Обещаю, Гемма.
Обещай, что найдешь замок. Обещай, что найдешь принца. Обещай, что найдешь того, кто наложил заклятье.
Я обещаю, Гемма, Бекку поразило, какой силой налилась бабушкина рука.
Поклянись.
Клянусь, Гемма.
Поклянись моей могилой.
Но, Гемма, ты не умерла. Это слово далось Бекке с трудом. Когда его произносишь, оно становится таким реальным.
Поклянись.
Клянусь клянусь твоей могилой.
Красные пятна медленно исчезали со щек бабушки, и теперь она лежала совершенно спокойно, снова закрыв глаза. Бекка, как ни пыталась, не могла разобрать еле слышный шепот.
Бекка еще ниже склонилась над кроватью. Побоялась прижать ухо к бабушкиному рту слишком плотно, чтобы Гемма не задохнулась. В конце концов Бекке удалось разобрать слова.
Это я принцесса Шиповничек, повторяла Гемма. Это я принцесса Шиповничек.
Глава 3
Пора в постель, скомандовала Гемма.
Ты обещала, что я могу лечь попозже, потому что мне уже десять лет, возразила Сильвия. А ты расскажешь какую-нибудь сказку.
Только не «Спящую красавицу», потребовала Шана, какую-нибудь новую.
А я хочу «Спящую красавицу», сказала Бекка. Я предпочитаю ее.
«Предпочитаю» было новое слово, которое она выучила только что.
«Спящую красавицу» для Бекки, и она отправляется в постель. А потом другую сказку для двух взрослых дам, улыбнулась Гемма, но старшие сестры уже выскочили из комнаты.
Мы вернемся, когда ты кончишь «Спящую красавицу», крикнула Шана из другой комнаты.
И не раньше, крикнула Сильвия.
Но очень скоро сказка была еще в самом начале они тихонько пробрались обратно, чтобы послушать знакомые слова.
Гемма рассказывала:
И король сказал, что пора позвать гостей.
Много гостей? спросила Бекка, хотя знала ответ наизусть.
Огромное множество гостей. И накормить их всех пирожными и мороженым с золотых тарелок. А главное, не забыть послать приглашение всем добрым феям королевства.
Но не злой фее.
Гемма крепче обняла девочку.
Конечно, не злой не той, что ходит в черном платье, в больших черных ботинках и в шляпе, расшитой серебряными монетками.
Но она все равно пришла.
Она пришла, словно ангел смерти. Она пришла и сказала: «Я проклинаю тебя, принцесса Шиповничек, и твоего отца-короля, и мать-королеву, и всех твоих дядюшек и тетушек, и двоюродных братьев и сестер. И всех окрестных жителей. И всех, кто носит одно с тобой имя». Гемма задрожала всем телом, и Бекка накрыла ладошкой ее руку.
Все будет в порядке, Гемма. Вот увидишь. Проклятие не подействует.
Гемма обняла девочку еще крепче и продолжила рассказывать.
Глава 4
На похороны собралось немного народа, в синагогу пришли лишь десятка два родственников и знакомых. Гемму мало кто знал, только родные. Раввин говорил о ком-то, слабо ее напоминающем. Бекка с трудом возвращалась из мира сказок, которые всегда рассказывала бабушка, к реальности происходящего. И лишь когда кантор запел, слегка фальшиво, но весьма прочувственно, она сдалась и унеслась в мечтах на поиски замка из любимой бабушкиной сказки.
До кладбища неподалеку от Кинг-стрит людей добралось еще меньше. Мимо грохотали грузовики, заглушая слова заключительной молитвы, которую читал раввин. Резко взвизгнули шины, и нетерпеливо загудела машина, притормозившая перед белкой, в панике перебегавшей дорогу, во всем этом потерялись тихие рыдания Бекки.
Сильвия, зябко кутаясь в длинную, до щиколоток, черную норковую шубку, повернулась к мужу и сказала, как ей казалось, достаточно тихо:
Уже десятое апреля, а все еще зима. Почему она не могла умереть во Флориде, как твой отец?
Она хотела произнести эти слова шепотом, чтобы шуткой удержать на плаву свой ослабевший дух, но вышло громче и слышнее еле тлеющего голоса раввина. Бекка обернулась к сестре, от резкого ветра у обеих на глаза навернулись слезы. Сильвия в смущении закусила губу и опустила голову. Когда Бекка снова взглянула на раввина, он уже окончил свою речь и лопаткой сбросил комочек грязной земли в открытую могилу.
«До свидания, Гемма», прошептала Бекка вслед посыпавшейся вниз земле. Подошла ее очередь. Бекка сначала поднесла горсть земли к носу и понюхала, будто проверяя, подходит ли запах для того, чтобы здесь лежала Гемма. Глубоко, так, что заболело в груди, вздохнув, Бекка опустилась на колени и позволила комку мягко скатиться с ладони.
«Я обещаю, Гемма, еле слышно сказала Бекка. Я клянусь». Когда она встала, отец обнял ее и крепко прижал к себе, словно опасаясь потерять в могиле и дочь. Пока они шли к машине, отец крепко держал Бекку за руку, и она не пыталась освободиться, хотя была уверена, что на руке останутся синяки.
Дома на поминках людей собралось больше, чем в синагоге подошли соседи, которые знали Гемму сорок лет. Это были поляки-католики. Им показалось неудобным прийти в синагогу, хотя церковь этого уже не запрещала. Стол ломился от их подношений: колбасы, голубцов, пышных пирогов, салатов, густо заправленных майонезом.
В доме пахло весной. Ароматы бесчисленных букетов перекрывали даже запахи еды. Сколько Бекка ни пыталась объяснить, никто из соседей так и не поверил, что к еврейским похоронам цветы не полагаются. Но каждый раз, когда дверь открывалась, новый скорбящий приносил с собой еще один букет От запаха Бекку уже подташнивало.
Сильвия причесывалась перед зеркалом в своей старой спальне наверху. Внизу все зеркала были занавешены Берлины не были так религиозны, чтобы следовать всем традициям, и сделали это только из-за раввина, который пришел почтить память умершей. Задрапированные зеркала ужасно раздражали Сильвию. Она протопала наверх, оставляя грязные следы, и резким, рассчитано театральным жестом сбросила норковую шубку на кровать. Отряхнув шелковую блузку от только ей заметных волосков, она недовольно уставилась на свое отражение.
Майк, ее муж, стоял у Сильвии за спиной и улыбался.
Ты отлично выглядишь, детка.
Отлично недостаточно, отозвалась Сильвия, улыбнувшись его отражению в зеркале, будто подтверждая, что выглядит она и в самом деле прекрасно.
Выйдя из комнаты, они столкнулись с Шаной и ее мужем. Щеки Шаны пылали верный признак того, что они с Хови снова поругались.
Где Бекка? спросила Сильвия.
Внизу. Наверняка разливает кофе. Режет пироги. Развлекает подружек Геммы. Что еще? из-за недавней стычки с Хови слова Шаны прозвучали куда резче, чем ей хотелось.
Мужчины встретились взглядом поверх голов жен. Хови опустил глаза первым.
Бекка действительно резала пироги, выкладывала их на тарелки из парадного сервиза и не забывала положить рядом вилки. Ей надо было чем-то занять руки голова была уже заполнена длиннейшим списком дел, которые надлежало сделать. Она без конца повторяла этот список наподобие заклинания, но руки, если были не у дел, продолжали дрожать. Бекка знала, что это нормально: она всегда так реагировала готова была горы своротить, когда что-нибудь случалось, и немедленно разваливалась на части, когда напряжение спадало. Точно так же, как бабушка что служило постоянным источником семейных шуток.
В гостиной Буковские муж и жена, размахивая руками, громогласно обсуждали Гемму, и их жесты никак не вязались с темой разговора. Дети две дочери Шаны, маленький сын Сильвии и близнецы Берковичей играли в салки на лестнице. Бекка понимала, что нужно пойти и утихомирить их, потому что весь этот шум начинает раздражать мать, которая с опухшими от слез глазами сидит на банкетке возле пианино, окруженная непрестанно болтающими соседями. Но сдвинуться с места Бекка была не в силах оставалось только резать пироги, чтобы унять дикую дрожь.
Спустившись вниз, Сильвия и Шана по-матерински быстро, умело и не слишком справедливо разобрались с детьми, отправив их во двор и даже не озаботившись найти им куртки. Бекка улыбнулась. Обычно сестры, наоборот, слишком кутали детей кофт и свитеров на тех всегда бывало в избытке. Она сочла это знаком того, что обе сильнее, чем готовы в этом признаться, расстроены смертью Геммы.
Мне бы не помешала помощь, произнесла она в попытке примирения. Но сестры уже вышли из комнаты, и Бекка поняла, что надо оставить их в покое пусть погорюют. Оставалось с удвоенной, полной невысказанного раздражения свирепостью резать персиковый пирог: раздражение, похоже, тоже было частью бесконечной печали этого дня.
Она думала о Гемме. Как та с закрытыми глазами лежит на постели и повторяет: «Это я принцесса Шиповничек».
Спящая красавица. Что она имела в виду? Тонкие волосы Геммы выбились из заплетенных косиц и разметались по подушке. В них уже совсем не осталось былой рыжины. Кожа, подобно старому пергаменту, натянутому на кости, напоминала карту; глубокие борозды долгих лет показывали, как и где она жила. Но на самом деле никто из родных не знал, где прошло ее детство. Им было известно только, что она приехала в Америку накануне Второй мировой войны.
Папа, может, она действительно жила в замке где-нибудь в Европе? Ну, как Ротшильды.
Отец, привлекательный лысеющий мужчина с решительным подбородком и усами, белыми скобками огибающими рот, улыбнулся и покачал головой:
Никаких замков, моя дорогая. Это просто одна из Гемминых сказок.
Но она говорила с такой убежденностью.
Ни в чем, что касается твоей бабушки, нельзя быть убежденным. Ни в дне ее рождения, ни в стране, где она родилась, ни даже в ее имени.
Гемма, автоматически отозвалась Бекка.
Это потому, что Шана вместо «где моя бабушка» говорила «гемма бабушка».
Бекка отрезала еще один кусок, слишком тоненький для любого, кто не сидит на диете.
Я знаю. Я хотела сказать, Аврора. Аврора Принц. По крайней мере, именно так я написала, когда мы в школе в четвертом классе рисовали семейное древо. Я хорошо помню, потому что написала ее имя с ошибкой и уже было собралась все переделывать, но тут мама нашла мне замазку. Бекка оглянулась, ища, что бы еще нарезать.
Отец отобрал у нее нож и положил на тарелку так же аккуратно, как клал хирургические инструменты во время операции.
Она сама выбрала имя Аврора, тихо произнес он. Но в той стране, где она родилась, я уверен, имя у нее было другое.
Какое?
Откуда я знаю, пожал плечами доктор Берлин. Я всего лишь зять. Правда, почти тридцать лет. Мне уже повезло, что, когда мы встретились, она хотя бы сказала, как зовут ее дочь. Большая специалистка по секретам была твоя бабушка. Отец улыбнулся, и Бекка чуть не рассердилась, что он и сегодня, в такой день, ведет себя как обычно. А потом не удержалась и позволила себе счастье привычно, полностью раствориться в отцовской улыбке.
Взяв тарелки, Бекка начала обходить комнату, обменивая куски пирога на соболезнующее бормотание. При ее приближении смешки и улыбки, казалось, увядали. Раздав все, что было у нее в руках, она вернулась за следующей порцией.
К тому времени, как ушли соседи и остались только члены семьи, Бекка уже не могла плакать. Она сидела у кухонного стола с закрытыми глазами и прислушивалась к разговорам. Отец с матерью звучали почти весело, они мыли и вытирали парадную посуду, обсуждая, о чем говорили соседи. Из гостиной доносились звуки телевизионных новостей Шана, Сильвия и их мужья без сил валялись перед телевизором.
Тетя Бекка, расскажи сказку.
Она открыла глаза: Бенджамин. Светлые волосы, челка одно лицо с Майком. Рассказывать сказку Майку? Забавно! Но рядом с ним с умоляющими глазами стояли обе дочки Шаны.
Хорошо. Но только одну. Какую вам рассказать?
Пятую касаву, прошептала Сара.
Бенджамин ущипнул ее за руку.
Не эту. Эта Геммина!
Я расскажу эту сказку, пообещала Бекка. Именно потому, что она Геммина.
А она не рассердится? спросила Сьюзен.
Не говори глупостей, ответил Бенджамин. Она умерла.
Но дух тоже может рассердиться, возразила Сьюзен.
Евреи не верят в духов, авторитетно заявил Бенджамин и взглянул на Бекку. Правда, мы не верим?
Она покачала головой, но не потому, что не верила в духов, просто эти разговоры явно пугали Сару, которая все крепче прижималась к Бекке.
Даже если Гемма и дух, она всех нас любит. И хочет, чтобы я рассказала вам сказку о Спящей красавице. Когда я видела Гемму в последний раз, она мне как раз про принцессу Шиповничек и рассказывала.
Лицо Сары прояснилось, и она улыбнулась, подсказывая: «Давным-давно» И Бекка, улыбнувшись в ответ, подхватила.
Когда детей наконец уложили, взрослые собрались в столовой.
Гемма оставила завещание. Вот что значит иметь в семье юриста, сказал доктор Берлин и посмотрел на Майка. Но кроме того, Гемма оставила шкатулку, которую мы с вашей мамой решили открыть именно сегодня, пока мы все вместе.
А что в ней, пап? спросила Сильвия, снимая черный обруч и легонько массируя шею под волосами.
Мы не знаем. Это был Геммин секрет. Мама даже не знала о существовании шкатулки, покуда вчера мы не распаковали вещи из дома престарелых. Это
Миссис Берлин прервала мужа:
Она полна всякой всячины.
Она говорила так тихо, что Бекка немного подалась вперед, чтобы расслышать.
Доктор Берлин погладил жену по руке, встал, вышел на кухню и вернулся с палисандровой шкатулкой. На крышке была вырезана роза с шипами.
Только не еще одна проклятая роза! воскликнул Хови. Гемма была просто типичный случай из учебника невроз навязчивых состояний.
Что ты в этом понимаешь? огрызнулась Сильвия. Ты же зубной врач.
Врач есть врач, парировала Шана.
Вовсе нет, возразила Сильвия.
Вовсе да.
Вовсе нет.
Майк нервно засмеялся, а доктор Берлин поднял руку.
Шана и Сильвия тотчас замолчали, и Бекка услышала тяжелый вздох так мама вздыхала, когда сестры-подростки ссорились.
Давайте лучше посмотрим, что в шкатулке, вмешалась Бекка.
Пусть мама откроет, предложил доктор Берлин.
Миссис Берлин медленно подняла крышку, и все уставились на мешанину из фотографий и бумаг. Затем она принялась не спеша вынимать бумаги по одной, аккуратно раскладывая их на обеденном столе, пока стол не стал похож на лоскутное одеяло.
Посмотрите на фотографию, воскликнула Сильвия. Разве это не Гемма?
И все эти вырезки, Шана ткнула красным наманикюренным ногтем в пожелтевший листок бумаги.
Давайте начнем с этого конца, доктор Берлин перевернул одну из фотографий. «Евка и я, 1945 год», громко прочел он и пустил фотографию по кругу. Это был черно-белый снимок женщины в плохо сидящем ситцевом платье. На руках она держала девочку со светлыми косичками и огромными глазами.
Это ты, мама? спросила Бекка, показывая на девочку.
Конечно, улыбнулся отец. У кого еще могут быть такие глазищи?
Какое ужасное платье! воскликнула Сильвия. Просто мешок из-под муки.
Тогда такие носили, пробормотала миссис Берлин. Но я никогда раньше не видела этой фотографии.
Бекка взяла следующий листок.
Какая-то бумага, разрешающая въезд в страну. В Америку, она оглядела всех сидящих за столом. На имя Гитл Мандельштейн.
Гитл? переспросила Шана.
Может, это и было настоящее имя Геммы, предположил Хови.
Никто никогда не называл ее Гитл, сказала миссис Берлин. Но я не знаю, откуда она, и не встречала никого, кто бы знал ее до моего рождения. Я думала, ее настоящее имя Женевьева.
Вы не знаете настоящего имени своей матери? изумился Майк.
Я всегда думала, что меня назвали Евой, потому что ее звали Женевьева, ответила миссис Берлин. А потом она взяла себе другое имя Аврора, так что мы были Аврора и Ева. Она шутила, что с нас все начинается и день, и род человеческий.
А я всегда думала, что Аврора это из сказки, сказала Сильвия.
Из какой сказки? недоуменно спросила Шана.
Из «Принцессы Шиповничек», конечно. Принцесса Аврора, как у Диснея.
Что-то слишком умно для меня, вставил Хови.
Все слишком начала Сильвия.
Сильвия! предупреждения доктора Берлина было достаточно. Он взял другую фотографию: Что вы думаете об этой?