы все посмотрели друг на друга, кивнули, улыбнулись и подняли бокалы.
Чистейшая фальшь, доморощенный театр. Интересно, Бьянка и Микки это заметили?
– Теперь ваш черед. – Оке махнул своим бокалом в мою сторону.
– Э-э-э… – Что бы такое им сказать, чтобы не выглядеть уж слишком нелепо? – Ну-у, меня зовут Жаклин, как вам всем известно.
– Вы давно здесь живете? – спросил Микки.
– Мы купили дом восемь лет назад, когда Фабиану было пять. Я десять лет жила в США, но, когда он родился, вернулась в Швецию.
– Она была фотомоделью, – сообщил Оке.
Я сделала глоток и посмотрела вдаль. На самом деле я должна гордиться своей карьерой, но знаю, что думают люди. Конечно, на многих это производило впечатление, но первое восхищение быстро сменялось презрением. Модель? Мы знаем, что это означает.
– Но моделью вы больше не работаете? – Вопрос Бьянки прозвучал скорее как утверждение.
– Нет, – рассмеялась я, – для этого я уже слишком старая и некрасивая.
Все дружно запротестовали, а я показала на Улу:
– Передаю эстафету.
Он закусил губу и начал переминаться с ноги на ногу.
– О’кей, меня зовут Ула. Я переехал сюда… э-э-э… сколько уже… да, два года назад. Живу в четырнадцатом доме, работаю в банке.
Оке похлопал его по плечу:
– Если вам понадобится кредит, обращайтесь к Уле.
Тот посмотрел на меня, незаметно для Оке закатил глаза и продолжил:
– Что еще сказать? Был женат, но недолго. Живу с двумя котами – Хугином и Мунином[7]. С ними, признаться, намного проще, чем с женщинами.
Микки и Бьянка натужно рассмеялись.
– Уле трудно находить общий язык с мыслящими индивидами, – произнесла я.
– Ха! Да у моих котов уровень интеллекта выше, чем у большинства знакомых мне людей.
В этот момент Бьянка как будто случайно чихнула, прикрыв руками нос и несколько раз моргнув.
– Это домашние коты, на улицу они не выходят, так что не беспокойтесь, – засмеялся Ула.
– Вы слышали? – сказала я. – Он еще и держит друзей взаперти!
Улу я знала и не собиралась позволять ему строить из себя этакого искреннего рубаху-парня. Он открыл было рот, чтобы продолжить, но вмешалась Гун-Бритт:
– А теперь мы хотим услышать о вас, Микаэль и Бьянка! Нам всем очень любопытно.
Бьянка огляделась в поисках Микки, который следил за Беллой и клумбой, на которой цвели знаменитые розы Гун-Бритт. Бьянка попыталась поймать его взгляд, но быстро поняла, что ей придется выпутываться самой.
– Не знаю, насколько мы сможем оправдать ваше любопытство, – начала она. – Мы из Стокгольма, как вы уже знаете.
– Из каменных джунглей, – хохотнул Оке.
– А почему Чёпинге? – спросил Ула. – Как вы вообще нашли это место?
– Мы жили в самом центре. Для детей там не вполне безопасно. В Стокгольме всякое происходит.
– В Стокгольме происходит всякая дрянь, – категорично заявил Оке.
Ула потер рукой подбородок:
– И вы решили уехать в Сконе, но это же очень далеко?
– В Сконе нам всегда нравилось.
– Здесь можно купить просторное жилье за те же деньги, – заметил Оке.
– Да, конечно. К тому же Микки нашел тут работу, и нам очень понравился этот дом. И сам район. Все очень быстро решилось.
– Невероятно смело, – кивнула Гун-Бритт.
Я мысленно согласилась. Я знала, что такое переезжать на новое место. А еще я знала, что за переездом, как правило, что-то стоит. Что-то такое, от чего убегают.
– Вы, значит, риелтор? – спросила Гун-Бритт.
– Да, – улыбнулась Бьянка. – Попытаюсь освоить сконский рынок.
– В Чёпинге есть местное бюро, – сообщил Оке, – тамошним дамам стокгольмский дух пойдет на пользу.
Губы Бьянки улыбались, но по глазам я видела, что ей неприятно. Когда мы встретились взглядами, я слегка качнула головой, показывая, что понимаю ее. Бьянка была мало похожа на ту, кто станет продавать выморочное деревенское жилье.
Тем временем Гун-Бритт отвела Оке в сторону. Тот посмотрел на жену и откашлялся.
– Теперь, думаю, мы обязаны выпить за наших новых соседей. – Он снова наполнил бокалы. – Микаэль и Бьянка, Вильям и… Белла! Добро пожаловать на Горластую улицу!
Вскоре все расселись в садовые кресла, а Оке положил на гриль свиные котлетки.
– Тут, в Сконе, мы называем это корейкой.
Я скривилась:
– «Котлетки» звучит аппетитнее.
Оке задал тональность, и все остальные слаженно подхватили короткую заздравную песню «До дна». Прошло немного времени. Гун-Бритт, хихикая, пролила кофе на скатерть. Ула налил виски Микки. Подали «десерт мечты»: сливки, шоколад и мороженое.
Стемнело, Белла уснула на руках у Бьянки, а я радовалась, наблюдая, как Фабиан играет с Вильямом на газоне. Ему действительно недостает соседей-приятелей. Вильям, конечно, младше, но это не важно, если им хорошо вместе и они ладят. А вот Белла, предупредила я Фабиана, слишком мала. Буду следить, чтобы они не оставались наедине.
Микки и Ула обсуждали кредиты и ренту, Оке подливал им в бокалы. Мы с Бьянкой увлеченно беседовали о местных школах, их репутации, преимуществах и недостатках, но вдруг я заметила, что Бьянка смотрит куда-то в сторону. Похоже, она перестала меня слушать и сосредоточенно вглядывалась в сад за моей спиной.
– Что там? – спросила я.
Она встала и принялась ходить по саду.
– Где Вильям? Вы видели, куда они ушли?
Все разговоры за столом прервались.
– Я думал, ты за ними присматриваешь, – сказал Микки.
Бьянка сердито отмахнулась и позвала:
– Вильям!
– Он наверняка где-то с Фабианом, – сказала я. – Ничего страшного.
Но Бьянка нервно ходила туда-сюда, всматриваясь в темноту.
– Пойдемте поищем, – предложила ей Гун-Бритт и открыла калитку.
Я посмотрела на Микки и тех, кто оставался за столом, и сказала:
– Они, наверное, пошли к нам. Я сбегаю посмотрю.
Когда я вставала, то почувствовала, что земля качается под ногами. Неужели я так набралась?
– Я провожу, – сказал Ула, и я не успела возразить.
В общем дворе горел одинокий фонарь, небо было исколото звездами. Тишина, лишь стук моих каблуков по асфальту.
– Подожди! – крикнул Ула, который смог догнать меня только у самых ворот.
Открывая входные двери, я затылком почувствовала его дыхание. Он прошел за мной в прихожую. Темно и тесно. Я нащупала выключатель, но не нажала. Я уловила его запах и вздрогнула, когда плечо Улы, кожа к коже, коснулось моего. Мы стояли слишком близко друг к другу. До моих губ долетело его дыхание, рука осторожно коснулась моего бедра.
– Прекрати, – сказала я.
Но прозвучало это так, как будто я хочу обратного.
Его рука на моих ягодицах. Он прижал меня к себе:
– Давай же.
– Уходи, ты пьян, – сказала я.
Он усмехнулся и поцеловал меня жестко и жадно. А потом зажглась люстра. И, залитые ее светом, мы увидели перед собой Фабиана и Вильяма.
10. Mикаэль
После катастрофы
Пятница, 13 октября 2017 года
В комнате для родственников пациентов отделения реанимации холодные стены. От окна дует, я сажусь на стул, он скрипит, я листаю брошюры с информацией, но не понимаю, что читаю, с тем же успехом они могли быть написаны по-гречески.
– Где моя жена?
Молоденькая медсестра, которая привела меня сюда путаными коридорами и лестницами, смотрит с сочувствием:
– Как только врачи определятся, они придут сюда и все вам сообщат.