Теперь перехожу к коричневому цвету, слышится откуда-то издалека голос Карми, и мой взгляд вновь останавливается на окровавленной руке моряка. Когда рана заживет, цвета будут переходить друг в друга, сливаться, как на картинке.
Лицо Неда клякса из туши на лоскутном одеяле всех цветов радуги.
Я пойду Губы мои шевелятся, но слов не слышно.
Нед направляется ко мне, но тут комната исчезает, словно ее выключили.
Дальше я смотрю на салон Карми с облака всевидящими глазами ангела и слышу тихое жужжание пчелы, плюющейся голубым огнем.
На нее так подействовала кровь? Голос Карми звучит откуда-то издалека.
Она вся белая, говорит мистер Томолилло. И взгляд странный.
Карми что-то передает мистеру Томолилло.
Дай ей понюхать. Мистер Томолилло вручает это Неду. Только недолго.
Нед подносит это к моему носу. Я нюхаю и оказываюсь сидящей на стуле перед салоном, опираясь на «Голгофу». Вдыхаю это снова. Никто на меня не сердится значит, я не толкнула Карми и не задела иглу. Нед закручивает крышку на бутылочке с желтой жидкостью. Нюхательная соль «Ярдли».
Можете вернуться на место? мистер Томолилло любезно указывает на пустующий оранжевый ящик.
Вроде могу. У меня сильное желание потянуть время. Я шепчу мистеру Томолилло на ухо, которое из-за его маленького роста оказывается рядом со мной: А у вас есть татуировки?
Я вижу, как под грибообразной шляпой округляются и обращаются к небу его глаза.
Бог мой! Конечно нет! Я здесь, чтобы следить за пружинами. В аппарате мистера Кармайкла они иногда отказывают при работе с клиентом.
Какая жалость!
Сейчас я здесь именно по этой причине. Мы проверяем новую пружину более надежную. Сами знаете, как неприятно, когда вы, например, сидите в кресле дантиста и внутри вашего рта чего только нет
Ватные тампоны и маленькие металлические сифоны?..
Вот именно. И вдруг неожиданно дантист оставляет вас, тут мистер Томолилло для пущей наглядности слегка отворачивается от меня с таинственной, озабоченной гримасой на лице, и минут десять возится в углу со своим оборудованием, а вы не знаете, в чем дело. Лицо мистера Томолилло принимает прежнее выражение, разглаживаясь, как полотно под утюгом. Поэтому я и нахожусь здесь, чтобы следить за пружиной насколько она крепкая. Для удобства клиента.
К этому времени я чувствую, что готова занять почетное место на оранжевом ящике. Карми только что закончил работать с коричневым цветом, и за время моего отсутствия разные чернила действительно смешались друг с другом. На бритой коже измученный орел напрягся в трехцветной ярости, его загнутые когти кажутся острыми, как крюки мясника.
Может, стоит добавить немного красного в глаза?
Моряк кивает, и Карми снимает крышку с тюбика в нем краска цвета кетчупа. Как только Карми перестает работать иглой, на коже моряка проступают кровавые пузырьки теперь не только с черного очертания птицы, но и со всего разноцветного тела.
С красным стало лучше, заявляет Карми.
Ты сохраняешь кровь? неожиданно спрашивает мистер Томолилло.
Думаю, говорит Нед, тебе есть смысл вступить в переговоры с Красным Крестом.
Можно и с банком крови! Нюхательная соль прочистила мне мозги, и голова стала такая ясная, как небо над Монадноком. Просто поставьте на пол тазик, и пусть кровь туда капает.
Карми работает над оттенками красного.
Мы, вампиры, никогда не делимся кровью. Глаз орла краснеет, но кровь больше не проступает. Разве вы об этом не слышали?
Слышали, признает мистер Томолилло.
Карми раскрашивает фон красным цветом, и вот готовый орел уже парит в красном небе, рожденный и крещенный хозяйской кровью.
Моряк тем временем возвращается из дальних краев.
Ну как? Хорош? Карми губкой смывает с орла кровь, и цвета начинают играть так уличный художник сдувает пыль с рисунков Белого дома, Лиз Тейлор или «Лесси возвращается домой»[23].
Я всегда говорю, моряк не обращается ни к кому конкретно, если хочешь тату, то делай самое лучшее. Только лучшее. Он вглядывается в орла, который, несмотря на все усилия Карми, снова кровоточит.
Следует напряженная пауза. Карми весь в ожидании, и это не из-за денег.
Сколько будет стоить, если написать под ним «Япония»?
По лицу Карми расползается улыбка.
Один доллар.
Тогда напишите «Япония».
Карми намечает буквы на руке моряка, делает особенно красивым крючок J, петлю на P и конечную N[24] все это с любовью к завоеванному орлом Востоку. Наполнив чернилами иглу, он приступает к букве J.
Насколько я знаю, замечает мистер Томолилло отчетливым голосом лектора, Япония центр искусства татуировки.
Вовсе нет, отвечает моряк. Когда я там был, татуировки находились под запретом.
Под запретом? изумился Нед. Почему?
Они считают это варварством. Карми не отрывает глаз от второй буквы A; иголка ведет себя в его опытной руке как покорившийся воле наездника дикий мустанг. Конечно, специалисты у них имеются. Но работают тайно. А так все там есть. Он выводит последнюю завитушку буквы N и вытирает губкой проступившую кровь, которая словно старается скрыть искусные линии. Ну как, получилось то, что надо?
Точно.
Карми делает из салфетки повязку и накладывает ее на орла и «Японию». Движением ловким, как у продавца, пакующего товар, он бинтует моряку руку.
Моряк встает и натягивает бушлат. У дверей толкутся, глазея на происходящее, школьники худые, долговязые, с прыщавыми лицами. Не говоря ни слова, моряк достает бумажник, извлекает из него зеленую стопку и отстегивает Карми шестнадцать долларов. Деньги перекочевывают в бумажник мастера. Мальчишки отступают, чтобы дать дорогу выходящему из салона моряку.
Надеюсь, мой обморок не очень вам помешал?
Карми ухмыляется.
А как вы думаете, для чего я держу под рукой нюхательную соль? Здесь иногда и здоровых мужиков вырубает. Некоторых подбивают прийти дружки, а потом не знают, как отсюда выбраться. Сколько таких рвало вот в эту корзину.
С ней никогда такого не было, говорит Нед. Она и раньше видела кровь. При рождении детей. На корриде. И так далее.
Вы все на нервах. Карми предлагает мне сигарету, я беру, другую берет он сам, Нед тоже не прочь покурить, а мистер Томолилло благодарит и отказывается. Взвинчены вот в чем дело.
Почем сердце? Голос принадлежит стоящему перед салоном мальчугану в черной кожаной куртке.
Его товарищи подталкивают друг друга локтями и по-щенячьи визгливо посмеиваются. Мальчуган растягивает рот в улыбке и тут же краснеет, как и россыпь прыщей у него на лице.
Сердце с завитком снизу и чтобы поверх завитка имя?
Карми откидывается в крутящемся кресле и просовывает большие пальцы рук под пояс. Сигарета свисает с его нижней губы.
Четыре доллара, говорит он, не моргнув глазом.
Четыре доллара? Голос мальчугана меняется, он недоверчиво замолкает.
Все трое, сгрудившись, перешептываются между собой.
Здесь нет ни одного сердца дешевле трех долларов. Карми не испугать плотно сжатыми кулаками. Если хочешь розу или сердце изволь заплатить. Сколько надо, столько и плати.
Мальчуган нерешительно колеблется перед прейскурантом с изображениями сердец мощными сердцами, сердцами, пронзенными стрелой, сердцами в венке из лютиков.
А сколько стоит наколоть только имя? спрашивает он дрогнувшим голосом.
Один доллар. Тон Карми предельно деловой.
Мальчуган протягивает левую руку.
Я хочу Руфь. Он проводит воображаемую линию через левое запястье. Вот здесь Если что, закрою его часами.
Двое его друзей, стоя в дверях, громко гогочут.
Карми указывает на стул и кладет недокуренную сигарету на стойку между баночек с красками. Мальчик садится, учебники покачиваются на его коленях.
А если захочешь поменять имя? задает как бы в пространство вопрос мистер Томолилло. Зачеркнешь и напишешь сверху другое?
Можно носить часы поверх старого имени, предлагает Нед, тогда будет видно только новое.
А потом еще одни часы, говорю я, если появится третье имя.
И так до тех пор, кивает мистер Томолилло, пока вся рука до плеча не покроется часами.
Карми сбривает редкие неряшливые волоски на запястье юнца.
Тебе от кого-то здорово достанется.
Мальчуган нервно смотрит на запястье и нерешительно улыбается эта улыбка явно сквозь слезы. Правой рукой поправляет учебники, стараясь удержать их на коленях.
Карми заканчивает разметку имени Р-У-Ф-Ь на запястье и держит иглу наготове.
А тебе не поздоровится, когда она это увидит.
Но мальчуган уверенно кивает: мол, продолжайте.
Но почему? не понимает Нед.
Попробуй сделать себе тату. Карми строит гримасу крайнего отвращения. И только одно имя! «Это все, чего я стою?» скажет она. Ведь ей хочется роз, птиц, бабочек Иголка вонзается в руку, и мальчик вздрагивает, как жеребенок. А если наколешь больше тату, чтоб доставить ей удовольствие, роз
птиц и бабочек, подсказывает мистер Томолилло.
она скажет голову даю на отсечение скажет: «Стоило на это выбрасывать деньги?» Карми быстро промывает иглу в чаше с антисептиком. Женщин не переспоришь.
Несколько скупых капель крови проступает на четырех буквах таких простых и черных, что кажется, это просто надпись, сделанная чернилами, а не татуировка. Карми накладывает узкую повязку поверх имени. Вся операция длится не более десяти минут.
Мальчуган выуживает из заднего кармана мятый доллар. Товарищи ласково хлопают его по плечу, и все трое вываливаются за дверь, подталкивая и сбивая с ног друг друга. Несколько прильнувших к окну лиц мгновенно растворяются под взглядом Карми.
Неудивительно, что малыш не захотел татуированное сердце что ему с ним делать? Уже на следующей неделе, поверьте, он прибежит с просьбой наколоть Бетти, или Долли, или еще какое-нибудь женское имя. Карми вздыхает, подходит к картотеке, извлекает оттуда пачку фотографий их он не вешает на стену и пускает по кругу. Хотелось бы мне сделать одну особую татуировку. Карми откидывается в крутящемся кресле, упершись ковбойскими ботинками в картонную коробку. Вот бабочка. У меня есть картинки охоты на кроликов. Женщин с ногами, обвитыми змеями и ползущими все выше, но я срубил бы кучу бабок, если б изобразил бабочку на женщине.
Какую-нибудь необычную бабочку? Нед смотрит на мой живот, словно это какой-то ценный пергамент.
Дело не в том что, а в том где. По крылышку на каждом бедре. Бабочка, сидя на цветке, все время слегка трепещет крылышками. И тут, при малейшем движении женщины, крылья ходят туда-сюда, туда-сюда. Мне так нравится этот образ, что я сделал бы тату практически бесплатно.
Я представляю себе бабочку, увеличенную в десять раз, тогда ее крылья протянутся от тазовой кости до коленной чашечки, но сразу отбрасываю эту мысль. Она хороша, только если тебе до ужаса надоела собственная кожа.
Многие женщины просят наколоть бабочку именно в этом месте, продолжает Карми, но ни одна не согласится на фотографию после окончания работы. Даже без лица просто от талии. Не думайте, что я не спрашивал. Можно подумать, что все в Штатах сразу же поймут, кто изображен на фото.
А не могла бы это сделать ваша жена? отваживается на рискованный вопрос мистер Томолилло. Ради семейного бизнеса.
Лицо Карми болезненно морщится.
Нет, качает он головой, и в его голосе сквозит давняя горечь и сожаление. Нет, Лора даже слушать об этом не хочет. Мне казалось, что со временем она привыкнет и приспособится к моей работе, но этого не происходит. Иногда я даже думаю: для чего мне все это надо? Тело Лоры остается таким же белым, как и при рождении. Она ненавидит татуировки.
До этого момента я предвкушала как же это было глупо! будущие дружеские встречи с Лорой в салоне Карми. Я представляла себе гибкое, податливое тело: на каждой груди готовая вспорхнуть бабочка, на ягодицах цветущие розы, на спине стерегущий золото дракон, а на животе Синдбад-мореход в шестицветной красе. Весь жизненный опыт, думала я, изображен на этой женщине по ней можно изучать саму жизнь. Как же я ошибалась!
Мы вчетвером сидим и молчим, утопая в сигаретном дыму, когда в салон входит упитанная, крепкая женщина, а за ней мужчина с сальными волосами и мрачным, высокомерным выражением лица. На женщине шерстяной пиджак цвета электрик, застегнутый под самый подбородок; розовый платок не скрывает блестящих белокурых волос и высокой прически помпадур. Она садится на стул у окна, не обращая внимания на «Голгофу», и пристально смотрит на Карми. Мужчина стоит рядом и тоже не спускает с Карми строгого взгляда, словно ожидая, что тот выстрелит без предупреждения.
Какое-то время сохраняется напряженное молчание.
А вот и моя жена, произносит Карми любезно, но как-то безучастно.
Я бросаю на женщину еще один взгляд и встаю со своего удобного места на ящике за плечом Карми. Сторожевая стойка вошедшего мужчины наводит меня на мысль, что он либо брат Лоры, либо ее телохранитель, либо низкопробный детектив, действующий по ее указке. Мистер Томолилло и Нед в едином порыве направляются к двери.
Нам пора, бормочу я, так как все остальные молчат.
Попрощайся с людьми, Лора, просит Карми жену.
Мне жаль Карми, я испытываю неловкость за него. Энергия покидает мастера, и веселая говорливость тоже.
Лора не произносит ни слова. С коровьим спокойствием она ждет, когда мы трое уберемся. Я представляю себе ее тело мертвенно-бледное и полностью обнаженное, тело женщины, по-монашески невосприимчивой к ярости орла, страсти розы. А со стены зверинец Карми ревет и вожделенно пожирает ее глазами.
Дочери Блоссом-стрит
Так случилось, что мне не нужны предупреждения об ураганах в семичасовых новостях, чтобы понять, что меня ждет плохой день. Когда я иду по коридору третьего этажа больницы к своему кабинету, то первым делом вижу у двери карты пациентов они появляются там так же регулярно, как утренние газеты. Сегодня стопка тощая, а поскольку четверг у нас полный рабочий день, я понимаю, что придется потратить добрых полчаса, звоня на разные посты регистратуры, чтобы отловить недостающие карты. Несмотря на раннее утро, моя белая блузка на пуговках уже не кажется такой отутюженной, и я чувствую под мышками влажные местечки. Небо за окном низкое, туманное и желтое, как в Голландии. Я толчком открываю одно из окон, чтобы проветрить кабинет, но ожидаемого эффекта это не дает. Воздух неподвижный, тяжелый и сырой, как в прачечной. Я разрезаю бечевку на папках с записями, и с первой из них на меня смотрит красная печать: умер. умер. умер.
Я пытаюсь заменить буквы, чтобы прочитать: оглох[25], но это невозможно. Не могу сказать, что я суеверна. Пусть даже чернила на истории болезни и выглядят ржавыми, как засохшая кровь, но они всего лишь говорят, что Лиллиан Алмер умерла и номер девять-один-семь-ноль-шесть вычеркнут из списка живых раз и навсегда. Грим Билли на девятом посту снова перепутал номера не нарочно, конечно. Тем не менее темное небо и признаки урагана на побережье, становящиеся все явственней с каждой минутой, говорят мне, что Лиллиан Алмер, мир ее праху, сделала все, чтобы мой день не задался.
Когда приходит моя начальница мисс Тейлор, я спрашиваю ее, почему не сжигают истории болезни людей с Блоссом-стрит, чтобы освободить место в картотеке. Если болезнь представляется интересной, отвечает она, историю сохраняют, чтобы вести статистику пациентов, которые живут с ней или умирают.