Держи! Бросил окорок в руки кухарки. Та от неожиданности поймала, прижав мясо к груди, оторопела пялилась на нашего героя, который цинично добавил: Вора. Хозяин лавки от удивления тоже выпучил глаза:
Чего изволить желаете сударь. Затем добавил: Ваше высокоблагородие.
Так ты меня знаешь?
А как же с. Опрошлом году вы у нас на рынке крестьян сцапали. Они ворованных свиней желали сбыть. Дас.
Видел как она окорок стащить хотела? Нагло стал оговаривать кухарку Владимирский.
Дык энто, замялся хозяин лавки.
Ты что же шутить со мной надумал!? Состроил жуткую гримасу наш герой, из-за шрама ему и не особо-то нужно было стараться.
Как скажете вашество, держи воровку. Совсем неуверенным голосом прошумел хозяин лавки.
Кухарка видя такое дело, швырнула окорок хозяину и схватив Владимирского за лацканы пальто, попыталась отпихнуть его в угол. И ей бы это удалось, восемьдесят три килограмма жандарма она с лёгкостью пушинки швырнула в одну сторону, затем в другую. Но Владимирский вовремя схватился за её полные руки и мотнувшись пару раз, поймав амплитуду движения, посадил солдатскую вдову на бочку и сверху всем весом надавил кухарки на плечи. Зад кухарки с трудом пролез в бочку и судя по её расширившимся глазам, встретился с холодным рассолом.
Что в бочке? По деловому спросил у хозяина жандарм, отпуская вдову Пряхину.
Квашенная капуста вашество.
Пущай посидит, чай не на бочке с порохом.
После таких слов Владимирского кухарка попыталась выбраться из бочки, но ей не на что было опереться руками и она безуспешно осталась сидеть в бочке.
В лавку вошла женщина средних лет и наш герой отправил хозяина лавки к ней, а сам сделал суровое лицо:
Ну что Матрена Пряхина, влипла ты сильно и без посторонней помощи тебе не обойтись.
Что вы хотите барин!? За что губите!? Кто вы!?
Не ужели ты не догадалась, я служу в жандармском отделении.
Барин не губите, я уж все вашим об сказала.
А ты не торопись, подумай. В каталажку чай не хочешь?
За что!? Кухарка скривила лицо пытаясь зареветь.
Только попробуй зареветь. Вспоминай.
Что вспоминать-то барин?
Ты Дуньку мне не гони, выкладывай всё! И Владимирский схватил вдову чуть повыше колен и сдавил.
Было дело, дворецкий ихний меня с насильничал. Испуганно глядя на жандарма, затараторила кухарка.
Так уж и с насильничал?
Сгрёб меня как медведь я и сомлела, а теперь жениться отказывается. Повариха вновь сделала попытку пустить слезу.
Как же ты за него замуж собираешься, он наверняка принадлежит англиканской церкви?
Не знаю я барин таких слов, поди тоже не нехристь какая.
А из этих, тоже чай кто-то с насиловал? И Владимирский вынул фотографии братьев Грабовских.
Клянусь барин этих не знаю!
А этого? Он вынул фото Бжезинского.
Был, недавно был. Журналист Станиславом кличут.
Как недавно?
Вчерась. Они второй раз приходили.
Что же ты штабс-ротмистру солгала, говорила был один раз?
Испужалась. Он, журналист энтот, ко мне с глупостями приставать начал.
Ну и чем закончилось дело?
Охмурил, бедную вдову барин. Подсигаром серебряным откупился изверг.
Когда он заходил?
К полудню.
А что за портсигар? Спросил Владимирский размышляя: К полудню, а ведь похоже журналист братьев прячет. Братья утром сбежали, он к полудню доложился. Сам на квартире своей не появляется. И тут до него дошла фраза сказанная кухаркой: Что вы сказали?
А то, подсигар красивый, серебро такое, будто почернело от старости, а с низу написано что-то. Мы грамоте необучены. Уверял два червонца стоит. Врал може.
А продай его мне за червонец.
Что вы барин, как можно за червонец, дайте хоть рублев пятнадцать.
По рукам. Я за тобой поеду, а как домой вернёшься, в окошко его мне отдашь. И что бы никому.
Ни гугу барин, только уж и вы, не обманите сироту.
Владимирский вытащил из бочки кухарку и та купив кусок свинины направилась к коляске. Англичанин погрозил ей хлыстом, молвив:
Тура нерасторопный.
Я за каждую копейку трясусь, как же сэкономишь не торговавшись. Оправдывалась кухарка.
Коляска покатила по мокрой мостовой, за ней жандарм на извозчике, а уж сзади наш герой, что бы не привлекать внимания. Так они доехали до дома купца Лисицина. И после ещё целых пол часа Владимирский месил грязь под окнами, с задней части дома. Наконец одно из окошек открылось и появилась голова кухарки в белом колпаке. Подскочивший жандарм зашептал:
Принесли?
Как же, денюшки наперёд давайте.
Владимирский сунул ей приготовленные пятнадцать рублей и в замен получил портсигар чернённого серебра, где со обратной стороны была выгравирована фраза: «Милому другу в знак примирения, от твоей Ларисы Дмитриевны».
Что же это за Лариса Дмитриевна такая? Рассуждал наш герой, спустившись в подвальную квартиру дворника, где был секретный центр наблюдения за домом Лисицина. Портсигар взял в руки вахмистр Кузнецов:
Знатная штуковина, Велико Устюжское чернение по серебру. Вещь не дешёвая, рубликов двенадцать стоит, да прибавь сюды гравировку.
Хорошо бы нам этого гравировщика найти, может он нас просветит, кто такая эта Лариса Дмитриевна и где её искать. А через неё может и Бжезинского найдём, что это он взял моду прятаться. Размышлял наш герой.
Так, ваше высокоблагородие, здесь совсем не далече, в пяти минутах ходьбы, жид один гравирует. Тот ещё типус, потихоньку скупает краденное золотишко и серебро.
Нельзя ли поточней Кирилл Матвеевич. Обратился с почтением к Кузнецову наш герой.
Как вышли, направо и на следующем перекрёстке ещё направо, напротив театральной тумбы. Рассказывая загибал руку Кузницов.
Владимирский живо заскочил в свою коляску и поехал по указанному маршруту. Перед вывеской, «ломбард», он остановился. Ломбард был величиной с небольшую комнату, с обнесённым прилавком с трёх сторон от витрины. Чего здесь только не было, от хрустальных люстр, до старинных икон, которыми наш герой сразу же и заинтересовался. Хозяин лавки еврейской наружности, был ниже среднего роста, лет шестидесяти. Спереди лоб его оголяла до затылка лысина. Одет он был темных брюках, темной сорочке и атласной жилетке, настороженно косился на нашего жандарма в штатском. Молодой парень разбитного вида, в хромовых сапогах, предлагал хозяину ломбарда какой-то товар, судя по всему краденный:
Моисей Абрамыч, мы цены знаем. Я ведь могу обидеться и уйти к Аграфене процентщице.
Скатертью дорога молодой человек. И хотел бы я посмотреть на ваше печальное лицо, когда процентщица вам с половину меньше даст, того что я вам предлагаю.
Абрамыч, мне сей минут деньги нужны. Накинь хоть (синенькую).
Ты явился не запылился, я тебе в миг денюшки отслюнявил, а твоё барахло, поди знай кто и когда возьмёт. Пять рубликов таки много, а два целковых добавлю и это последнее моё слово молодой человек.
Эх Моисей Абрамыч, парень взял лежащие на прилавке двадцать два рубля и только тогда выказал обиду, кровосос Христопродавец.
Моисей Абрамович завернул в тряпицу серебряные и золотые столовые приборы, принесённые клиентом, и сунул их под прилавок. Затем обратился к нашему герою:
Я вижу, таки вам приглянулась эта икона чудной работы, семнадцатого века. Умели таки раньше творить мастера, где уж нынешним
Владимирский повернулся к хозяину лавки и тот увидев его шрам запнулся.
Икона чудесная, не скрою. Тихо произнёс жандарм: Но меня интересует другое.
Клянусь мамой, я этого босяка в первые видел. Было ясно что нашего героя узнали по шраму, поэтому он не дал времени объяснится скупщику краденного и сразу же предъявил портсигар.
Что можете сказать о гравировке?
Шо таки тут скажешь, гравировка вензелевым шрифтом.
Ваша работа?
Моя, а што не так, таки?
Хозяйку этой вещицы помните?
О! А как же! Это такая роскошная дама, скажу я вам. И Моисей Абрамович закатил глаза.
Опишите, какая она.
Дама в теле. Лет тридцати. Холеная. И що вы думаете себе на щеках? Ямочки, когда улыбается. Вот тут приютилась маленькая родинка, и Моисей Абрамович указал пальцем рядом с переносицей.
Как звать величать? Где живёт?
Нам ваше высокоблагородие таких подробностей знать ни к чему. Вы поймите таки меня правильно, Моисей Абрамыч доверяет людям, вот люди ко мне и тянуться. А пачпорта, что бы надпись накропать, нам не к чему.
А как же насчёт скупки, краденного? Припугнул Владимирский, что бы перейти к делу.
Ваше высокоблагородие, у нас с этим строго, разве што пожалеешь какого сироту, себе же в убыток.
Разве мы с вами знакомы?
Мир слухом полнится. Кто ж не знает такого человека. Клянусь таки жизнью любимой мамы, покойной жены, про эту даму добавить ни плохого, ни хорошего не могу. Таки вы поверьте, я с утра до вечера здесь. Где мне быть?
Значит не хочешь по хорошему. Знаешь сколько за скупку краденного огребёшь? Владимирский откинул прилавок.
Шо вы меня пугаете. Я таки пуганный, ещё когда служил в Одессе, у дяди Бени на побегушках. Таки я вам замечу, мне контрабандисты, в зад тарань засунули, у них там были с дядей Беней, какие-то недопонимания.
И что тарань? Машинально спросил Владимирский отодвигая в сторону хозяина ломбарда.
Не знаю, может ещё там. Туда зашла хорошо, а обратно иглы раскорячила. Моисей Абрамович дёрнул за шнурок, отойдя от нашего героя, который достал из под прилавка свёрток и уже начинал его разворачивать. Где-то в соседней комнате послышался звонок. И через мгновение оттуда выскочила ошалелая, худенькая девчонка, на вид лет тринадцать и направила на нашего жандарма дробовик. Глядя в её круглые, очумелые глаза, Владимирский произнёс себе под нос:
С дуру сейчас шмальнет. Девчонка закрыла глаза, этого хватило нашему жандарму, что бы переместиться в сторону. Грохнул выстрел.
Маруся, деточка моя! Чем ты думаешь? Я таки просил тебя, без моего знака не стрелять. Лавочник выскочив из-за прилавка подбежал к дырке в стекле, образовавшейся после выстрела, и заглянул на улицу: Из-за твоей неосторожности, таки могли пострадать не в чём невинные люди.
Хорошее самообладание Моисей Абрамович, значит попади она в меня и люди на улице не пострадали бы. Скептическим тоном произнёс Владимир, забирая дробовик у девчонки: Заботливый вы наш. Девчонка мёртвой хваткой держащая охотничий обрез, заскользила за Владимирским. И тому пришлось, только резким рывком, оцепить девчонку от грозного оружия. Малолетняя воительница была в шоке, в следствии этого настырно тянула руки к дробовику, который жандарм положил на верхнюю полку. Владимирский легонько шлёпнув её по рукам, молвил флегматичным тоном: Не бабское дело с волыной играться, патроны переводить. И далее его реплика предназначалась хозяину ломбарда: Да уж влип ты Моисей Абрамович.
Ваше высокоблагородие, я ж тольки папужать хотел. Кто ж знал что эта малахольная пальнёт.
И тем не менее, я проведу этот случай в своём донесении, как нападение на исполняющего обязанности. Закрывай контору. А что это девчушка на тебя не похожая, никак ещё и беременная, да ты у нас педофил.
А я смотрю вы у нас благородный. Только учтите что такой благородный и совратил её в одиннадцать лет. А я таки негодяй её с улицы полудохлую подобрал. Я старый еврей, хочу умереть в своей постели и что бы было кому глаза закрыть. Грешил таки скажу я вам много, детей Бог не дал, шесть лет назад супруга умерла. Мне самому уже скоро шестьдесят, а на мне мама и тёща.
Сейчас заплачу. Владимирский развернул тряпицу: А приборы то с вензелями, это мы враз установим их владельца.
Ну клянусь, я про эту фифу больше ничего таки не знаю.
А про того, кто столовые приборы принёс? Колись, если хочешь умереть в своей постели.
Я вам замечу, был он один раз, его Федька косой приводил. И кличут этого босяка Ванька щербатый, он кистень под полой всегда держит, от такого поди не возьми.
Ты мне мозги не пудри, испугался он видишь ли. Выйди на улицу, я с Марусей непонятки перетру.
Могу я одеть пальто?
Одевайте. И когда дверь за Моисеем Абрамовичем закрылась, Владимирский обратился к худенькой девчонке: Я командир Новгородской жандармерии, Владимирский. Сейчас мы здесь одни, ты можешь не бояться и говорить только правду.
Правда? Ой мамочки ноги подкосились. Наш герой подставил ей стул: Как же это, я вас чуток не подстрелила?
Чего пальнула-то?
С испугу. Вот те крест барин с испугу! Как вас увидела, так сердце враз и зашлось, страшный вы зраком, как есть думаю тать, обнести Моисея Абрамовича явился.
Ты понимаешь, коли в меня не промахнулась бы, теперь на каторгу как милая пошла?
А хоть и на каторгу, все лучше чем раньше жила.
Лет-то тебе сколько?
Перед Рождеством шешнадцать стукнет.
Ты мне врать не моги, Моисей Абрамович велел годков прибавить?
Что вы барин! Моисей Абрамович он добрый и ласковый.
Ещё бы что бы педофил и не ласковый. Старый тебе пузо накачал?
Акстись барин. Вот и его мамка, тётя Циля меня к лекарю водила, тоже думала, что я за брюхатила. Неа, фельдшер глянул, сказал у меня это ди,
Дистрофия.
Аха, она энта самая. Только не кака у меня дистрия, это я с голодухи у Моисея Абрамыча отъедаюсь от пуза. Голодали мы с мамкой. Она как запила, неделями к нам носа не казала.
Ну а отец твой где?
Тятька-то? Тятька сгинул энто когда мы ещё при барине жили. Мамка у меня дюже красивая была, вот и старому барину и приглянулась. Тогда мы недалече от Тихвина жили, барин нас с мамкой к себе в усадьбу взял. А тятьку стало быть извозом отправил заниматься, там он и сгинул. Он все хотел денюшек заработать, что бы от барина уйтить, мамка то у барина в любовницах ходила. Старый такой, седой весь, но добрый был барин, Ершов Афанасий Николаевич, може слыхали.
Ершов, Ершов, это тот что в губернской управе сидит?
Неа, то сынок их Валерий Афанасьевич. Афанасий Николаевич давно уж не служит.
И что было дальше?
Ну, как нашу мамку на барских харчах разнесло, барин её и бросил. Тогда уж меня сделал любовницей, мне тогда одиннадцать исполнилось.
Я смотрю ты не смущаешься, неужели не стыдно было?
За мамку стыдно было. Видать и ей, с того она и пить взялась. Не, барин добрый был не обижал, всегда гостинцы были, или там лента, даже раз мне сарафан новый справил. Это когда барыня про все прознала, тут нас и на улицу выгнали. Ох и по сиротствовали мы, упаси Господь. Мамка по рукам пошла, да и мне не сладко пришлось. Сестрёнка моя Катька, с голодухи умом тронулась. У аптекаря, того что мы в подвале угол снимали, нашла соду, и давай радоваться, дескать сахар, натрескалась и околела. Братишка у меня остался, так Моисей Абрамович и его к себе взял, к делу приучает. Пропадём мы на улице барин, не чини зла против Моисеюшки.
Нда. Вон они благородные господа, растлевают Россию. Владимирский не подымая глаз смотрел в пол.
Вы скажите хозяину, може он на мне женится. Больно на улицу страшно.
Так Абрамычу лет семьдесят.
Поди не семьдесят, Циля говорила ему в этом году шестьдесят будет.
Сорок пять лет разница, закон запрещает такие браки.
Ну что ж, авось и так не выгонит.
Владимирский сидел на облупившимся стуле положив ноги на подставку. Он измазал свои сапоги когда ходил под окнами кухарки и теперь молодой, конопатый паренёк усердно чистил их ваксой. От хозяина ломбарда ничего больше узнать не удалось, по поводу Ларисы Дмитриевны, но зато он банально его завербовал и обязал регулярно стучать на приносящих подозрительный товар. Взгляд нашего жандарма блуждал по праздному и деловому люду, идущему в разных направлениях по улице. Рядом какой-то важный господин, ругал хозяина сапожной мастерской. И тут его взгляд остановился на театральной тумбе, где афиша гласила: В роли Ларисы Дмитриевны Анфиса Кузякина.