Мой конь розовый - Надежда Александровна Белякова 7 стр.


 Я в штабе за тебя замолвил слово Готовься к следующему вылету Оставили тебя в списке. Понимаешь, желающих полететь стрелками лишек. Летчиков нехватка

Я промолчал. Не моральная компенсация ли за мою скромность по поводу взрывателей? Да нет вроде Мы давно в приятельских отношениях. Пусть он старший техник-лейтенант, а я всего старший сержант Покурим, посидим молча вместе. А то о чем-то поговорим таком, что не ведает наше тревожное «вернутся не вернутся».

 Кончится война демобилизуюсь Мне бы по возрасту уже пару больших звезд носить, а вот все еще старлей заговорил инженер Я ведь и в самом деле инженер. Штатский! Не пропаду на гражданке! А то армия как женщина Насильно мил не будешь. А почему одного любит, а другого нет пойди спроси у нее!

Инженер плюнул на окурок, усмехнулся и тщательно, вращая ногу, втоптал его в землю. Он, видимо, счел неполной свою исповедь. Задумался, потом добавил, доверительно обернув ко мне свое бледно-желтое, в первых морщинах, лицо.

 Выскакиваю!.. Не любит этого армия! А, признаться, люблю больше бомбовое вооружение Надежней, эффектней Да ведь мы так и называемся: бомбардировочная, стратегическая Стрелковое вооружение так себе. Аккомпанемент, не больше Я, знаешь ли, был старлеем еще до войны! Разжаловали. Потом до капитана дошел опять разжаловали!

Это было новостью для меня. Тишайшего нрава человек, весь в службе своей и вдруг: дважды разжалованный Такое услышишь от редкого летчика-лихача, который все же заставит себя назвать летчиком-асом! И то сказать больше в истребителях такие.

Я был весь любопытство. Выждав с достоинством, инженер принялся рассказывать

 Еще до войны, в Белоруссии стояли Все каша да макароны. Мясные, конечно, блюда Аэродром возле реки Вилия. Рыбки ребятам захотелось. Сел я в лодку отвез пару бомбочек в середину кричу хлопцам: «тяни!» Меня к берегу а река как ухнет да таким смерчем в небо метнулась. А внизу, по течению наши: с бреднями Хороша была рыбка! Но вот незадача. Рыбачья артель план не выполнила, стали искать Дохлой много брюшком кверху. Начальство, то да сё Подать Ляпкина-Тяпкина Разжаловали

Потом во второй раз. Уже война шла. Полеты днем и ночью. Лётный состав хоронить не успеваем. А тут мороз под сорок. Ёлки-моталки долбим земной шар, искры под ломами, а ямки все нет. Земля, что ДОТ!.. Вот я и предложил бомбочкой. Людей пожалел. Мыслимый ли труд!

Да вот пожадничал Надо было одну да поменьше А я две пятидесятикилограммовые тушки. Те, что на центроплан вешаем. Опять переборщил. Все кладбище оградки, кресты, гробы все к богу, в небо метнулись. То небо против земли, а то земля дала небу сдачи Такая, стало быть, молитва

Ну, и мне от бога, знать,  досталось на орехи. Во время войны с религией, с попами политика была. Лучше не связывайся! Опять разжаловали Вот и вся моя карьера

 А чем на гражданке, после войны, промышлять будешь? Как без бомбочек любимых жить-то будешь?

 Хорошо жить буду! В гробу я их видел эти бомбочки Ну их! Я ведь химик. Когда-то на Кемеровском химкомбинате работал В лаборатории. Тишина! Радио выключал, чтоб услышать, когда колбочки закипают Люблю тишину!

 Тишина, ты лучшее, из всего, что слышал

Инженер удивленно на меня посмотрел. Что-то, мол, непонятно вдруг заговорил я. Я заметил: «Пастернак! Поэзия!» И он тут же закивал головой. Мол, сразу все понятно стало. То есть, мол, поэзии ей так и положено быть непонятной. Даже таинственной. Чтоб уважали.

И словно почувствовав эту тайну поэзии, смежил14 веки, помолчал. Но, видимо, счел все непозволительными отвлечениями на войне, вдруг распрямился и зашарил в брючном кармашке у пояса. Он достал свою «луковицу»  «Кировские», Первого Госчасзавода. Только было собрался затревожиться как до слуха, с Запада донесся гул моторов, ежесекундно нарастая. Это была первая радость и она, точно посадочный прожектор ночью, полоснула по невзрачному лицу инженера. Первая, главная, радость, за которой еще стояло и последнее сомнение: все ли экипажи возвращаются. «Один Два!.. Три!!!»  оба вслух считали мы. Все звено возвращалось целым из боевого задания. Мы кинулись в объятия друг друга, радуясь, как дети, и что-то невообразимое выделывая ногами.

Механики спешили к самолетным стоянкам.

Морось

Уже вторые сутки моросит дождь, в столовой запотели окна, допоздна горит утром свет, а все равно в зале сумрачно и уныло. Обычно после завтрака все разбредались гулять, а теперь всё чаще остаются за столиками с неубранной посудой, вяло о чем-то беседуют с теми, с кем сидят за одним столиком в столовой.

Администрация обдумчиво расписывает каждый новый заезд, стараясь, чтоб за каждым столом пришлось по двое мужчин и по две женщины. Хочешь не хочешь изволь по возможности ухаживать за своими закрепленными дамами, разговаривай, передай горчицу или соль: веди себя подобающе

 Я смотрю, битки вам не по нутру,  за угловым столом, чуть закрытом колонной и поэтому кажущимся самым укромным в зале, говорит романисту, своему соседу по правую руку, писательница-документалистка.  А вы напрасно так! Они для желудка полезней, чем целое мясо! Ведь мясо пропущено через мясорубку!.. Желудок легче переваривает.

Романист, к которому обратилась соседка, морщится. Он в еде аскет. Ест все, что дадут, но мало. Он вообще не любит разговоров про еду. Женские темы! Да и вообще о чем здесь можно разговаривать. Еда потребность. Кой-как удовлетворил ее и занимайся делом! Если не гуляешь для здоровья сиди в номере, пиши свой роман. К тому ж словеса «Желудок» «Переваривает»

Видно, так уж на роду написано: одним крутить романы, другим писать романы Писать, конечно, занятие скучное. Главное, никогда не знаешь, что и как напишется! Ведь нет здесь готовых выкроек А то вдруг застопорит дело. Самого тошнит от написанного. Того и глядишь, всю рукопись свернешь трубочкой, и через колено, и в мусоропровод. Вместо камина Вместо печи огненной Тоже неплохо

Вот и уговариваешь себя, что надо гулять. Для здоровья. Мол, за этим, главным образом, приехал

Сидящий против романиста поэт он как раз не писал, а крутил романы (конечно, не с застольными дамами, с другими, с которыми на людях лишь раскланивался) толкует своей соседке, бывшей поэтессе, ныне сценаристке, о том, что он «ни чохом, ни граем»15 не ведает, каким он пишет размером, когда пишет свои стихи! Он демонически поднимает брови над очками, сам удивляясь своему неведенью. «Скажем, когда женщина беременна она точно знает: мальчик или девочка?».

Дама-сценаристка и бывшая поэтесса потупились. Поэт спохватился допустил бестактность. Дело не в самом этом слове «беременность», а в том, что не должен произносить он при тех женщинах, которым в жизни это не дано было. Вот и вторая, документалистка, тоже насторожилась, забыв вдруг о преимуществах битков перед «целым мясом». Стало быть, он и вправду неосторожно коснулся их, женского, тотема. Он впервые заинтересованно глянул на дам-соседок. Та пожилая, наверно, за семьдесят, а волосы крашены, губы накрашены. После чая на чашке, где пила, след от этой жирной помады Эта вроде бы помоложе, но палец о палец не ударит, чтоб что-то в ней напоминало о возрасте, вообще, что она женщина. Какая-то тусклая, мосластая, тоже, вроде него самого, в очках Все на ней висит ходячая вешалка в очках

Поэт умолк, принялся наблюдать за романистом. На губах поэта едкая улыбочка. Посмотрю-ка я, уважаемый романист, как ты сегодня отбиваться станешь от документалистки с ее битками! Поэт был бы рад, чтоб у них вышла, как обычно, перепалка!.. Пусть он, этот старый ворчун, учится обхождению с женским полом. И почему он один должен занимать дам за столом? Подряжался, что ли?

Романист и документалистка явно невзлюбили друг друга. Им это подчас и скрывать не удается. Она дама с претензиями, требует к себе внимания, а как раз этого в романисте она не встретила. Она считает его высокомерным. Он ее бездарной и старой кривлякой. Эти крашеные волосы, эта помада на губах! Главное вечно об одном и том же о еде! А то еще о своей собаке! Демонстрирует этим свое умение жить, свою положительность. Мол, во всем, во всем недооценена

Ведь нет семьи, вообще никого. Одна с собакой! Как она тревожится за свою собаку! Поручила бедняжку за плату, конечно совершенно чужим людям. Разве за ней будет должный уход? Разве для них она такая же родная! Жаль неправильно это!  что не разрешают в Дом творчества с собакой!

 И вот чай не допили! Чай тоже очень полезен для желудка! Он тонизирует работу желудка!

 Кто не работает физически, тот вообще должен поменьше есть,  наконец процедил романист. Не столько документалистке, сколько вообще. Как сентенцию. Куда-то в вечность изрек. Может, это одна из фраз романа, рукопись которого лежит у него на столе? Застопорилось все на 67 странице. Роковая страница Мы стареем от еды Уже сам организм тратится на пищеварение

 Нет, что ни говорите, желудку важно и что, и сколько! И еще вовремя! Желудочный сок

 Пойдемте,  прерывает документалистку романист, обращаясь к поэту.  Дождь все одно будет моросить. Уже погоды не будет

 Да, гулять нужно в любую погоду,  говорит, поднимаясь, поэт. Уж лучше под дождь, чем здесь, с дамами, толочь в ступе воду.

 Может, и мы прошвырнемся по парку?  обращается документалистка к сценаристке, которая наполняет, как всегда, свой термос из чайника, стоящего рядом, на отдельном столике. Она внимательно следит за струей из носика чайника. Жемчужно-серебристо блестит край «сосуда Дьюара», стеклянное горлышко термоса. Сценаристка молчит. Она согласна. Она всегда со всеми согласна. Она словно спит на ходу. С нею старухе, видать, удобно. Или даже находит в ней некоторое утешение за разлуку с «родной собакой»

 Они, какие-то жалкие говорит на улице поэт.

 Каждая жизнь по существу жалка. Ведь, если вдуматься, живем и умираем дураками Ниче-го не понимаем! В чем смысл нашего прихода на свет? Нашей жизни, нашей смерти? Даже Толстой ничего тут не понял по существу А женщин не жалейте!.. Вот уж они не чувствуют себя жалкими. Не мучаются подобными вопросами Чувствуют уверенней свое место на Земле Мировоззренческих и духовных катастроф для них как бы не существует. Любовь и пища Жизнь! Сомнения и «вопросы» не помогают борьбе за существование. Отвлекают. А женщине надо любой ценой выжить ей родить надо!..

 Упрощаете! Ведь сами говорите: «родить».

 О, да! Дети главное! Ими все и оправдано Перед этим все наши клеветы-наветы смолкают Но это осуществленная женственность. А эти две Чем они живы? Просто неосознанно, и так всю жизнь, эксплуатируют ресурс сил, отпущенный когда-то природой: на осуществление. Как двигатели всю жизнь на холостом ходу

 Если так, почему же вы Простите уж Неснисходительны к старой документалистке? Да, конечно, она бездарна Но, как вы говорите «Неосуществившаяся природа». Женщина!

 Номинально женщина! А ведь дура и мещанка! Все козыряет своим воспитанием! В детстве гувернантку имела! Французский и музыка! Это в двадцатых, когда я с голоду пух, лебеду жрал! Видите мои ногти? Косится. Осуждает! А попробуй их теперь отмыть. Перед прибытием сюда решил внукам валеночки подшить. Где теперь подшить? Аристократами все заделались. Выбрасываем! Нет, я не так воспитан. Могу купить новые? И что же пошлость это выбрасывать! И в мастерской не принимают. То да сё Умеем мы все поговорить вместо того, чтоб взять и сделать! Слушайте, почему мы труд не любим прежде всего ради его самого? Значит, нет чувства мастерства! Ведь вот мы, я да вы, разве ради денег пишем? Если б в два раза меньше платили бы ушли б в скорняки? Кошек в еноты перекрашивали бы? Ломом череп проламывали б собакам на шапки по пятьдесят рэ? Куда, куда исчезла любовь к мастерству?.. А это я дратву16 делал, битумом ваксил Доморощничал17. Подшил! Вот она и косится грязь под ногтями! Плебей я А во мне еще злость двадцатых живет! Я от НЭПа ничего хорошего не видел. Кроме голода В городе даже выгребные ямы чистил Плебей я!.. Потом и трактористом, и на стройках работал. А она мне «У вас женские образы грубые»! А видел я их тургеневских барышень? Выдумывать? Да и дура она. Это она душевно-грубая! За столом «желудок»! Не скажет «помылась», а «подмылась». Одна буква, а во мне все внутри перевернулось!.. Вот вам французский и музыка, и гувернантка! Неумная, даже нехитрая, чтоб глупость скрыть. Зато какая самоуверенность что, мол, не скажет, и дельно, и умно! Вот они, наверно, плоды воспитания и гувернантки! Ты пуп земли, ты лучше других! А труд, умелость, мастерство наоборот учат: ты не лучше других! А труд, умелость, мастерство наоборот учат: ты не лучше других, ты человек среди людей, для людей Понимаете? Я едва не сбежал из столовой, когда о своем кобельке стала рассказывать. Как ему «невесту»  это у них, у собачников, так называется по телефонным объявлениям приискивала Не знаю, как вас меня тошнит от этой мещанской разнузданности! Нет, не эстет, не чистоплюй во мне бушует Наоборот, весь опыт прошлого, вся моя трудовая антимещанская биография! Зачем, зачем мы это позволяем? Милиция где? Общественность где? Дети в этом принимают самое активное участие! Мы в детстве пасли коров, но к быку, чтоб «покрыл» неотгулявшую корову, чтоб яловой не осталась, чтоб доиться не перестала ни ребенку, ни подростку это не поручалось Да и с пастухом на эту тему иносказательность, самое «резкое»: «отгуляла» Это уж потом, зоотехническое, так сказать, «покрытие» пошло Мы, дети, все знали, конечно, но знали, что «об этом»  распространяться непристойно! Это о корове-кормилице! А теперь по поводу собак Какая-то всепозволенность! Школьники, девочки, мальчики, смотрю, сосредоточенно созерцают эти собачьи свадьбы. На выгулах своих обожаемых собак! Вдумайтесь, объективно, это собаколюбие очень это дурной симптом. Мерзопакостность. Мещанская спесь. Троекуровщина. У кого эта «собачья любовь», «собачий культ» в гости не пойду. За стол обедать не сяду. Нет уж, без меня, аристократы. Дамы с собачками. Хамы с собаками

Ведь и вторая, дюдя18 эта собачница! Тоже кобеля держит! Ну, одиночество, бессемейственность Мало ли как жизнь женская складывается И то сказать, раньше этого почти не было! Особенно у крестьян, в деревне. Любую пристраивали. Рябая ли, кривая ли, сиротка и бесприданница На худой конец за вдовца с детьми. А в общем осуществляй свое женское назначение! Рожай детей, воспитывай детей Мир об этом заботился в первую голову. Замуж выдавал, если уж родителей нет Главное дети, не кобельки! Это же подумать надо время и душу отдавать собаке! И как на это смотреть настоящему труженику? Вот дюдя и рассказала нам вы в город тогда уехали что ее кобель «хорошо пристроен». Мать из деревни выписала чтоб кобеля выгуливала! Повезло матери! Это же надо Ребенка из приюта взяла б, как в старину делалось!.. Слушайте, что ж это с нами творится? То есть, с женщиной? А скажи, сразу в ответ: «Это вы нам такую жизнь устроили». Мы им обеспеченность, независимость, свободу, так сказать,  а они все это коту, то есть, псу под хвост. Да еще как ловко устроились вы во всем, мужчины, виноваты! Может, мы в самом деле виноваты? Нетребовательная доброта беспринципна и вредна Джинсы натянут выводят своих собак на выгул будто важнейшее дело делают! Доблесть! Изволь смотреть и умиляться! Хороший тон улыбаться собакам. Детей, в коляске ли, на руках ли, не замечают. Собачками умиляются. Аристократизм мещанский!

Назад Дальше