– Уходите! – закричал он им. – Я не хочу чтобы вы видели это.
Бруно Грисси хотел было в последний раз взглянуть на то, что осталось от его родителей, но увидев бесформенную кучу пепла, в которую превратился некогда массивный дом на холме, пришел к заключению, что их останки смешались с этим пеплом, и ограничился тем, что открутил один из тяжелых шаров, украшавших изголовье кровати, на которой когда-то родился, чтобы унести его с собой, как память и о доме, и о своей семье.
Смутные предчувствия указывали ему, что начиная с того момента, домашний очаг его будет в какой-то другой, далекой стране, по ту сторону моря и далеко от Африки, и что вся его семья теперь состоит из сестры Карлы и брата Марио, которых он должен оберегать любой ценой и всем своими силами.
А потому ограничился тем, что пробормотал короткую молитву, стоя перед уцелевшей дверью, через которую столько раз выбегал на улицу, и пошел обратно, разыскивая Менелика и Ахима, а они тем временем стаскивали к пирогам разные вещи, одежду и продукты, какие удавалось найти среди руин.
В неглубокой нише, внутри того, что некогда было хижиной великана Суллема, они отыскали старую винтовку, в удивительно хорошем состоянии, и коробку с патронами, которые огонь пощадил, и мысленно поблагодарили смелого деревенского охотника за то, что всегда был человеком предусмотрительным и аккуратным, что прятал свои ружья и патроны подальше как от сырости, так и от детей.
Спустя пару часов, когда пришли к заключению, что вокруг не осталось ничего мало-мальски полезного, помахали на прощание пастуху, поглощенному своим занятием, каждый из них забрался в свою пирогу, позволив течению нести их плавно вниз по реке.
Последнее, что они увидели – разрушенную деревню и старика с лопатой в руках, провожавшего их взглядом, стоя на краю огромной могилы, с безутешным видом человека, убежденного в том, что это были последние живые существа, какие он видел в своей жизни.
Никто из них не плакал.
Какая-то когтистая лапа, раскаленная до красна, сжала их сердца, а в животах разверзлась пропасть, но, удаляясь от того, что когда-то было их миром, они лишь крепко сжали зубы, осознавая, что теперь просто обязаны стать примером для подражания для остальных малышей.
Плачь не плачь, но родителей не вернешь к жизни.
И ни одна слезинка не поможет отомстить за них.
Не время сейчас для слез и мести, но нужно найти дорогу к тому месту, где можно будет жить в мире и без страха.
Когда деревья полностью скрыли деревню, они наконец взялись за весла и принялись грести в сторону того места, где их ожидали остальные.
Сеньорита Маргарет благоразумно решила: не стоит подвергать малышей такому испытанию – видеть, пусть и издалека, то немногое, что осталось от их домов, а потому повела их через лес к опушке, где они ждали в абсолютной тишине и молчании, и трудно было представить, что именно эта ребятня вылетала из дверей школы с дикими воплями, крича и гоняясь друг за другом, а затем ныряли в реку и резвились в воде до самого обеда.
Прежде чем сесть в лодки, сеньорита Маргарет разделили всех на три группы, и когда обратилась к ним, то сделала это не как добрая учительница, которая снисходительно относится к тому будут ли ее слушать, или не будут, а говорила голосом жестким, как человек, чей авторитет не подвергается сомнению и кто не потерпит даже малейших возражении в отношении своих приказов.
– В каждой группе каждый из вас будет отвечать перед тем, кто старше него, – сказала она. – Менелик, Ахим и Бруно будут ответственными в каждой из своих групп. И никто, слышите меня! Никто не посмеет ослушаться распоряжений тех, кто по своему возрасту стоит над ними, или, клянусь, будете вспоминать меня до последнего своего дня, – и обвела их суровым взглядом. – Все ясно?
Большинство сразу же кивнули в ответ, но поскольку она чувствовала, что не всем такое по душе, добавила тем же тоном:
– Сейчас речь идет не о наказаниях за ваши шалости более или менее тяжелые. Сейчас речь идет о том, что наши жизни зависят от того совершит ли кто из вас даже малюсенькую ошибку, – и с угрожающим видом подняла палец. – Я буду жестока, – закончила она. – Настолько жестока, что вы даже не представляете, насколько я могу быть.
Жестом она показала, чтобы начали грузиться в лодки, и делали они это в строгом порядке, от младшего к старшему, и хоть знали ее столько, сколько себя помнили, и очень часто не воспринимали всерьез, сейчас могли видеть, как некогда добрая и все позволяющая учительница, каким-то образом сразу превратилось в существо жесткое и неуступчивое, решительно настроенное на то, чтобы до последней буквы исполнить все свои угрозы.
Когда сеньорита Маргарет удостоверилась, что каждый из них находился на своем месте, он зарядила винтовку, что некогда принадлежала большому охотнику, положила ее себе на колени, села на носу пироги, которой управлял Ахим, позволив сеньорите Абиба занять место в лодке Бруно Грисси, а Менелик Калеб завершал процессию.
– Вперед! – произнесла она. – Да поможет нам Бог.
И они начали спускаться вниз по спокойной реке, что в большинстве своем была не шире пятнадцати метров и несла воды через густой лес, где сплелись толстые стволы можжевельника с гигантским вереском, какие произрастают лишь в самых отдаленных областях Эфиопии.
Иногда река проходила через неширокие саванны, где над высокой бурой травой замерли красивые акации с раскидистыми кронами, а в тени, под деревьями, изредка можно было видеть одинокого Абиссинского волка, с бордовой шерстью и черным хвостом, кто, несмотря на свое грозное название, больше походил на собаку или на лисицу, чем на настоящего волка.
Лежали, не шевелясь, и не выказывали ни малейшего намека на недоверие и страх от присутствия человека, ограничиваясь лишь тем, что краем глаза следили за ними, демонстрируя безразличие, может быть даже немного раздраженные от того, что люди объявились в самое неподходящее время, в полдень, когда все имеют привычку отдыхать и заниматься пищеварением, после обильного обеда.
Множество крыс темного окраса водилось на тех саваннах среди высокой травы, они рыли свои норы в неглубоком слое почвы, едва покрывавшем скалистое основание или слой твердой, словно камень, глины, а ястребы и соколы или пустельга питались ими, и были упитанными, с лоснящимся оперением, и вид у них был как у существ, у которых жизнь удалась, и, глядя на них, можно было сказать, что они пребывали у самого порога в рай.
Такие крысы были настоящей «манной» для бесчисленного количества хищников, и одновременно представляли собой самое ужасное бедствие для немногочисленной людской популяции в регионе, кто должен был сражаться в любое время дня и ночи, отгоняя их от своих очагов и урожая, и мало кто из детей не стал жертвой этих агрессивных грызунов.
Единственный способ борьбы с ними – это организовать огненное кольцо вокруг мест обитания, и позволить огню сжимать это кольцо, пока пламя не испепелит тысячи их, но для этого нужно было дождаться засушливого сезона, чтобы трава загоралась быстро, но одновременно возрастал риск, что огонь доберется до соседнего леса, и приведет к настоящей катастрофе, в которой погиб не один поджигатель, став жертвой своих же методов.
В часы наибольшего зноя, когда их враги дремали, огромные крысы выходили на водопой, и не составляло труда разглядеть мордочку, высовывающуюся из кустов, или видеть, как они бегают по небольшим речным пляжам.
Для большинства детей, теперь сидящих в лодках, охота на крыс всегда была основной обязанностью, но в тот момент они смотрели на них не как на ненавистных врагов всей деревни, а как на часть их прошлой жизни, важную часть, которая оставалась позади, пока река несла их дальше, к ущельям в скалах, отделявшим их длинную и жаркую долину, где они родились, от прочего мира.
Тот отдаленный уголок Эфиопии представляет собой первобытный остров из лавы и черного камня, подобно гигантскому кораблю, наскочившему на мель, он врезался в желтые пески Сахары и в голубое море, а вершины его местами достигают четырех тысяч метров, есть там и скалистые утесы, чьи склоны словно бы обрезали ножом на глубину в две тысячи метров, и недалеко от тех мест, где зарождается Голубой Нил, существует ущелье, внутри которого исчез бы знаменитый американский каньон из Колорадо.
Природа истерзанная, с отдельно стоящими плато, имевшими такой вид, словно демоны ада пытались пробиться здесь наружу, а пропасти там такие узкие и глубокие, что даже орлы не могут летать над ними, настолько сильны там ветра, что разбивают птиц о стены или просто уносят с собой, как в чудовищную сточную трубу.
А там, наверху, на высоте в три тысячи метров, все выжжено безжалостным тропическим солнцем, а на дне ущелий, куда это самое солнце никогда не заглядывает и через которые протекают неистовые реки, воздух остывает настолько, что никогда не успокаивается и все время пребывает в движении, и настолько сильны его порывы, что очень часто вой и рев производимый им, когда он налетает на камни или проносится сквозь кусты, слышны за многие километры.
«Там, где поют Боги» – пожалуй, самый дикий из уголков планеты, где не царствуют вечные снега, и над его неровной поверхности из темной лавы, что очень похожа на выдубленную шкуру крокодила космических размеров, в период дождей поднимается густой туман, по причине мощных испарений, что еще больше способствует тому, что этот угрюмый пейзаж, принимает вид угрожающий.
Чтобы спуститься на самое дно одной из тех невообразимых расщелин, и затем подняться по противоположной стене, на это рискованное предприятие могут уйти недели, и в том нет ничего удивительного, что существуют большие пространства в тех местах, где никогда не ступала нога какого-нибудь человека, или там встречаются поселения, что не меняли своего вида на протяжении тысячелетий.
Всегда жизнелюбивая сеньорита Маргарет, однако, вспоминала с чувством настоящего ужаса то долгое путешествие, что совершила почти сорок лет назад, когда ее отец искал такой отдаленный уголок, где бы слово Божье звучало также свежо и правдиво, как когда-то в древней Галилеи.
Человек этот, кто начал жить по зову сердца, хоть и с нескольким запозданием, преподобный Алекс Мортимер, первый раз в своей жизни прислушался к словам вечным, когда его бросила жена, оставив на руках его болезненную девочку, как единственное воспоминание о себе, которая, по словам медиков, навряд ли сможет выдержать сильную жару тропических регионов, если то не будет климат мягкий и влажный, более свойственный высокогорным лесам, саваннам или африканским пустыням. После длительного процесса изучения и множества консультаций, преподобный Мортимер пришел к заключению, что только эфиопский горный массив единственное место на Черном Континенте, сочетающее в себе обе черты, которые определил для себя как основные при поиске места, где смог бы исполнить свою новую задачу: наличие примитивных дикарей, нуждающихся в слове Божьем, а также чистый и свежий воздух, так необходимый для легких маленькой Маргарет.
Если путь от Джибути до Аддис-Абебы, что они преодолели на поезде, оказался полным приятных и ярких впечатлений и, как результат, с самого первого мгновения отец с дочерью полюбили местный образ жизни, то бесконечная экспедиция на мулах по дикому, напоминающему лабиринт плоскогорью, превратилась в настоящее испытание и в большей степени способствовало тому, что у сеньориты Маргарет никогда не возникало даже маломальского желания покинуть долину.
Каждый раз, как камень начинал шататься под копытами мулов на краю пропасти глубиной в тысячу метров, ее охватывало страшное головокружение и перехватывало дыхание, и воспоминание об этом путешествии оставалось таким же ярким, как и в те далекие времена, когда она имела обыкновение просыпаться от собственного крика, потому что ей снилось, будто она летит в пропасть, прямо в кипящие воды реки, протекавшей по дну, что тащила ее за собой, ударяя об острые камни, разрывавшие ее тело на тысячу кусков.
Очень часто, уже за полдень, появлялись ливневые облака прямо в голубом небе, когда многочисленные, безобидные с виду облачка вдруг начинали притягиваться друг к другу, словно магниты из ваты, поменявшие свои полюса, чтобы сформировать огромную, угрожающего вида, черную тучу, которую порывы ураганного ветра несли у самой поверхности, и откуда с яростью низвергались тонны воды, столько воды, что менее чем за полчаса поверхность плоскогорья превращалась в трясину, а потом облако, словно по волшебству, исчезало, уступая место неистовому солнцу, под чьими лучами окружающие вершины исчезали в облаке от испарений, настолько густое, что видимость сокращалась до сотни метров.
Ручьи разливались, маленькие озерца выходили из берегов, и если так случалось, что ливень заставал путешественников, когда они либо поднимались по склону, либо спускались по одной из тропинок, вьющихся по краю пропасти, то они должны были как можно быстрее найти камень, за который можно ухватиться, потому что через верхний край склона вниз низвергались тонны воды, способные утащить любого из них с собой в пропасть, а сама тропинка становилась такой скользкой, словно конькобежная дорожка.
Сеньорита Маргарет закрывала глаза и все еще видела мысленно, как ухватившись за такой вот камень, наблюдала за грязью, что надвигалась на нее, подобно холодному потоку лавы, медленно сползавшему по склону вулкана, а в ушах ее все еще звучали полные ужаса крики мула, который, будучи не в состоянии зацепиться за что-либо, неумолимо соскальзывал по узкой тропе метров сто, чтобы потом сорваться в пустоту и лететь вниз, лягая ногами воздух, словно бросал обвинение небесам за то, что не снабдили его ни руками, ни лапами, с помощью которых можно было бы ухватиться за жизнь.
И вот теперь, сидя на носу лодки и крепко держа винтовку, сеньорита Маргарет не могла не задаться вопросом, а что будет, когда вместо опытных проводников, сопровождавших их в тот раз, прекрасно знавших те места, по которым они проходили, теперь поведет она, не отличающаяся ни силой, ни выносливостью, и кому придется сделать все возможное, чтобы эти несчастные существа не упали в пропасть.
– Да поможет нам Господь! – прошептала она, и обернулась взглянуть на бледные лица тех, кто, как ей показалось, возложил все свои надежды на нее одну, и осознала размеры ответственности, что взяла на себя, и заметила, как задрожали руки, державшие приклад ружья.
Правильно ли она поступила, уведя детей из долины, направившись с ними в адское путешествие, где их ожидали бесчисленные опасности, а может, было бы лучше оставить их в деревне, чтобы выживали там, пусть и в качестве рабов?
И знала она, что вопрос этот будет преследовать ее до конца дней, но и знала также, что жребий уже был брошен, и единственно, что ей оставалось – это найти тот путь, который приведет их к морю.
А эта река та самая дорога или нет?
С наступлением ночи лес вокруг становился все гуще и гуще, и наступил такой момент, когда поляны, покрытые высокой травой, и раскидистые акации исчезли по левому берегу, а высоченные деревья со стволами, поросшие мхом, росли все ближе и ближе друг к другу, и мох уже свисал с их ветвей, подобно длинному покрывалу, что придавало всему лесу сказочный вид, так что звук весел, поднимавшихся над водой, звучал словно выстрел посреди ночи.