– Ах, смотрите, лебедь!
– Да, у нас их две пары, а еще есть цапли: они улетают только в августе, так что должны сейчас быть здесь, но до сих пор я еще ни одной не видел. Подождите! А вон там, на камне, не цапля ли, опустив голову, смотрит в воду?
– Пожалуй, только я ни разу не видела цаплю живьем.
– Они постоянно воюют с грачами, которые поселились вон на тех деревьях, что не годится для таких близких соседей. Если обе цапли на время оставляют гнездо, которое строят, грачи тут же налетают и разрушают. Однажды Роджер показал мне одинокую цаплю, за которой гналась целая стая грачей, и явно не с дружественными намерениями. Мой сын много знает о природе и порой обнаруживает что-нибудь удивительное. Будь он сейчас здесь, то уже не раз покинул бы нас: постоянно смотрит по сторонам и видит двадцать разных предметов там, где я замечаю лишь один. Случается, он вдруг убегает в рощу, потому что на расстоянии пятнадцати ярдов заметил что-то интересное: какое-нибудь растение, которое считает невероятно редким, – хотя я на каждом шагу вижу нечто подобное. А если по пути встретится что-то вроде этого, – сквайр осторожно тронул тростью тонкую паутину, – то он непременно расскажет, что за существо ее сплело, где оно живет: в гнилой хвойной древесине, в коре здорового дерева, глубоко в земле, в траве или где-то еще. Жаль, что в Кембридже не дают дипломов по естествознанию: Роджер наверняка стал бы отличником.
– Мистер Осборн Хемли очень умен, не так ли? – робко осведомилась Молли.
– О да. Осборна можно смело назвать гением, и мы с миссис Хемли ожидаем от него великих деяний и очень гордимся им. Если все пройдет удачно, он получит место в Тринити-колледже. Как я вчера сказал на заседании городского магистрата, мой сын еще завит в Кембридже о себе. Разве это не загадка природы, – сквайр повернул к Молли простое честное лицо, словно собирался сказать нечто необыкновенное, – что я, Хемли из Хемли, который ведет родословную с незапамятных времен (говорят, от семи королевств)… когда, кстати, были эти семь королевств?
– Не знаю, – растерялась Молли.
– Должно быть, еще до Альфреда Великого, потому что он стал первым королем Англии. Так вот, я принадлежу едва ли не к самому старому роду в Англии и при этом сомневаюсь, что кто-то может принять меня за джентльмена: красное лицо, большие руки и ноги, тучная фигура (четырнадцать стоунов; даже в молодости никогда не было меньше двенадцати). И вот Осборн, похожий на мать, которая не отличит прадеда от Адама, да благословит ее Господь. В итоге у парня нежное девичье лицо, субтильное сложение, маленькие – почти как у леди – руки и ноги. Да, он уродился в мадам, а она, как я уже сказал, даже не знает собственного прадеда. А Роджер пошел в меня, и, встретив его на улице, никто не скажет, что этот краснолицый ширококостный коренастый парень – потомок древнего благородного рода. По сравнению с нами все эти Камноры, от которых так млеет весь Холлингфорд, не больше чем перегнивший навоз. Недавно мы разговаривали с мадам о возможности женитьбы Осборна на дочери лорда Холлингфорда – то есть если бы у него была дочь, – и я сказал, что вряд ли согласился бы на этот брак. Осборн, который ведет свой род от семи королевств, получит первоклассное образование, так с какой стати я должен интересоваться, где были Камноры во времена королевы Анны? [15]
Сквайр пошел дальше, продолжая размышлять, надо ли дать согласие на несбыточный брак с несуществующей невестой, и через некоторое время, когда Молли уже забыла, о чем он рассуждал, вдруг воскликнул:
– Нет! Уверен, что смотрел бы выше, так что лорду Холлингфорду повезло иметь одних сыновей.
Закончив прогулку, сквайр со старомодной вежливостью поблагодарил Молли за компанию и сообщил, что к этому времени мадам скорее всего уже встала, оделась и будет рада встретиться с гостьей. Пока Молли шла по тропинке через поле к дому, видневшемуся сквозь деревья, мистер Хемли провожал ее заботливым взглядом,
– Хорошая у Гибсона дочка, – пробормотал, обращаясь к самому себе, сквайр. – Но как встрепенулась, едва услышав о возможности новой женитьбы отца! Надо с ней поосторожнее. Кажется, мысль о мачехе ни разу даже не приходила ей в голову. Еще бы: мачеха для нее – совсем не то, что вторая жена для ее отца!
Глава 7
Предвестники любовных опасностей
Если сквайр Хемли не смог ответить на вопрос Молли, какая дама могла бы стать второй женой ее отца, все это время судьба готовилась вполне определенно удовлетворить ее абстрактное любопытство. Однако судьба – особа коварная: строит свои козни так же незаметно, как птица вьет гнездо, и точно так же использует всякие мелочи. Первой «мелочью» в данной истории стал шум, поднятый Дженни (поварихой мистера Гибсона) по поводу увольнения Бетии. Надо заметить, что Бетия приходилась Дженни дальней родственницей и протеже, а потому повариха заявила, что отослать прочь следовало искусителя мистера Кокса, а вовсе не жертву искушения Бетию. С этой точки зрения мистер Гибсон вполне мог почувствовать, что поступил несправедливо, однако позаботился устроить девушку ничуть не хуже, чем той жилось в его собственном доме. Тем не менее Дженни предупредила, что тоже намерена уйти, и хотя по прежнему опыту мистер Гибсон отлично знал, что все угрозы поварихи – пустой звук, все же испытывал дискомфорт от неопределенности и постоянной неприятной возможности в любой момент встретить в своем доме женщину с таким оскорбленным и опечаленным лицом, какое искусно демонстрировала Дженни.
Наряду с этой семейной неприятностью возникла еще одна, куда более существенная. Во время отсутствия Молли мисс Эйр отправилась на море вместе с пожилой матушкой и осиротевшими племянниками и племянницами. Первоначально поездка планировалась всего на пару недель, однако примерно на десятый день мистер Гибсон получил прекрасно написанное, безупречно оформленное, восхитительно сложенное и аккуратно запечатанное письмо. Мисс Эйр горестно сообщала, что старший племянник заболел скарлатиной и возникла высокая вероятность заражения младших детей. Она глубоко сожалела о печальных последствиях болезни: опасности, дополнительных расходах и невозможности вернуться вовремя, – однако ни слова не проронила о собственных неудобствах, а лишь робко и искренне извинилась за то, что не сможет приступить к своим обязанностям в назначенное время, и осторожно добавила, что, возможно, это даже к лучшему, поскольку Молли не болела скарлатиной, и возвращаться раньше положенного срока было бы неразумно и опасно.
– Разумеется, – подытожил мистер Гибсон и, разорвав письмо пополам, бросил в камин, где оно загорелось ярким пламенем. – Лучше бы у меня был дом за пять фунтов и ни одной женщины в радиусе десяти миль. Тогда, возможно, было бы куда спокойнее.
Очевидно, он совсем забыл о способности мистера Кокса создавать неприятности, хотя при желании смог бы найти причину в ничего не подозревавшей Молли. Возвещенное тяжким вздохом появление в столовой поварихи-мученицы, вошедшей, чтобы убрать со стола, вывело мистера Гибсона из состояния задумчивости и побудило к действиям.
Первым его решением стало оставить Молли в Хемли-холле на более долгий срок. Они очень хотели ее видеть, и вот, наконец, дождались. Миссис Хемли, кажется, ее обожает, да и сама девочка выглядит вполне довольной и даже более свежей и здоровой, чем прежде. Следующим решением было сегодня же съездить к сквайру и выяснить, как там и что.
Миссис Хемли он нашел лежащей на софе в тени огромного кедра. Молли порхала вокруг и под ее мягким и чутким руководством подвязывала высокие стебли ярких гвоздик и обрезала отцветшие розы.
– А вот и папа! – воскликнула девушка радостно, когда он подъехал к белому забору, отделявшему аккуратный газон и безупречный цветник от естественного парка перед домом.
– Пройдите через гостиную и присоединяйтесь к нам, – приподнявшись на локте, пригласила миссис Хемли. – Хотим показать вам розовый куст, который Молли собственноручно обрезала, чем мы обе очень гордимся.
Мистер Гибсон оставил лошадь в конюшне и через дом вышел на веранду, где вокруг стола, на котором лежали книги и брошенное рукоделие, стояли стулья. Почему-то ему очень не хотелось просить, чтобы Молли задержалась еще на некоторое время, поэтому он решил первым делом проглотить горькое лекарство, а уже потом наслаждаться восхитительным днем, ароматным воздухом и приятным общением.
Доктор сел напротив миссис Хемли, а дочь подошла и положила руку ему на плечо.
– Приехал попросить об одолжении…
– Говорю сразу, что согласна. Разве я не отважная женщина?
Доктор с улыбкой поклонился и продолжил:
– Мисс Эйр, давнишняя гувернантка Молли, написала сегодня, что один из ее маленьких племянников, которых она на время отсутствия подопечной повезла в Ньюпорт, к морю, заболел скарлатиной.
– Уже поняла вашу просьбу, так что можете не продолжать. Буду только рада, если визит этой милой девочки продлится. Разумеется, мисс Эйр не должна пока возвращаться, поэтому Молли непременно должна остаться у нас!
– Благодарю. Благодарю от всего сердца! Именно в этом и заключалась моя просьба.
Ладошка Молли скользнула в широкую ладонь отца, в это теплое надежное гнездо.
– Папа! Миссис Хемли! Знаю, что вы оба меня поймете! Можно мне вернуться домой? Здесь очень хорошо, но… О, папа, я хочу жить с тобой!
В уме мистера Гибсона промелькнуло неприятное подозрение. Он повернул дочь к себе и пристально посмотрел в невинное лицо. От столь обостренного внимания девушка покраснела, однако глаза наполнились недоумением, а не тем запретным чувством, которое он боялся увидеть. На миг возникло сомнение: что, если любовь рыжеволосого мистера Кокса нашла ответ в сердце дочери? – но тут же на душе стало спокойнее.
– Молли, прежде всего это невежливо. Даже не знаю, чем и как заслужить прощение миссис Хемли. Ты что, считаешь себя самой умной? Неужели я не хочу твоего возвращения домой? Пока это невозможно, так что оставайся и благодари великодушную хозяйку!
Молли слишком хорошо знала отца, чтобы понять: если он что-то решил, то просить бесполезно. Собственная неблагодарность предстала в черном цвете. Она оставила отца, подошла к миссис Хемли и, не говоря ни слова, поцеловала ее. Хозяйка взяла гостью за руку и подвинулась на софе, приглашая присесть.
– Честно говоря, я сама собиралась просить вас о продлении визита, мистер Гибсон. Мы так подружились! Правда, Молли? Так что, пока этот племянник мисс Эйр…
– Неплохо бы его выпороть, – вставил доктор.
– …предоставил нам столь уважительный повод задержать Молли подольше, вам придется навещать нас почаще. Вы же знаете, что комната для вас всегда готова, так почему бы вам не выезжать на работу отсюда, а не из Холлингфорда?
– Благодарю. Если бы не ваша доброта к моей девочке, не удержался бы от невежливых комментариев.
– Умоляю, объясните: все равно ведь не успокоитесь, пока не откроете душу.
– Миссис Хемли догадалась, от кого у меня склонность к резкости! – заявила Молли. – Это наследственная черта!
– Я собирался заметить, что такое предложение – остаться здесь на ночь – могла сделать только женщина: сплошная доброта и ни капли здравого смысла. Как, по-вашему, меня можно в случае необходимости разыскать в семи милях от привычного места? К пациенту просто вызовут другого доктора, и не пройдет месяца, как моя практика рухнет.
– Разве нельзя отправить записку сюда? Услуги посыльного ведь не так уж и дороги.
– Только представьте, как, вздыхая на каждой ступеньке, старый Гуди Ханбери взбирается по лестнице в мой кабинет, а ему говорят, что предстоит протопать еще семь миль! Или подумайте о высшем классе: вряд ли избалованная леди Камнор поблагодарит меня, обнаружив, что всякий раз, когда пожелает видеть доктора, ей придется посылать грума в Хемли.
– Хорошо, хорошо, убедили: я действительно мыслю по-женски. Молли, коль уже вы тоже нашего племени, так принесите своему отцу клубнику со сливками. Такие скромные обязанности лежат на женских плечах. Клубника со сливками – одна лишь блажь и ни капли здравого смысла: непременно последует острый приступ несварения.
– Пожалуйста, не обобщайте, миссис Хемли! – весело возразила Молли. – Вчера я съела целую корзинку клубники! А когда мистер Хемли застал меня за этим делом, то даже сам сходил в кладовую и принес большую кружку сливок. И ничего со мной не случилось, не было никакого несварения.
– До чего же непосредственная… – заметил доктор, как только дочь отошла на приличное расстояние. – Но она хорошая девочка.
– Прелестная! Не могу выразить, до чего мы с мужем ее полюбили. Очень рада, что она останется погостить еще. Сегодня утром, едва проснувшись, я даже подумала с сожалением, что скоро Молли придется вернуться домой, и решила попытаться убедить вас продлить визит. Так что все сложилось как нельзя лучше. Возможно, месяца на два!
Сквайр действительно глубоко привязался к Молли. В их доме сразу стало светлее и веселее: порхала, что-то напевая, девушка, и впечатление оказалось абсолютно новым и восхитительным. К тому же Молли оказалась умной и услужливой, умела слушать и говорить в нужное время. Миссис Хемли совершенно справедливо поведала о привязанности мужа к девочке, однако то ли она выбрала неподходящий момент, чтобы сообщить ему о продлении визита, то ли он не смог справиться с обычным приступом дурного расположения, который обычно старался обуздывать в присутствии жены, но известие не вызвало ожидаемого энтузиазма.
– Об этом что, Гибсон попросил?
– Да, поскольку у него не было другого выхода: ее гувернантка мисс Эйр в отъезде по весьма серьезной причине, а находиться девушке в доме вместе с двумя посторонними молодыми людьми вряд ли прилично.
– Это проблема Гибсона. Надо было думать, прежде чем принимать учеников, или ассистентов, или как там он их называет.
– Мой дорогой! Право, я думала, что вы обрадуетесь этому известию, поэтому попросила оставить девочку здесь еще хотя бы месяца на два.
– Да, чтобы встретиться с Осборном! Роджер тоже приедет.
Помрачневший взгляд открыл миссис Хемли мысли мужа, но она попыталась возразить:
– О, дорогой, Молли не принадлежит к тому типу девушек, который способен привлечь молодых людей их возраста. Нам с тобой она нравится, однако юношам двадцати одного и двадцати трех лет нужно вовсе не это.
– А что им нужно? – прорычал сквайр.
– Они обращают внимание на модные платья, утонченные манеры. В своем возрасте они не в состоянии оценить прелесть Молли: их понятие о красоте подразумевает яркость.
– Полагаю, все это очень-очень умно, но ничего не понимаю. Знаю только, что очень опасно проживать парням двадцати одного и двадцати трех лет под одной крышей сельского дома с семнадцатилетней девушкой, и неважно, какие у нее платья, волосы или глаза. Особенно подчеркиваю, что не желаю, чтобы кто-то из моих сыновей или, не дай бог, оба в нее влюбились. Так что твоя идея чрезвычайно меня раздражает.
Миссис Хемли заметно побледнела и погрустнела.
– Может, устроить так, чтобы они не приезжали, пока она здесь? Остались бы в Кембридже, с кем-нибудь позанимались или на месяц-другой отправились за границу?
– Нет. Ты ведь их так ждешь! Видел, как отмечаешь дни в календаре, неделю за неделей. Лучше поговорю с Гибсоном, объясню причину и попрошу забрать дочь…