Моя мать за три месяца так и не объявилась, когда в один из вечеров раздался звонок в дверь. Не переставая меня спящего укачивать, папа, чертыхаясь себе под нос от громких звуков, направился в прихожую. Какого же его было удивление, когда на пороге он увидел бабушку. Она совершенно ничего не знала ни о своей дочери, ни о том, что она сделала, ни обо мне. Бабушка была в курсе лишь о том, что её дочь встречалась с моим папой и что она жила у него. Правда об этом бабушка узнала случайно, когда моя мать однажды послала ей посылку каким-то чудом с написанным обратным адресом. По этому адресу она и прилетела из Ивы. Только вряд ли она была готова к той информации, которая тут же вывалилась на неё, не успела она и переступить порог квартиры. В Энск бабушка летела с большим недоверием к папе, потому что совершенно его не знала, но уже к концу недели, которую она жила вместе с нами, бабушка растаяла и приняла папу так близко к сердцу, как это только было возможно. Бабушка всегда говорит, что папа носится со мной, как «курица наседка», но в моём детстве её всегда поражало то, что она не успевала открыть и глаз ночью, как папа уже стоял и укачивал меня у колыбели.
Бабушка понимала папу как никто другой, потому что сама рано родила. Только ей было кому помочь с ребёнком и потому она с чистой совестью могла с головой погружаться в учёбу и проходить интернатуру без перманентной мысли в голове, что делать дальше. Поэтому бабушка чуть ли не заставила папу обратить внимание на себя и хоть раз нормально выспаться и поесть. Из-за того, что папа был на первом курсе медицинского института, она вполне быстро помогла догнать ему программу, отправив его со спокойной душой на экзамены. После долгих уговоров она наконец добилась, чтобы папа уволился с работы и мог спокойно заниматься не только универом, но и своими инвестиционными задумками. Но мне кажется, она ещё испытывала вину перед папой за свою дочь, которая так любезно меня ему скинула.
Спустя какое-то время бабушка купила просторную двухкомнатную квартиру недалеко от папиного ВУЗа, кажется, сама совсем забыв о личной жизни и работе. Как она сказала папе, она взяла долгосрочный отпуск, возвращаясь в Иву только в крайних случаях, когда без неё операция не могла состояться. Но несмотря на «отпуск», она продолжала издавать научные статьи и почти всегда участвовала в симпозиумах по видеосвязи.
Моё любимое воспоминание из детства это как каждый вечер папа доставал меня из ванны, закутывал в огромное махровое полотенце и относил в комнату, где, переодев меня в пижаму, сажал на коленки и мы вместе читали книжки. Особенно, это было волшебно, когда за окном была метель, а мы сидели, прижавшись друг к другу и под светом торшера погружались в сказочные миры. Или вот ещё: каждые выходные мы ходили гулять в парк, папа всегда покупал мне сладкую вату и они с бабушкой могли часами напролёт с самым внимательным видом слушать мой детский лепет. Самым строгим наказанием, которое предназначалось за моё баловство, было то, что мы целый день разговаривали на рупрехтском языке или я читал несколько глав книжки на нём вслух. Не знаю как папа, но мне в скором времени такие наказания (а это скорее условное название), стали очень нравятся, потому что в пять лет я уже не только мог спокойно поговорить на рупрехтском, но и перевести любимую книжку на него. И всё это было как нельзя кстати, потому что в Рэйе я совершенно не чувствовал проблем с общением. А ещё, у нас появилась семейная традиция, которая, мне кажется, развивала каждого из нас по-своему: каждые выходные мы ходили или в театр, или в музей, или в картинную галерею, или на какую-нибудь интересную выставку, и количество таких мест и постановок никогда не кончалось до моего отъезда.
Ближе к первому классу, компания папы начала приносить хорошую прибыль и он купил большую просторную квартиру в центре, в которой я прожил вплоть до сегодняшнего дня, чтобы у меня была лучшая школа в шаговой доступности. А ещё, папа никогда не забывал поступков бабушки и когда у него появился постоянный большой доход, то первым делом он отблагодарил её, купив ей дом в Иве. Кстати, отношения у них и правда очень близкие, потому что бабушка, мне кажется, давным-давно нашла в нём замену своей дочери и иногда ненароком называет его «сынок», участвуя в его жизни не меньше, чем в моей.
Конечно, как и у любого подростка, у меня был переходный возраст и я творил столько невероятно бессмысленных вещей, что вспоминать не хочется, потому что нервная система моего папы именно тогда стала давать сбои, а после похищения и вовсе перестала существовать. Я никогда не рассказывал об этом папе, но тогда в лесу мне казалось, что я очень мало говорил ему о том, как люблю его и как за многое хочу попросить прощения, потому что, если честно, тогда я вообще ни на что уже не надеялся. Я мало что помню из того дня, помню лишь как он меня нашёл и как держал мою руку в скорой, говоря о том, что всё будет хорошо, сам заливаясь при этом слезами и бледнея до мелового оттенка. А потом я заметил, что у папы проявились последствия той ночи седой прядью, которую от всеобщего обозрения скрывал лишь золотой отблеск его светло-русых волос. Папа никогда не говорил, как он переживал за меня тогда, но со слов Марты, он был похож на бомбу с запущенным таймером.
Кстати, я не хотел этого замечать, но моё подсознание не дремлет: сегодня в аэропорту я видел, как папа уткнулся головой в Мартину ключицу, дрожащими руками обняв её за талию, и как сильно его трясло, когда он опускал руки, чтобы меня забрали. Думаю, не будь я таким истеричным, всё бы прошло куда менее нервозно. Но пользуясь случаем, хочу сказать: я люблю тебя, папа.
Даша. Даша вообще заслуживает отдельную книгу, чтобы её описать, и это не только потому, что я её люблю, а потому, что она удивительный и недосягаемый, в хорошем смысле, человек.
Мы познакомились с ней 3 года назад, но кажется, будто это было в прошлом месяце. Мы встретились у бара на концерте какой-то рупрехтской группы. Слово за слово, разговор у нас завязался очень быстро и вместо музыки внимание переключилось друг на друга. Чтобы не отвлекаться на шум вокруг, мы почти до утра гуляли по ночному городу, разговаривая обо всём на свете. Никогда не думал, что то спонтанное знакомство сможет наложить такой отпечаток на всю мою жизнь!
Даша очень легко влилась в нашу семью: папа вообще относится к ней, как к дочке, а Марта считает её своей подружкой, и я рад, что это отношение искреннее, а не в порядке обязательства передо мной. После нашей второй встречи прошло чуть меньше недели, как мы начали встречаться, и я до сих пор поражаюсь своей самоуверенности в любовном плане. Нет, у меня были отношения до неё, но у всех же был неприятный опыт в подростковом возрасте.
С ней я забыл про самые страшные и уничтожительные мысли в своей голове, вновь научился улыбаться и радоваться жизни. Несмотря на то, что мы познакомились в клубе, круг наших интересов значительно отличался от публики в партере. Мы могли часами разговаривать об антропологии и неандертальцах, или о когнитивной революции и пантеоне мифических богов, или мы могли говорить о компартментализации или о психологии в кино. Она учила меня сочинять длинные стихи, а я её играть на гитаре, она учила меня никогда не сдаваться, несмотря на обстановку в её семье (а она была потрясающей: отец, отбитый на голову с манией преследования, лицемерные родственники и религиозная коммуна, в общем, весь набор для спокойной жизни), а я её верить в свои мечты.
Но было в этой идиллии и то, что разрушило её навсегда. Я ей изменил. И да, можно задавать миллион вопросов: зачем? почему? боль ради минутного удовольствия? Но у меня нет ответа и нет оправданий. Я изменил ей один раз и до сих пор не понимаю зачем. Когда она узнала, то не было истерик или скандалов, она просто молча ушла, оставив меня наедине с произошедшим. Это случилось на моём последнем концерте, хотя, без неё не было бы и первого. Она заставила меня поверить в то, что я смогу собрать целый клуб народу, которому понравится моё творчество, она помогала мне придумывать песни, подыгрывала партии и вдохновляла на смелые решения, она была моим толчком к творчеству, а я, получается, просто воспользовался ей и сдал назад, как бракованный товар. Тогда я был очень пьян и не понимал, кто вертится вокруг меня и что от меня хотят, я просто поддался какому-то животному инстинкту, который тут же был замечен. Я помню, какой радостной она зашла в этот клуб и какой опустошённой вышла из него. Единственный человек, который не бросил её в тот день был мой папа, на груди которого она рыдала несколько часов, а потом просто разорвала все контакты со мной. Она никому не говорила, что произошло, и наши общие друзья до сих пор не в курсе этого, но за неё кричало её сердце, которое отторгало меня всякий раз, когда я пытался его вернуть.
Спустя полгода она прочитала мои сообщения, и ответила, что простила меня, но я чувствовал, что я не был прощён. Мы встретились, она позволяла мне держать её за руку и обнимать, но я чувствовал, как в ней не осталось абсолютно ничего от прежней Даши. Я понимал, что я сломал какие-то механизмы внутри неё и она ни за что не позволит мне это исправить. Она всегда была слишком самодостаточной, чтобы убиваться по произошедшему. Правда, тогда она закрылась ото всех неподъёмной дверью. Она нашла в себе целый мир и ей его было достаточно, она легко отпускала и прощалась, не испытывая в ком-то потребности, когда всё то необходимое, что люди жизнями ищут в других, было в ней самой. И я уже хотел сдаться, но судьба, видимо, подкинула мне туз. Хотя, он явно был не в мою пользу.
Этим летом я разбился на машине и частично потерял память, а это было совсем не круто, когда перед тобой стоят твои родители, а ты даже не понимаешь кто это. Меня спасло лишь то, что моя бабушка доктор медицинских наук и функциональный нейрохирург. Она в буквальном смысле собрала меня по частям. Я провалялся в больнице 3 месяца и тогда Даша отыгралась на моём мужском самолюбии. И я уверен, что делала она это специально, чтобы меня позлить. Видели бы вы в каких платьях она приходила ко мне в палату ох, я каждый раз напоминал себе не сильно возбуждаться снизу, а то мало ли что. Память ко мне вернулась также неожиданно, как и пропала. Но та пропасть, которая была преодолена между нами в период болезни была невероятна глубока, и отчасти, я рад, что всё случилось именно так. Печалит меня лишь одно: иногда я совершенно не помню, что со мной происходило день назад, да и вообще с памятью остались проблемы, но кто знает, может и это к лучшему
Когда я наконец подал признаки жизни и покосился на Макса, то он читал какую-то книжку, то и дело сонно закрывая глаза. В иллюминаторе мелькали яркие огоньки городов и бескрайние лесные чащи, прерываемые лишь маленькими квадратиками ржаных полей. Вообще, Макс хороший человек и точно не желает мне плохого. Они дружат с папой 34 года и всегда готовы подставить другому своё плечо. Их дружба с детства зиждилась на безвозмездном начале, основывавшемуся на доверии и сопереживании. Свадьбы, рождение детей, взлёты и падения, личные трагедии и первые морщины, всё это они проходят рука об руку. Я даже, если честно, завидую такой крепкой дружбе, которая проверена и деньгами, и временем.
Время в полёте шло очень медленно, и когда я вновь посмотрел на часы, то оказалось, что прошло менее получаса, с моего последнего взгляда на них. Я решил проветриться и дойти до уборной, попутно умирая от желания выпить апельсиновый или морковный фреш. Я осторожно перелез через заснувшего Макса. Вы бы видели, как он спит! У меня даже Барни так не расползается по кровати. Побродив меж пустых кресел, я вернулся назад вместе с апельсиновым соком и палочкой корицы, сев на свободное кресло. Я достал телефон в попытке отвлечься от полёта, потому что внутри меня всё ещё пульсировал сигнальный маяк, готовый в любой момент запустить свою сирену. Поэтому я решил открыть Дашино сообщение. Не знаю, что нового я хотел там увидеть, но мне казалось, что если я перечитаю, то будет хотя бы иллюзия того, что она рядом, на соседнем сидении, печатает всё это, иногда хмуря брови или поджимая губы в поиске точной метафоры для моего маргинального положения в её глазах. Всё бы отдал, чтобы сейчас увидеть это зрелище! Но телефон явно не разделял моего желания и предательски не загорался, сколько бы я ни нажимал на кнопку включения и сколько бы раз не подносил палец к сенсору. Я достал зарядку из рюкзака, но и это не дало своих плодов, оставив меня один на один с чёрным экраном безразличия.
Макс! Вздохнул я, повернувшись в его сторону, но Макс спал как убитый. Ма-а-акс! Я потормошил его, зашипев более настойчиво. Макс еле-еле разлепил глаза и посмотрел на меня. У меня телефон не работает! Макс посмотрел на часы, потом на меня, потом вновь на часы, поправляя их на руке.
Половина пятого утра, какой телефон? Почему ты не спишь?
Не хочу! Он даже от зарядки не включается!
Может он перезагружается, сонно поморщился Макс, потирая нос.
Я понял! Вы с папой решили и телефон мне поменять, чтобы точно меня назад не возвращать?! Воскликнул я и заулыбался. Серьёзно?! Вы даже не смогли это обсудить со мной?! Я что вам игрушка какая-то?
Послушай, я не хочу тебе рассказывать о том, что это вынужденные меры и что никто не хотел быть жестоким, и я не хочу с тобой ссориться из-за какой-то ерунды.
Ерунды? Изумился я, вскинув брови.
Куда ты пошёл? Лёша! Я с тобой не договорил! Крикнул Макс, перейдя в середине на недовольный на шепот. Я махнул рукой и сел на кресло, через 3 ряда от него.
Не хочу сидеть с предателем! Метнул я, в надежде, что он расслышит все ноты презрения в моём голосе. Тоже мне, конспираторы нашлись! Но блаженная тишина длилась недолго, потому как передо мной тут же оказался Макс, протягивая нераспечатанную коробку. Что это?
Твой новый телефон!
Он мне не нужен, я стану отшельником и буду жить в лесу! И вообще, отстань от меня!
Удивляюсь, как тебя твой папа терпит! Бросил Макс, положив белую коробку на соседнее кресло. Как только он скрылся из поля моего зрения, то я тут же взял её в руки, стараясь еле слышно снимать плёнку. Не должен же Макс услышать, что я так быстро сдался!
Когда самолёт начал снижаться, я застал себя на тех же креслах, но укрытым пледом и с подушкой под головой. Я даже не заметил, что проспал почти 7 часов, но ноющая шея и затёкшая спина смогли убедить меня в обратном. Мы приземлились в рассветную дымку тихого аэропорта, казавшегося рисунком с открытки из-за своего спокойствия. Жизнь здесь ещё не проснулась
Ну что, готов, Чарли? Спросил Макс, подавая мне рюкзак и пропуская вперёд себя на выход. О боже, я же теперь Чарли совсем забыл!
II. Добро пожаловать в игру
Я находился в ужасной тишине, которая резала слух, что я даже мог услышать, как бьётся моё сердце и пульсируют вены в висках. Просто закройте глаза и представьте, как вы лежите в помещении, в котором не происходит ничего, настолько абсолютно ничего, что вы даже способны услышать ваши мысли, но вокруг не раздаётся и шороха жизнь находится только внутри вас, но не факт, что вы живёте в этот момент. Я открыл глаза, в надежде увидеть хоть что-то, что могло объяснить эту тишину, но не увидел ровным счётом ничего, кроме белых стен и постоянно трещащей лампочки, давящей на глаза своей тошнотворной желтизной.
Помещение с каждым мгновением всё более походило на больничную палату, но только довольно странную больничную палату. Здесь не было окон и была лишь одна койка моя, а ещё дверь была на половину прозрачной, что совершенно не упрощало моего понимания действительности. Конечно меня это настораживало, но больше, меня стало тревожить то, что я не мог повернуться или нормально лечь что-то настолько сковывало мои движения, что я даже не мог посмотреть вниз себя. Потому что как только я начинал двигаться, то у меня начинало тянуть поясницу и кисти рук. Боже, что за пыточная?
За дверью раздались чьи-то шаги, и я был рад, что я здесь не один. Надеюсь это Макс, который объяснит мне, что, чёрт возьми, происходит. Но, когда дверь распахнулась, то за ней никого не оказалось, кроме мрачной пустоты, из которой начинало вылезать нечто странное, похожее на силуэт, постоянно расплывавшийся в моих глазах, что я не мог даже сфокусироваться на его очертании, потому что он, как пластилиновый шарик, принимал новые формы, как только начинал двигаться ко мне. Надеюсь, он хотя бы дружелюбный!