Заметив его напущенную важность, я улыбнулся и сказал:
Да, ладно тебе, Петрович, не на допросе расслабься.
Я наполнил стопки коньяком и предложил товарищу. Он не отказался, и мы уже скоро закусывали спиртное дольками лимона. По нам было заметно, что мы оба оттягивали этот непростой разговор, который, как нам казалось, должен был расставить все на свои места.
Скажи мне, Паша, начал я после небольшой паузы, почему ты, будучи хорошим и преуспевающим специалистом в области психологии, вдруг бросил практику и оставил службу? Как можно совместить твои знания и научные труды с крематорием?..
Петрович промолчал, а я продолжал задавать вопросы:
Скажи мне, пожалуйста, каким боком мистика, эзотерика и всякое в этом роде, можно отнести к психологии человека? Я читал твои работы и мне было интересно и любопытно, но одного я понять не могу, какое отношение крематорий имеет к твоему увлечению?
Ты, Виктор Иванович, задал уже много вопросов, вдруг прервал меня Петрович и, встав из-за стола, продолжил, и каждый из них заслуживает достойного ответа. Но это, согласись, не та тема, о которой мы сейчас должны с тобой говорить. Но чтобы тебя не обидеть, я тебе все же кое-что расскажу о своем поступке
Петрович потянулся к бутылке и вдруг спросил:
Виктор Иванович, а твоя мама давно умерла?
Давно, когда я был еще ребенком, а что?
Значит ты детдомовский сирота?
Почему? Возразил я, меня бабушка вырастила.
Ты, Витя, сейчас о себе рассказываешь или о журналисте?
Я задумался, а Петрович продолжил:
Вот видишь, то что было не с тобой ты помнишь
Ты, Виктор Иванович, большой феномен исключительная личность. И для нас смертных твое уникальное воскрешение это просто чудо или мистическое явление. Но мы с тобой отвлеклись, продолжал Петрович, ты вот лучше послушай небольшую историю из моего детства, которая и повлияла на всю мою дальнейшую жизнь.
Мне тогда было лет пять шесть, когда из деревни к нам в гости приехал мамин брат. За столом они долго вспоминали свое тяжелое детство и своих родителей. Потом они пели песни о Сибири и о ее больших реках. Вдруг дядя Федор взял гитару и, ударив пальцами по струнам, запел грустную песню о маленьком мальчике у которого умерла мама. Малыш, не понимая случившегося, трогал ее руками и всячески пытался разбудить. Но мать его не слышала, она умерла.
Петрович уронил слезу и вдруг тихо запел:
«Мертвая в доме, лежит у иконы,
Тяжкую долю не смогла пережить,
А маленький мальчик к ней тянет ручонки,
И хочет он маму свою разбудить».
Мы помолчали и Петрович продолжил:
Так вот. Этот жизненный сюжет сильно запал мне в душу. Я стал сильно бояться, что моя мама умрет и я потеряю ее навсегда. С годами страх ушел, но пришла тревога за ее здоровье. После того как мы похоронили отца, мама сильно заболела. Она, замечая мои переживания, часто успокаивала меня и обещала держаться. Но вскоре, после очередного приступа, ее разбил паралич, и она умерла.
К тому времени я уже был юношей и оканчивал школу. У гроба матери я поклялся, что непременно стану врачом и буду спасать людей. Все так и получилось, я окончил институт и стал врачом терапевтом. Но поскольку я серьезно увлекался психологией, учебу я не оставил и получил квалификацию психотерапевта. Потом была практика в Афганистане, на Кавказе и в спецподразделении ФСБ.
Много передо мной прошло людей с психологическими травмами, много я слышал историй, леденящих душу, я не один раз беседовал с уникальными и удивительными людьми, которые могли уходить в астрал и которые побывали в других мирах и измерениях. Да, что там говорить, много всего познавательного и интересного я узнал за время своей практики. Поэтому меня и заинтересовала эзотерика. Я стал много читать об истории ее происхождения и мечтать об астрале.
Эзотерика это вера в потусторонние силы? Спросил я, умышленно перебивая Петровича, чтобы вернуть его к главной теме.
Это не только силы, Виктор Иванович, поправил меня Петрович, это потусторонняя жизнь, параллельные миры. Все, что мы здесь называем мистикой, там это нормальное явление. И я тебе скажу, что только избранные могут попасть туда, только люди, обладающие уникальными способностями, впадая в транс, уходят в астрал.
А, как же Бог? Опять перебил я Петровича, ведь церковь не признает такого учения, это противоречит ее каноном. Или ты в Бога не веришь?
А, кто придумал эти законы? Раздраженно спросил Петрович, кто Бог? Я верую в Бога и знаю все десять Его заповедей и там ничего не сказано о том, в чем нас заверяет церковь.
Петрович соскочил с места и стал ходить по периметру кухни.
Эзотерика, мистика это только название догадок и выдумок человека, это заключения людей, которые только подозревают о существовании других миров, других существ в облике человека.
Петрович возбужденно стал рассказывать о людях, которые только прикоснулись к этим тайнам. Было заметно насколько важна для него была эта тема и уже скоро мне было совсем нетрудно догадаться почему он бросил свою практику в медицине.
Успокоившись, Петрович присел на стул и спокойно заявил:
Душа человека истинная тайна всей жизни. И спасать, Витя, надо не тело, спасать надо душу, именно она живет во всех мирах.
Поэтому ты и оставил медицину? Спросил я.
Петрович как-то непонятно кивнул головой, а я продолжил:
Но причем здесь крематорий?
О-о, это совсем другая история, ответил он, а я вдруг заявил:
А я, кажется, знаю. Ты общаешься с душами умерших?..
Нет, Витя, я их только слышу.
А крематорий то место где ты пытаешься с ними наладить контакт? Продолжал я удивлять Петровича своей проницательностью.
Здесь ты угадал, согласился Петрович, это самое лучшее место, где я могу не только замечать, но слышать их голоса. Прежде чем попасть сюда, я пробовал это делать и на кладбище, и в морге, и даже на войне после боя, но более благоприятного места я не нашел.
И все-таки, как-то странно, ухмыльнулся я, в крематории, где огонь превращает людей в пыль? Что здесь можно услышать?..
Не скажи, Виктор Иванович. Тут бывает такое услышишь, что ни то что мурашки выскакивают, мозги вылезают наружу
Я опять ухмыльнулся, а Петрович меня упрекнул:
Ты же в своем романе хорошо описываешь, как души умерших прощаются со своим телом. В его первой части или ты забыл? А здесь, Виктор Иванович, не кладбище не могила и крематорий наш, как ты успел заметить, далеко не элитный, тут контингент разнообразный и бомжи, и бандиты, и всякие, которых приговорили к забвению
Я приятно удивился упреку Петровича и сказал:
А ты хорошо запомнил главы из романа, наверное, интересно?
Не скромничай, Виктор Иванович, роман у тебя получился интересным и познавательный. Есть над чем задуматься, о чем поспорить и над чем поплакать И вообще, Витя, мне кажется, что мы сейчас с тобой спорим ни о чем. Ты же сам в романе рассказываешь нам о том, что будет после жизни. Ты утверждаешь, что смерти нет, что она только фаза перехода из одной жизни в другую. А не кажется тебе, Виктор Иванович, что об этом самом говорит и эзотерика, в увлечении которой, ты меня упрекаешь. И если хочешь знать, то твой роман для читателя мистическое произведение и в книжном магазине он будет стоять на полке в разделе мистика, а не философия. Так что давай не будем терять попусту время и вернемся к нашей незнакомке.
Я выслушал бурную речь Петровича и предложил выпить.
Он согласился и разлив остатки коньяка по стопкам, спросил:
Ну, и что она тебе сказала?
А ты знаешь, Паша, а разговора, как такового, и не было.
Это, как же? Удивился Петрович.
А так Я вдруг понял без слов, что она дочь журналиста. Подтверждением тому стала татуировка на ее на руке, такую же я видел и у Алины. «Out side» было написано у ее на предплечье.
«Out side» это что? Спросил Петрович и сразу же стал переводить. Снаружи, вовне, извне, за
За пределами! Добавил я и мой товарищ соскочил с места.
Правильно! За пределами! Воскликнул он. За пределами возможного Все сходится, она из будущего, она из другого мира.
А чему ты радуешься, Петрович? А как же твоя любовь?
Ты, Виктор Иванович, сейчас нехорошо пошутил. Со своей любовью я опоздал на целую жизнь, и я об этом знал и догадывался.
После недолгих размышлений мы перебрались в мою рабочую комнату и Петрович, подойдя к раскрытой рукописи, спросил:
Она роман смотрела?
С него собственно все и началось
Что началось, Витя?
Я не ответил ему на вопрос, а только задумчиво произнес:
А может этот роман и есть вход в параллельный мир?..
Чего? Удивился Петрович и подскочил на кресле.
Может это проводник, способ связи с потусторонним миром, продолжал я, еще больше интригуя Петровича. Ведь не зря я написал этот роман, не зря здесь журналист и эта загадочная незнакомка.
Может ты мне все-таки расскажешь, что у тебя здесь произошло? Возбужденно заговорил Петрович.
Конечно, все расскажу, ты не переживай, Паша, ответил я и, похлопав товарища по плечу, усадил его обратно в кресло.
Я не обманул Петровича и начал рассказывать ему свои ночные видения с самого начала. Как я встретился с маленькой Алиной в сквере, о том, как долго мы гуляли с ней по его осенним аллеям и про то, как она вдруг оставила меня, войдя в красный куст. Я не утаил от него и то, как необычное растение с красной листвой, раскачивая своими ветвями, издавала звуки небесной музыки. Напомнил я ему и о встречи с ним, у заброшенного здания кафе.
Петрович меня слушал внимательно и не перебивал, а я напомнил ему о его ночном звонке на стационарный телефон.
Да, не звонил я тебе! Возразил он, а я продолжил:
Как же так, Петрович? Ты же мне сообщил, что встречался с незнакомкой, а мне посоветовал дожидаться ее дома.
Не звонил я, ей Богу! Оправдывался Петрович.
Да, ладно, это теперь не столь важно, ответил я и продолжил, важно то, что она вскоре появилась у меня в комнате, и взялась она, Павел Петрович, ниоткуда
Петрович замер в ожидании рассказа, а я подошел к столу, где лежала рукопись и, указывая на стул у компьютера, заявил:
Вот здесь она сидела и смотрела рукопись романа. Мы долго молчали. Я не решался нарушить паузу, а она, повернувшись ко мне, сказала, что там, где речь идет о переживаниях журналиста, желательно включить его стихотворение, адресованное его дочке.
Что за стихотворение? Осторожно спросил Петрович, будто боялся сбить меня с темы, это то четверостишие, что ты мне читал?
Нет, это другое, ответил я и продолжил, есть у него небольшое стихотворение, посвященное Алине. Конечно, это далеко не Лермонтов и не Блок, но за душу берет. Да, я тебе его сейчас прочитаю.
Я стал рыться в бумагах на столе, а Петрович спросил:
А, что тебя толкнуло написать свой роман? Ты же не писатель?
Большое желание рассказать людям, то что я узнал за время пребывания в другом мире. И это, Петрович, даже не совсем моя воля, это скорее наказ, пожелания сверху А писателем я уже был, был и поэтом, я даже помню некоторые свои произведения, правда это было давно. Тогда, когда я страстно любил одну женщину.
Ты любил? А ну, расскажи.
В другой раз, Павел Петрович, а сейчас лучше послушай стихотворение нашего журналиста.
Я взял листок и стал читать:
«Еще дышу и все мечтаю,
Что ты придешь и надо мной,
Мой луч надежды замерцает,
Я буду знать, что ты со мной!
Но время быстро пролетает.
Дышать и жить мне все трудней.
Надежда встречи увядает,
И растворяет образ твой.
Ты с каждым днем все дальше, дальше,
Тебя теперь мне не догнать.
В твоих словах все больше фальши,
Мне лучше б этого не знать.
Ведь для меня ты добрый гений!
Мой лучик солнца золотой!
Мой воздух чистых вдохновений,
Моей надежды добрый звон!
Прощай любовь, прощай надежда.
Я больше жить так не могу.
Я ухожу и может вечность,
Вернет мне девочку мою!».
Мы помолчали и Петрович спросил:
Почему же он с ней не поговорил, не объяснился?
Я думаю, Паша, что он не хотел увидеть в ней то, чего боялся увидеть. А так она для него осталась доброй и лаской дочкой. Но они потом обязательно встретятся, он же не зря напомнил о вечности.
Да, Витя, ты не только хороший писатель и рассказчик, ты еще большой философ и психолог, это я тебе, как специалист говорю.
Я, конечно, польщен твоими комплиментами, но давай, Павел Петрович, вернемся к нашей загадочной незнакомке.
Ну, и чем закончилась ваша встреча? Спросил Петрович.
Закончилась она, Паша, так же внезапно, как и началась. На прощание Алина взяла мою руку и вдруг заглянув мне в глаза, попросила прощения за эту глупую и высокомерную девчонку.
За Алину дочь журналиста? Спросил Петрович.
Я кивнул головой, а он поинтересовался:
И это все?
Потом она пообещала скорую встречу и подвела меня к окну. При свете луны я увидел необычный город с высокими домами и башнями. Он начинался сразу за нашим двором и тянулся до самого горизонта. Вдруг небо озарилось зарницей, и незнакомка исчезла. Шторы на окне закачались от сквозняка, а рукопись на столе, прошуршав листами, собралась в ровную стопку.
Я вздохнул и посмотрел на Петровича.
Он как-то украдкой посмотрел на роман и тихо заявил:
Но это же мистика! В это никто не поверит
А ты-то веришь?
Я? Переспросил Петрович, конечно, верю. Я видел твое воскрешение, я был свидетелем этого удивительного случая. Но люди?..
Для этого я и написал свой роман, Паша, написал от первого лица, как очевидец тех мистических явлений, как ты их называешь.
Петрович хотел мне возразить, а я продолжил:
Неважно сколько людей мне поверит и неважно на какой полке роман будет стоять в книжном магазине, главное в нем то, что он дает тему для размышления. И если хоть один человек, прочитав его, задумается и ему вдруг захочется делать добро, то тогда мистика и не такое великое чудо!.. Неправда ли, Петрович?
Петрович хитро улыбнулся и спросил:
И кем же тебе приходится эта прекрасная незнакомка?
Дочерью, только не мне, а журналисту. Хотя, Паша, должен тебе признаться, гуляя с маленькой Алиной по скверу, я почувствовал себя ее отцом и мне даже показалось, что это все уже со мной было.
Тебе это не показалось, Витя, заявил Петрович, это твоя очередная жизнь и журналист это ты, а Алина твоя родная дочка.
Ты так думаешь, усомнился я.
Я уверен. Ты же сам говорил о запоздалой любви, которая все равно настигнет ее в жизни. Что придет осознание потери и, что любовь сделает невозможное. Все так и получилось. Она пришла к тебе из параллельного мира, где тебя нет. Она нашла тебя здесь, чтобы признаться в своей любви. Но, как же она все продумала, ухмыльнулся Петрович, сначала маленькая и наивная девочка, потом высокомерная, но по сути еще глупая девушка и наконец зрелая, красивая и умная женщина. Ты меня понимаешь, Виктор Иванович?
Я ухмыльнулся доводам товарища и сделал ему комплимент:
Ты, Петрович, не только психолог, ты еще и хороший аналитик!
А ты, что только заметил? Удивился он и встал с кресла.
Он прошелся по комнате и спросил:
Что теперь будешь делать с Алиной, она ведь твоя дочь?
Ничего. Я для нее умер, поспешил я ответить.
И сам посуди, Паша, как я ей все это объясню, сам же говоришь мистика. Я думаю пусть все остается, как есть. Сейчас ее все устраивает и мое появление в ее жизни, только нарушить ее жизненный уклад и внесет определенные неудобства. Я ее видел и общался, Алине не нужен отец, не говоря уже о его чувствах. Так что, пусть она подрастет, поумнеет и может быть, когда-нибудь, прочитав мой роман, она сможет все осознать сама. Ведь этому не научишь.
Да, согласился Петрович, это приобретенное
* * *
Уже ближе к вечеру, когда мы с Петровичем допивали кофе, на мой мобильный телефон пришло СМС. Я не придал этому значения и, смакуя любимый напиток, не спешил открывать сообщение. Петрович, как-то встревожился и подхватив мобильник, протянул его мне.