В ответ загнано глядит незнакомка: прямые цвета кофе с молоком волосы чуть выше плеч, пробор на правом боку, острые, ярко выраженные скулы, тонкий прямой нос, губы пухлее привычных, немного ассиметричные, и глаза орехового цвета – зелёно-карие с тёмным ободком по краю радужки. Она стягивает с себя кофту, проводит руками по резким формам ключиц, скользит по смугловатой коже, прослеживает движением впалый живот, поддевает резинку свободных джинс, оттягивает, рассматривает новую себя и вздыхает.
Двадцать два, да? Вспоминая вчерашнее, она лишь немного ниже Алекса, но выше прежней себя, хотя такая же худая и обманчиво хрупкая. На теле ни единого шрама, ни одной родинки, лишь слегка обрисованные мышцы на руках и животе, а вот бёдра и ноги сильные, как прежде, словно родные.
Мия не спеша сгибает и разгибает пальцы, локти, затем ноги, прокручивает запястья и ступни, потом потягивается всем телом, каждая частица которого изнывает каким-то непонятным ощущением, и думает, что надо поесть, нельзя изводить новый организм.
В доме никого не обнаруживается, ни души, одна темнота и пустота. Вот где стоит снимать фильмы ужасов: чего только стоит эта атмосфера загадочности, жути точно напустит даже на самого смелого. Единственный признак того, что тут всё-таки кто-то обитает – до отказа набитый холодильник. Мия закидывается первым же, что под руку попадается, и, придерживаясь для страховки за стены, проходит к тому самому бальному залу.
Тихо так, что хоть волком вой. В другое время она бы наверняка молилась на это полное одиночество, но не так, не в таком месте. От мыслей отвлечь может лишь привычная тренировка, в которой хоть и нет смысла, но это – то самое, оставшееся от прежней жизни, что успокаивает совсем как в период страданий от обречённой связи. Зайдя в зал, первым делом Мия становится у станка. Надо вспомнить, как когда-то, руку вверх и в сторону, давай же, Савицкая! И тут же вслух чертыхается. Новая попытка, ну, Абилева! Получается, также легко, также плавно, ноги двигаются сами, и она отпускает себя, позволяет памяти тела взять вверх.
Мия плывёт, скользит, летит, ведомая неизвестными рефлексами. Танец получается сам собой, каждый прогиб и новое па – это не она и она одновременно. Определено, кем бы эта девушка не была, танцы – её стихия. Сразу захотелось узнать о ней больше. Пока Мия думает у кого бы лучше спросить, раздаётся звонок. Новый телефон, найденный в штанах с утра, звенит стандартной трелью. Этот номер она узнает из миллиона.
– Лекс?
– Не разбудил? – Услышав отрицательный ответ, он продолжает: – Как ты?
– Тестирую новое тело. – Мия фыркает. – Оно странное.
– В каком смысле странное? – Напряжение в его голосе чувствуется даже через трубку.
– Мне кажется, она была танцовщицей или типа того. – Мия прижимается поясницей к станку и на полном автомате вытягивает одну ногу в носке в сторону, хмурится. – Точно…
– Тебе там… – Алекс подбирает слова. – Не скучно?
– Хочешь знать, не пугает ли меня этот жуткий особняк? Или боишься, что мне одиноко?
Молчание по ту сторону, как подтверждение её догадкам, и от этого сразу становится легче. Сама не замечая, Мия вытягивается по струнке, становясь на носки, одной рукой придерживая смартфон, второй цепляется за поручень:
– Я хочу знать кто она. Стоит спросить у Марго?
– Пожалуй. – Уклончивый ответ и совсем неожиданно. – Я соскучился.
Судорожный выдох, и невесть откуда взявшееся тепло появляется в груди. Мие кажется, что этот её вздох разнёсся по всему особняку, а на лицо так и просится улыбка.
– Я тоже. Эм, Лекс… А у тебя видений ещё не было?
Молчание затягивается, слышен лишь стук пальцев по чему-то твёрдому, но она привыкла, ради такого можно и подождать, дать бывшему другу возможность собраться и сказать всё честно, но услышанное даже немного разочаровывает.
– Нет. – Опять долгая пауза. – Может, дело в том, что эмоции недостаточно сильные.
– Может.
Мия не хочет признаваться даже себе, что это ей не нравится, но Алекс прав. Откуда было взяться сильным эмоциям, когда она, настолько уставшая от перехода, вчера и вовсе была не в себе. Причём, как фигурально, так и буквально. Из размышлений вырывает ставший родным голос:
– Я поговорю с Марго, чтобы она дала информацию об этой девушке.
Она не прощается и слов прощания не ждёт, а просто скидывает входящий. Чисто детский поступок, поэтому Мия злится на себя сильнее. Нельзя так, Лекс не виноват. Но иррациональный страх, что всё может повториться и её снова не будут ощущать в то время, как она страдает, никак не хочет покидать разум. Возродившаяся заново Мия пытается убедить себя, что Алекс не такой, лучше Влада, не посмеет предать и обмануть, но это не помогает. Только тело, словно отдельно от своей обладательницы, двигается под несуществующую мелодию по всему залу: раскрывается, изгибается, извивается и порхает, будто живёт своей жизнью.
Этой ночью Алекс так и не приезжает, хотя Мия его очень ждёт. Даже не отзванивается, не предупреждает, чем сильнее раздражает владелицу нового тела, которая в огромном, напоминающем замок Дракулы, доме ощущает себя совсем неуместно. Мия бесится весь день, мечется из угла в угол по залу, отрабатывая непонятные ей движения, просто поддаётся моменту, памяти тела, а потом плюхается прямиком на пол и заседает в интернете. Поисковая строка гласит: «Прошлые жизни».
Мия думает ещё, стирает написанное и вбивает заново: «Телесная память», и начинает читать. Голова уже разрывается от терминов, заумных объяснений, многочисленных рассуждений, но один вывод вырисовывается ясно: тело – это инструмент системного восприятия, и оно также хранит выработанные годами рефлексы. Она отрывается от экрана, поворачивает голову к огромному зеркалу, вновь себя рассматривая, а в мыслях вертится лишь одна фраза: «Кто же ты?»
Кем бы эта девушка ни была – она талантлива, уж это Мия может понять, как никто другой. Подобное притягивает подобное? Поэтому ей досталось такое новое тело? Мия вздыхает, откидывается назад на спину, растягиваясь на линолеуме, и смотрит вверх, словно сквозь потолок ввысь. В голове никак не укладывается произошедшее, будто это и не с ней, и не она, не тут и не сейчас. Напряжение, держащее её вот уже несколько месяцев после смерти бабушки, всё ещё не отпускает свою добычу, цепляется крепко и лишь сильнее сжимает острые клыки на шее. Мия не поднимается, пока не становится совсем зябко. В особняке всё также пусто и тихо, как на кладбище или в склепе, что хочется закричать, лишь бы разбавить гнетущую обстановку, но удаётся сдержаться.
Она бредёт по широким коридорам, скользя безразличным взглядом по причудливым гобеленам, замудрённым картинам, изгибающимся одиноким канделябрам. Никогда такие вещи её не интересовали, да и особого восхищения или удивления не вызывали. Мия даже не сразу понимает, что коридор становится всё уже с каждым новым поворотом и ответвлением. Вчера по приезду она не обратила внимания, но сейчас понимает, что три этажа – перебор даже для такого человека, как Марго.
Мия заканчивает осмотр как раз последнего, такого же необитаемого, как и остальные, этажа и уже собирается возвращаться, когда замечает в самом углу в темноте тонкую полоску приглушённого света на полу. Она хмурится, однако любопытство берёт верх. Подойдя вплотную, натыкается на стену, но ведь свет откуда-то исходит? Мия, контра своим инстинктам, которые буквально кричат о том, что не стоит лезть в потайные проходы, особенно в домах мафиозных семей, начинает ощупывать поверхность в непроглядной мгле, пока не ощущает под пальцами небольшую выемку, напоминающую замочную скважину. Она опускается на одно колено, не отстраняя пальцев от находки, и начинает скрести по ней, чувствуя, как ногти отдирают что-то смутно напоминающее… Скотч? Ещё пара движений и это мешающее нечто наконец снято, теперь можно различить небольшую расщелину, отсвечивающую красным.
Наклонив немного голову, Мия прикрывает один глаз, а вторым припадает к отверстию и тут же рывком отскакивает назад. Она жмурится, встряхивает головой, делает глубокий вздох и возвращается на место, чтобы убедиться, что увиденное не является бредом неокрепшего от перемещения сознания. За потайным входом – спальня, окутанная слабым красным светом, а прямо напротив двери расположена кровать, на которой лежит пожилого вида мужчина. При таком освещении довольно сложно что-либо различить, но Мия отчётливо видит многочисленные трубки, проведённые к человеку, маску на его лице, угол странного аппарата. Из-за красного света всё это напоминает персональный ад для одного единственного человека, который как раз лежит в его центре. Становится жутко вдвойне. Мия наконец отстраняется. Это не её дело. Может, это отец Марго? Может, он болеет, а она присматривает за ним? Тогда почему в доме никого нет? Или…
Или. Осознание того, что в комнате может быть кто-то ещё, неприятным холодком скользит по спине, заставляя поскорее подняться и убраться отсюда восвояси. Мия спускается на первый этаж так быстро, как только может, достаёт из холодильника бутылку воды и одним махом выпивает половину, не сразу замечая, что в другой руке судорожно сжимает сорванный клочок красного скотча. Да что это за ерунда такая? Хочется позвонить Лексу и поговорить с ним, но только не об увиденном, а спросить, когда наконец можно будет покинуть особняк. Вот только Алекс трубку не берёт ни в первый, ни во второй, ни в пятый раз. Мия чертыхается, засовывает телефон обратно в джинсы и возвращается в свою комнату, тут же закрываясь на ключ. Раньше такого не было, раньше Алекс всегда отвечал на вызов, независимо от того, где находился и чем был занят, а теперь… Вопросов появляется всё больше, и нет ни единого ответа.
Почему Марго взяла её к себе? Почему Алекс так легко согласился? Что их связывает, кроме того, что они были соулмейтами? Неужели из-за помощи Мие Марго требует теперь чего-то взамен? Какова вероятность того, что её родственная душа вынуждена расплачиваться за её же новую жизнь? Голова начинает дико болеть от этих мыслей. Мия валится на кровать, сцепив зубы, утыкается лицом в подушку, судорожно дышит, силясь усмирить накативший приступ мигрени, и… Просыпается. Что это, чёрт побери, было? Сон? Явь? Будто не она, не её реакция, но одновременно и она. Рывком поднявшись с постели и через силу преодолевая тошноту и резкое головокружение, Мия едва ли не бегом отправляется из своей спальни на третий этаж в тот самый зловещий коридор.
Там так же темно, как и во сне – а во сне ли? Она подходит вплотную к дальней стене и начинает ощупывать её, скомкано матерится, достаёт телефон и включает фонарик. Чисто: никаких замочных скважин, никакого красного скотча, никаких просветов у пола – ничего. Мие определённо это не нравится. Сначала она оказывается запертой в этом гнезде кукушки, а теперь её посещают видения? Что за ерунда? Злясь на саму себя и ситуацию в частности, она уже собирается уйти, попутно открывая контакты на экране, когда со спины доносится раздражающий голос:
– Госпожа Абилева? – Ну да, Демежан всё равно должен находиться где-то в доме.
– Что? – Получилось немного грубее, чем следует, но Мие уже плевать. Она прижимает смартфон к уху и ждёт.
– Ужин подан.
Мия только кивает, стараясь не обращать внимания на ненавистное лицо, и проходит мимо, всё ещё напрасно дожидаясь ответа на звонок. Алекс её игнорирует что ли? Или это новая форма издевательств для перерождённых? Она готова ко всему, пожалуй, кроме того, что в прилегающей к кухне гостиной в стиле семейки Адамс её уже будут ждать. Марго в кашемировом платье цвета бургунди и массивных длинных серьгах, словно вырванных из самого средневековья, спокойно сидит во главе стола, прокручивая в пальцах тонкую ножку бокала с красной жидкостью. Мия сразу расслабляется: в кои-то веки у неё будет компания за ужином, а такого не случалось со смерти бабушки, но потом сразу напрягается, вспоминая свой сон. Она опускается на стул рядом, всё же выдавливая приветствие.
– Как тебе тут живётся? – Марго едва склоняет голову вбок, исподтишка наблюдая за своей гостьей.
– Пусто и скучно. – Она решает, что лучше начать с правды, хоть и не всей. – Почему твои дети тут не живут?
У Мии создаётся ощущение, что в глазах женщины проскользнул опасный блеск, но она списывает это на отсвет свечей, которые кто-то заботливо поместил в центр стола. Марго молчит, пока Демежан приносит из кухни ужин и расставляет тарелки напротив. Мия также соблюдает тишину, догадывается, что это просто не для посторонних ушей. Едва дворецкий скрывается за дверью кухни, пожелав госпожам приятного аппетита и вечера, Марго наконец решается заговорить:
– Они сейчас оба на учёбе, но вскоре должны приехать, и тебе не будет так одиноко.
Особое интонационное ударение идёт на последнее слово, и Мие хочется возразить, что ей вовсе не одиноко, но что-то подсказывает – не время спорить, надо действовать иначе. Откуда взялось это предчувствие она и сама не понимает, но отчего-то следует ему.
– Думаешь, я задержусь тут?
– Если захочешь, – уклончиво откликается женщина и отпивает вино.
Вновь повисает гнетущее молчание, никто не принимается за еду. Марго неспеша потягивает напиток, пока Мия пытается найти смысл жизни на расшитой золотистыми узорами скатерти. Создаётся ощущение, будто они сидят так целую вечность, но бокал пустеет, и Марго складывает руки на столе, поворачиваясь немного корпусом к собеседнице.
– Ты поедешь на свои похороны?
– Похороны? – Из головы вылетело такое важное событие. – А когда они?
– Послезавтра. – Марго не сводит с неё пристального взгляда. – Не каждый день удаётся побывать на собственных похоронах.
Мия кивает, закусывает нижнюю губу, задумываясь, и только потом решается задать интересующие вопросы в порядке возрастания их важности:
– А Лекс где? Он на звонки не отвечает.
– Может, завал на работе, он точно позвонит. – Наконец Марго перестаёт сверлить её взглядом и берёт приборы. – Не волнуйся, не думаю, что он отпустит тебя туда одну.
Мия рассеянно кивает, поддевая острыми зубами тонкую кожицу на губах. Она прекрасно понимает, что Алекс не успел переговорить с Марго по поводу этой девушки, поэтому придётся самой.
– Кхм, Марго, – начинает осторожно. – А кем она была? Эта, – заминка, – девушка, в чьём я сейчас теле. У тебя есть какая-то информация?
Марго, кажется, будто и вовсе не слышит вопроса, методично разделывая рыбу на своей тарелке, и совершенно не интересуется, зачем ей это необходимо, будто чего-то ждёт. Мия набирает побольше воздуха в лёгкие и идёт на небольшую хитрость, иначе нельзя – она это чувствует, причём как-то странно, инстинктивно скорее.
– Просто мне кажется… Мне нужно видеть её медицинскую карту.
Сработало. Марго тут же отставляет вилку и нож, поднимает на неё настороженный взгляд и слегка приподнимается со стула. Тонкие цепкие пальцы обхватывают лицо Мии, притягивая ближе и заставляя задрать подбородок. Марго внимательно её разглядывает, хмуря брови, а затем твёрдым голосом произносит:
– Тебя что-то тревожит?
– Возможно. – Мия не отводит взгляд, как перед хищником.
Марго только кивает и опускается обратно. Это можно принять за согласие? Судя по всему – да. Остаток ужина они проводят в тишине, где каждая думает о чём-то своём. Мие сдаётся, что эти её новоприобретённые предчувствия принадлежат другому человеку, не ей, а этой незнакомке, чьё естество буквально вопит то ли об опасности, то ли в страхе мечется где-то глубоко внутри. Неприятно, но терпимо. В любом случае, это лучше, чем не знать совершенно ничего.