Полумертвый от усталости, мучимый жаждой и голодом, он поехал на север, но в Канзас-Сити не задержался. Какая-то слабая, еще не угасшая надежда побудила его ехать дальше. В пяти милях от Лоренса его застали лиловые сумерки. Увидев белые шпили и красные черепичные крыши университета, мерцающие под горой Ореада, как маяки, Мэтт понял, на что надеялся.
Вот она, цитадель знаний, твердыня мировых истин, противостоящая темным волнам суеверия и невежества. Здесь, в здравой атмосфере мысли, логики и учености, он стряхнет с себя морок, лишающий его воли. Здесь он сможет мыслить яснее, действовать решительнее. Здесь он избавится от мстительного демона, сидящего у него на плечах. Здесь он обретет помощь.
В полном изнеможении он ехал по Массачусетс-стрит. Голод несколько притупился, но жажда не унималась. Мэтт помнил, что ел и пил где-то в дороге, но ничего не смог проглотить.
Неужели этому конца не будет? Неужели нет никакого выхода? Есть, конечно. Выход всегда есть. Был у Мэри ягненок
Чисто рефлекторно он въехал на парковку. Прежде всего надо поесть и попить. Ресторан заполняли летние студенты, парни в спортивных рубашках и слаксах, девушки в ярких ситцевых платьях и босоножках на плоской подошве.
Мэтт, покачиваясь на пороге, глядел на них мутным взором. Когда-то и он был таким, юным, сознающим, что это лучшие его годы. Теперь он измотанный, обреченный старик.
Он сел за столик, зная, что все его счастье осталось в прошлом.
Суп и молоко, сказал он подошедшей официантке.
Да, сэр. Голос звучал знакомо, но ведь они все одинаковы, юные голоса, и он не впервые здесь.
Вода из стакана полилась в горло, блаженно оросила желудок. Голод тут же вернулся надо бы бифштекс заказать, но это потом, после супа.
Мэтт, опять-таки без проблем, съел первую ложку.
Что, полегчало вам, мистер Райт? спросила официантка.
Эбби! Мэтт поперхнулся, закашлялся. Студенты оборачивались, и у всех девушек были лица Эбби! Он вскочил, едва не перевернув стол, бросился к двери и замер, держась за ручку.
Сквозь стекло на него смотрели налитые кровью глаза в черной бороде, чуть ниже виднелись широченные плечи.
А-а-а! Мэтт с криком подался назад и через распашную дверь ввалился на кухню. Запахи жареного и печеного больше не волновали его.
Повар опешил, увидев его. Мэтт выбежал с черного хода, налетел на какой-то ящик, захромал дальше. В конце темного переулка маняще горел фонарь. Мэтт побежал туда и увидел с замиранием сердца, как легла поперек света большая, плечистая, бородатая тень.
Он медленно, как в кошмарном сне, направился в другой конец переулка. Сознание работало, как мотор на холостых оборотах. Уже близко совсем близко
От темной стены отделилась еще одна тень нет, не тень. Мэтт застыл, ожидая неминуемого конца. Две ручищи протянулись к нему и заключили в объятия.
Сынок, пролепетал Дженкинс. Первое знакомое лицо за весь день!
Сердце Мэтта забилось вновь. Он выпутался из бороды Дженкинса.
Не пойму я, что в эти последние дни творится, но чувствую, что без Эб тут не обошлось. Только хотел помахаться всласть, как все пропало, и я очутился тут. Скажи где, сынок.
Лоренс, штат Канзас.
Канзас? Дженкинс помотал бородой. Слыхал, что это засушливые места, но я куда больше высох. Этот город вроде бы сжег Куонтрилл в Гражданскую, и лучше б его не отстраивали. В кармане ни пенни, ладно в бутылке чего-то осталось, не то бы помер от жажды. С Эб надо что-то делать, сынок, это ведь она, да?
Мэтт кивнул.
Стар я уже для таких делов, мне б в качалке сидеть с кувшинчиком. С этой девкой надо чего-то делать.
Боюсь, уже поздно, сказал Мэтт.
В том-то вся и беда. Годков на шесть запоздали. Ты ученый человек, скажи, что нам делать?
Не могу вам сказать. Думать об этом и то не могу, иначе ничего не получится. Был у Мэри ягненок Хотите ударить меня валяйте. Все это случилось из-за меня.
Ручища Дженкинса легла ему на плечо.
Да ладно тебе, сынок. Не ты, так другой. Ежели Эб чего втемяшится, из нее уж не выбьешь. И утихомирить ее нельзя ни в какую, а злая она хуже, чем все ведьмы геенны огненной.
Мэтт дал ему десять долларов.
Это чтобы великую сушь одолеть. Постарайтесь забыться, может, в скором времени что-то изменится.
Хороший ты парень, сынок. Только сгоряча ничего не делай.
Был у Мэри ягненок
Дженкинс, вскинув руку в прощальном салюте, повернул за угол, и его гигантская тень ушла из мира живых.
Мэтт вернулся на Массачусетс-стрит, дошел до машины и почти физически почувствовал, что Эбби здесь, совсем близко. Она окружала его, как облако пыли, видимой только при определенных условиях, полуангел, получертовка, полулюбящая, полуненавидящая. Нестойкая смесь полярных противоположностей, нежизнеспособная комбинация.
Она не виновата, со вздохом подумал Мэтт. Он сам ввязался в это из любви к науке, но наука не властна над женщиной. Освобождая женщину, она не в силах ее понять. Эбби женщина, наделенная могуществом богини, но оно ни к чему ей. Она хотела только одного: выйти замуж. Это он, Мэтт, пробудил в ней неведомые ранее силы и теперь расплачивается за то, что содеял. Закон действия и противодействия непреложен.
Когда Мэтт приехал на Седьмую улицу, настала теплая ночь, и вокруг фонарей кружились ночные мошки. Он остановился у старого желтого возможно, когда-то белого дома за узорной чугунной оградой, кое-где покосившейся.
На звонок Мэтта вышел профессор Франклин, декан его факультета.
Мэтт! Не сразу узнал вас. Что так быстро? Я думал, вы надолго засели в Озарке не говорите только, что уже закончили книгу.
Я ее не закончил, но хотел бы поговорить с вами, если позволите.
Конечно, о чем речь. Заходите. Я тут разбираю работы первокурсников, коим, как водится, конца нет.
Франклин, высокий, с буйной седой шевелюрой, немного сутулый в свои шестьдесят с небольшим, привел гостя в заставленный книгами кабинет, где на кипе бумаг лежали его очки.
Что это с вами? вскричал профессор, надев их. Не больны ли?
Можно и так сказать. Вопрос в том, как вылечиться. Что бы вы прописали человеку, верящему в сверхъестественное?
Многие верили, оставаясь при этом достойными членами общества, пожал плечами Франклин. Конан Дойл, например
Но я не просто верю, я могу доказать.
Галлюцинации? Это уже серьезнее, может понадобиться психиатрическое лечение. Я, как вы знаете, учитель, а вам нужен врач но не хотите же вы сказать
Доказать могу, но мне не хочется это делать. Мир от этого лучше не станет.
Истина важна сама по себе, но это же не серьезно
Очень даже серьезно, поежился Мэтт. Я мог бы доказать, что левитация, телепортация, телепатия действительно существуют. И я в здравом уме, а от этого лечения нет.
Мэтт, вы и вправду больны
А что вы скажете, если ваши очки перелетят с вашего носа на мой?
Скажу, что вам нужно посетить психиатра.
Очки проплыли по воздуху и наделись на Мэтта.
Это не смешно, Мэтт! воскликнул профессор, ощупывая лицо.
Мэтт вздохнул и вернул очки.
А если я сам взлечу? сказал он и тут же это проделал.
Спускайтесь немедленно! приказал Франклин.
Мэтт опустился на стул.
Что за нелепые фокусы. Сходите к доктору, Мэтт, не теряйте времени. А мне, думаю, надо будет утром пойти к окулисту, сказал профессор, энергично протирая очки.
Этого я и боялся, опять вздохнул Мэтт. Эбби?
Да, мистер Райт? послышалось в комнате.
Франклин забегал глазами по сторонам.
Спасибо тебе.
Уходите! дрожащим голосом потребовал Франклин. Хватит с меня ваших штучек!
Доктор Франклин не верит в тебя, а я верю. До свидания, профессор, боюсь, психиатры мне не помогут.
Мэтт вышел, а Франклин принялся обыскивать кабинет и гостиную.
Через кампус Мэтт ехал с чувством, что финал близок. Джейхок-бульвар привел его на вершину Ореады, где на севере виднелась долина Коу, а на юге река Уакаруса. Университетские корпуса стояли темные свет горел только в Студенческом союзе, в библиотеке и у досок объявлений. Длинные административные крылья чернели, в белых арках Бадиг-холла гнездилась ночь.
Мэтт подъехал к своему дому. Гая, видимо, не было: в квартире темно, а Гай так рано спать не ложится.
Мэтт вошел, включил свет в гостиной. Обычный бардак: на диване свитер, на стуле книги.
В темной кухне Мэтт налетел на плиту, выругался, потер бедро. Был у Мэри ягненок где-то здесь должно быть.
Он держался на ногах лишь благодаря каким-то скрытым резервам. Ничего, скоро отдохнем он ходил за ней по пятам. Ага, вот он, сахар. Синий сахар.
Он нашел коробку с хлопьями, достал из холодильника молоко. Вскрыл коробку ножом, насыпал хлопья в тарелку, полил молоком, посыпал сахаром. Синий сахар белый как снег ягненок. Как же ему хочется спать.
Он отправил ложку в рот, пожевал, проглотил. Еда исчезла из пищевода.
Мэтт схватил нож и вонзил себе в грудь. Нож исчез из руки.
Подняв тяжелую, клонящуюся на грудь голову, он не услышал шипения и зажег свет. Кран горелки, которую он открыл, налетев на плиту, был закрыт.
Синий сахар от тараканов, газ, нож ничего не сработало. Все бесполезно. Выхода нет.
Он вернулся в гостиную, сбросил с дивана свитер и сел. Последняя надежда не оправдалась, но он был по-своему рад, что у него ничего не вышло. Не потому, что остался жив, а потому, что это трусливый способ. Он все время увертывался от решения, которое постоянно маячило перед ним, но теперь иного выбора не осталось.
Да, это тяжкий путь, горький путь. Медленная смерть вместо быстрой. Но его долг перед миром принести себя в жертву на алтаре, который он сам воздвиг, под ножом, который сам отточил, под рукой, которой сам придал силу и мастерство.
Ладно, Эбби, сказал он, подняв глаза. Я женюсь на тебе.
Слова повисли в воздухе. Он ждал, разрываясь между надеждой и страхом. Может быть, уже поздно и мщения ничем нельзя отвратить?
Но Эбби в синей бумазее уже прижималась к нему хрупкая, как ребенок, теплая и мягкая, как взрослая женщина, еще красивее, чем помнилось Мэтту.
Правда, мистер Райт? прошептала она, обнимая его за шею. Правда?
Всеведущая, всемогущая жена, страшная в разочаровании или гневе. Ни от одного мужчины не требовали еще такой жертвы, но делать нечего. Он белый ягненок, агнец, предназначенный на заклание.
Правда, да поможет мне Бог.
Сладкие, страстные губы ответили на его поцелуй.
Мэтью Райту повезло больше, чем он заслуживал. Чем заслуживает любой из мужчин.
Невеста была прелестна и, что гораздо важнее, счастлива.
Рожденная из пены
Бокал украшала густая пенная шапка. То, что под ней, было еще прекраснее.
Мимо Джерри Блитца с пустым подносом в руках прошла Дорис, невысокая, смуглая и невзрачная. Джерри остановил ее и спросил шепотом:
Дион не объявлялся?
Дорис мотнула головой, еще раз оглядела длинный, начищенный до зеркального блеска стол убедиться, что возле каждого из присутствующих стоит по бутылке, и вышла.
Джерри вздохнул и снова уставился на свой бокал.
В него была налита самая сущность пива. Ни один рекламщик не покривил бы душой, нахваливая напиток. Прозрачный, с желтоватым отливом, искрящийся на свету. Со дна неспешно поднимаются крошечные пузырьки. По запотевшим стенкам ручейками стекает влага.
Джерри уже представлял, как это выглядело бы на экране цветного телевизора. Сверху всего одно слово: «БЛИТЦ»; снизу: «ОТ КАЖДОЙ ЖАЖДЫ». Буквы пустотелые, как стеклянные колбы, медленно заполняются пенистым пивом.
Ух, это будет нечто!.. Вот только как быть с теми, кто захочет его попробовать?
В центре пенной шапки что-то взбугрилось, и на поверхности возникла девичья фигурка по пояс, высотой с ладонь. Подняв руки, девушка разглаживала длинные пенные волосы. На взгляд Джерри, изящнее жеста быть не могло.
Девушка явно кокетничала, причем именно с ним. Остальные сидели как ни в чем не бывало. Неужели не увидели? Джерри осторожно повернул бокал. Девушка снова обратилась к нему.
Нет, все-таки увидели. Старик Болдуин тихонько крякнул, но лицо у него оставалось застывшим, словно маска. За свою жизнь он их отработал немало: заинтересованный слушатель, серьезный делец, верный товарищ. На этот раз он избрал личину непрошибаемого рационалиста.
Куда же подевался настоящий Артур Болдуин, способный смеяться во весь голос, скрежетать зубами от негодования и плакать настоящими слезами? Затерялся среди масок? Может, пора дать объявление: «Пропал настоящий человек! В последний раз выглядел как энергичный молодой управляющий. Откликается на имя Арт»?
Нет, от Арта осталось только лицо, да и то личина. Джерри обвел взглядом присутствующих: Ривз, Уиллифорд, Вудбери, Олберг. Из всех один Билл признавал существование пенной красотки в бокале, поскольку старался смотреть мимо нее, но выходило с трудом. Ничего, с возрастом научится.
Шло обычное собрание директоров: Болдуин вещал, Ривз записывал. По негласному уговору о девушке не упоминали; вместо этого вели речь об «особенностях шапки» и «нетипичном поведении пены». Никто не хотел признавать, что рядом происходит нечто удивительное.
Они утратили способность удивляться. Вместо нее логика и расчет. Вся их жизнь подчинена вопросам выгоды. Почему так?
И все же у Болдуина имелся свой интерес. Благодаря девушке пивоварня вот-вот должна была отойти ему и Джерри ничего не мог с этим поделать.
Зачем они все здесь? Им надо руководить железной дорогой, а пивоварение это магия, традиции, тонкое искусство подбора и смешивания ингредиентов, брожения и дозревания. Полностью контролировать процесс невозможно. Результат бывает непредсказуемым.
Собрание директоров нужно только для того, чтобы выкачивать доллары. Его ход расписан до мелочей, как менуэт. К приготовлению пива оно имеет такое же отношение, как и экскурсия по пивоварне
Пятый этаж: солододробилка. Вдоль стен джутовые мешки с ячменным солодом в серой шелухе и молотой кукурузой. Пахнет, как в зерновом элеваторе или на сеновале. «Мы с вами проследим, как сырье проходит путь с этажа на этаж, от одного процесса к другому. Здесь солод дробят в муку грубого помола и ссыпают в мерные корзины, где смешивают с кукурузной крупой в пропорции примерно шестьдесят к сорока». Возможно ли описать словами таинство соложения, объяснить, как в пророщенных семенах происходит столь необходимая ферментация?
Если такова вся партия, сухо и размеренно говорил Болдуин, а так, по-видимому, и есть, возникает вопрос: сколько всего пива произведено по этой рецептуре?
В цеху дображивания тридцать танков, ответил Джерри. Это девятнадцать тысяч восемьсот баррелей.
Дион, Дион! Где же ты?
М-да, дело куда серьезнее, чем я полагал, изрек Болдуин.
Еще бы. Пивоварение это очень серьезно. Сколько брать солода? Сколько зернопродуктов? Сколько воды? При какой температуре готовить затор? Какие паузы делать и когда, чтобы в дело вступали ферменты, расщепляющие крахмал и превращающие его в сахар? «На четвертом этаже находится заторный котел, в котором из солода и желатинированной крупы затирают сусло. Для нагревания используют пар, по принципу водяной бани». Да, и добавить еще, что пиво на девяносто один процент состоит из воды, и вся разница между сортами, по сути, в дополнительных присадках. Впрочем, куда им понять?
Катализаторы, вырвалось у Джерри. Болдуин замолчал и хмуро взглянул на него. Прошу прощения, задумался.
Итак, ледяным тоном продолжил Артур, я предлагаю вынести вотум недоверия руководителю
Постойте, вмешался Джерри. О пиве судят не по внешнему виду, а по вкусу
Нет нужды. Болдуин мельком взглянул на бокал Джерри и тут же отвел глаза. Я э-э пива не пью, но мне и без этого ясно, что такую партию нам не продать.
Что, если ты добродетелен, так уже не должно быть ни пирожков, ни пива? [1]
Думаю, это тот случай, когда принципами можно и поступиться, сказал Джерри. Нельзя управлять пивоварней, не разбираясь в ее продукции. Рядом с каждым из вас стоит бутылка и бокал. Если наливать аккуратно, пены не будет.