И вечер начался. Гости продолжали съезжаться на дачу. Подавалась шампанское, место у фортепиано никогда не пустовало, занимаемое новыми гостями. Анж сыграла несколько полонезов и мазурок, уступив потом Алексу, исполнившего романс «Жаннета», приведший в восторг сестру хозяйки так, что она, к вящему неудовольствию цесаревича Константина, кинулась на шею Бенкендорфу.
Константин, по своему обыкновению, быстро напился. Анж, уже решившую куда-то уехать, взял тихонько под руку Жан де-Витт и прошептал: «Ну я же говорил, что в монастырь вы не пойдёте». «А вы уже не хромаете. Чудесное исцеление?» усмехнулась она ему в лицо. «Животный магнетизм», ничуть не смутился де-Витт. Анжелика дернула плечом, стряхивая его руку. А потом прошла на веранду ей действительно было жарко и душно. Белая ночь стояла над столицей; противно жужжали комары.
А, вот ты где, сказала Марьяна, присоединяясь к ней и обмахиваясь веером. Разумно, а то Костенька-урод, кажется, слишком уж неравнодушно отнёсся к твоему присутствию здесь. Лучше тебе уехать, пока он ещё не насытился Янкой и не пошел искать новизны
Слушай. Я тебе уступаю Бенкендорфа, ответила Анжелика.
Что ж так великодушно? усмехнулась графиня. И зачем мне он? Он немец и зануда, хоть и желает казаться весёлым.
Что ж в нём такого занудливого? спросила княжна.
Не знаю Взгляд, легкомысленно сказала Марьяна. Какой-то он юный Вертер, возьмёт ещё, будет стреляться. Подожди, ты ещё не слышала, как он рассказывает о каких-то крестовых походах и прекрасных дамах. Он может говорить часами, если его не прервать. Наверное, ещё и стишки сочиняет, навроде Клопштока, тут дама хихикнула. Ты почувствовала это, поэтому и уступила его мне. Небось, сама не любишь зануд.
Анжелика только промолчала.
Скажи мне, Анж, кого ты вообще любишь? Только не надо твердить, что Господа. Тебя вообще мужчины интересуют? последние вопросы графиня Уварова задала с необычайной прямотой.
Да. Только не в том смысле, в каком они интересуют тебя, взгляд синих глаз кузины заставил Марианну поёжиться. Нет, правы те, кто называл княгиню Изабеллу «ведьмой». А Анж на неё похожа как две капли воды, только повыше ростом, личико гладкое и глаза не карие, а светлые.
И в каком же смысле тебя интересует, например, Бенкендорф? парировала Марианна.
В том смысле, что он зять графа Ливена.
Ты влюблена в Ливена? со смесью гадливости и любопытства переспросила анжеликина родственница. В Кристофа Ливена?
«Ага», внутренне обрадовалась Анж, услышав, с каким отвращением говорит о её враге Марьяна. «Значит, он ей тоже чем-то насолил».
Боже упаси, сказала Анж. Он муж моей пансионской подруги, кстати, младшей сестры этого несчастного «Вертера», как ты выразилась. Не думаю, что графа вообще может полюбить какая-то женщина.
Правильно. Потому что его любят мужчины, ухмыльнулась её кузина.
«Нет, то, как он всегда пялится на мою грудь, вряд ли означает, что он из содомитов», усомнилась в словах Марьяны княжна. Кроме того, в графе не было ничего томного, пресыщенного, утончённо-порочного, того, что обычно отличает мужчин, предпочитающих спать с представителями своего собственного пола.
Он женат, и его жена беременеет ежегодно, возразила Анж.
Господи, Анеля, ну не будь же такой наивной! воскликнула графиня. Все содомиты женаты и у всех есть дети. Особенно если говорить о тех, кто в свете хоть что-нибудь значит.
«Нет дыма без огня», подумала девушка про себя. «Если слухи пошли, значит, кто-то или что-то стало поводом к ним. Интересно, что? Ну или кто?»
Так зачем же он тебе нужен? продолжала Марианна.
Я его ненавижу и очень хочу убить, сказала совершенно искренне Анжелика. Почему-то ей показалось, что «курве» можно доверять. Она была честна, несмотря ни на свой образ жизни, ни на предпочтения в постели.
Откровенность за откровенность. Я тоже хочу убить одного Ливена. Но не того, Марианна прямо и честно взглянула в глаза княжны, без трепета встретившись с ней взглядом. Братика его старшего.
Вот как?
Анжелика посмотрела в её глаза и увидела всё, что было в прошлом её кузины.
Дождливый вечер над разорённой Варшавой. Марьяну тогда тонкую девушку, молодую вдову, приводят к высокому худому человеку с тусклыми серыми глазами, сидящему в расстегнутом русском пехотном мундире на драгоценном ковре княжеского особняка и курящему гашиш. Тот оглядывает её как неодушевленный объект. «Покажи сиськи», говорит он по-немецки. Руки его слуги тянутся к груди юной княгини Потоцкой да, тогда она была ещё Потоцкая срывают косынку, рвут платье и корсаж, грубо лапают тонкую белую кожу груди и плеч. «О, Янис, это то, что нам надо», усмехается полковник русской армии, и глаза его затуманиваются. «А теперь вон!» Все уходят. Марьяна остаётся наедине с этим человеком, этим «северным варваром», одним из тех, кто разорил её город и её страну. Тот встаёт, подходит к ней, вынимает из-под полы стилет. Девушка дрожит: неужели он собирается убить её? «Пан офицер» начинает она. «Молчать!» удар в лицо тяжелой рукой неожиданно следует за её мольбой. Кровь течёт у неё из разбитой губы. Он подносит стилет к разорванному корсажу девушки. «Не надо, пане» говорит Марьяна, ощущая страх. «Я всё, что вам угодно, сделаю, только не убивайте!» «Всё, что угодно?» ухмыляется полковник. «Откуда ты знаешь, что мне угодно?» Её мучитель заламывает ей руки и опрокидывает на пол, валясь на неё всем своим длинным, тяжелым телом. Инстинктивно княгиня сжимает ноги в коленях, упираясь в его поджарый живот. «Сучка», шепчет он. «Ещё так сделаешь, убью», и потом рывком раздвигает ей ноги Он насиловал её долго, никак не мог кончить, и она уже устала плакать и кричать. Потом офицеру и самому, видно, надоело, он оторвался от неё, натянул штаны и крикнул: «Янис! Убери эту мразь от меня!», подкрепляя свои слова чувствительным пинком ей в живот. Она сжимается в калачик, стонет от боли, шепчет молитвы и проклятья. «Будешь бормотать по латыни, отдам тебя своим гренадёрам, порадую ребят», говорит сквозь зубы её насильник, вновь ударяя её по спине ногой в тяжёлом сапоге
У нас с ним свои счёты. С октября Девяносто четвёртого, проговорила тихо Марианна. Я знаю, что этот волк затаился в своем логове. Но когда-нибудь он за всё мне ответит.
«Её первый муж, этот русский, лишился ноги как раз во время взятия Варшавы Странная она всё же», подумала Анж.
Если ты такая патриотка, продолжала княжна. То почему ты пошла под венец с Зубовым? Он же брал Варшаву. Почему ты спала с Долгоруковым?
Анжелика. Вы, Чарторыйские, полагаете, что в москалях всё зло. Нет. Вот в немцах, этих поганых еретиках и безбожниках, всё зло и есть, сказала твердым голосом графиня Уварова. Они толкают русских на то, чтобы ненавидеть нас, потому что эти чухонцы и пруссаки даже не считают нас за людей. Екатерина Кровавая была немкой. А Суворов просто исполнял приказ. Равно как и мой первый муж.
Ты не ответила на мой вопрос, жестко спросила девушка. Почему ты спала с князем Петром Долгоруковым?
Потому же, почему и пошла под венец с Уваровым, сказала Марьяна. Theodore, конечно, дурак, но он добрый дурак.
Ты знаешь, что он друг этого Ливена? Равно как и муж твой?
И что? Кстати, что ты имеешь против Долгорукова?
Он домогался до меня. Я прокусила ему руку, усмехнулась Анж.
Прекрасно. Так с ними и надо, одобрительно произнесла Марианна. А что ты, собственно, хочешь от меня?
Теперь уже ничего. Достаточно того, что ты ненавидишь Ливена. А так как этот его родственник бегает ныне за тобой, как хвостик, почему бы тебе не притвориться к нему благосклонной и не пригласить его на тайное свидание? предложила, не моргнув и глазом, княжна Войцеховская.
С чего бы? посмотрела на неё Марьяна. Почему бы тебе самой так не поступить?
Ты знаешь, кто мои родственники, прошептала Анж. Меня же живьем закопают за такое.
Ну да, он же не император и даже не великий князь, графиня Уварова была в курсе всех слухов и сплетен и знала, что, по слухам, Анжелика вполне вероятно сможет заменить в постели государя другую свою соотечественницу, Марию Нарышкину.
Княжна посмотрела на неё как-то нехорошо.
Ma chère cousine, поменьше слушай, что болтают вокруг всякие придурки, и почаще слушай меня, улыбнулась она надменно. Я знаю больше, и мои сведения всегда точны.
Как посмотрю, ты умна не по годам. Сколько тебе, девятнадцать? проговорила Марианна. Что же с тобой будет, когда достигнешь моего возраста?
Есть все основания полагать, что к этому возрасту я буду уже в могиле, в монастыре или замужем за дураком, не моргнув глазом, произнесла Анжелика. Ну так что? Ты соглашаешься дать свидание Бенкендорфу?
Пожалуйста, равнодушно произнесла графиня Уварова.
Великолепно, Анжелика в порыве чувств поцеловала её в щеку. Можешь дать ему одно свидание, ничего не делать, если не хочешь, так, задурить ему голову, а на второе рандеву вместо тебя приду я. И у нас с ним будет свой разговор.
Договорились.
Они пожали друг другу руки, и Анжелика сошла вниз, к своему экипажу. Она нынче поселилась во дворце, возобновив свою фрейлинскую службу, так что ей можно было не волноваться за то, что дома её встретят неласково из-за долгой отлучки. Адам вряд ли сейчас будет допытываться, где она бывает, пока не живёт с ним. У него дел слишком много, чтобы ещё и следить за племянницей. Как только она села в карету, к ней подбежал разгневанный брат и прокричал:
Ты обманула меня, Анелька! Она передала только что записку Бенкендорфу! Ты
Трогай, спокойно приказала она кучеру, оставив брата ругаться и махать кулаками ей вослед.
Несмотря на репутацию, многочисленные связи и умение влюблять в себя мужчин «на раз-два-три», Марианна в глубине души презирала противоположный пол и не получала особого удовольствия в постели, хотя могла свести любого кавалера с ума легко и просто, мастерски разыгрывая страсть. Поэтому ей было всё равно, окажется ли она завтра в постели с Альхеном Бенкендорфом или хоть с тем же Анжеем Войцеховским. Впрочем, последнего она бы предпочла с ним хоть по-польски можно поговорить. Но если Анж действительно ополчилась против Ливена похоже, по наказу «Фамилии» то графиня будет действовать в её пользу.
Алекс, узнав, что назавтра ему было назначено свидание от самой Марианны, забыл о странном появлении княжны Войцеховской там, где меньше всего ожидал её встретить. И зря. Потому что связь присутствия Анж в салоне его новой любовницы со всеми последующими событиями в его жизни он разглядит слишком поздно для себя.
ГЛАВА 4
Санкт-Петербург, июнь 1806 года
Последний день мая граф Кристоф провел довольно нервно. Он присутствовал на совещании у государя, где держал слово. Чарторыйский тоже был там самолично, долго говорил о необходимости радикальных реформ во всех ведомствах и ещё пару раз обмолвился: «Нынешняя военная доктрина очень мало соответствует надобностям текущего момента», при этом выразительно взглянув на графа, которого просто-таки трясло от самого вида Адама и от звука его голоса. У Ливена руки чесались устроить мордобой, но его пыл усмиряло присутствие государя, вступившего со своим другом и бывшим соратником в спор как раз по поводу военной доктрины и расстановки сил в Европе: «любезный Адам» утверждал, что ныне, когда положение Пруссии под угрозой, нужно проявить благоразумие и не вмешиваться в конфликт, а держать нейтралитет; государь парировал тем, что он поклялся на могиле Фридриха Великого, пообещав вечную помощь этому королевству в затруднениях.
А как считаешь ты, граф, посмотрел потом государь на Кристофа своими прозрачными, зеркальными глазами. Надо ли нам вновь вступать в войну с Бонапартом?
Ваше Величество, ежели желаете моего мнения, произнес он медленно, снова поняв, что в его прежде очень хорошем французском появился неистребимый балтийский выговор, Я считаю, что война неизбежна. Если посмотреть статистику прусской армии на начало этого года, мы увидим, что она малочисленна и единиц артиллерии в ней в три раза меньше, чем у Бонапарта. В итоге, при возможности вооруженного столкновения её поражение будет неизбежным. А если враг займёт территорию Пруссии, то окажется, что наши границы совпадут с границами Франции.
Так всё и будет, по-видимому, Александр прервал его и с выражением посмотрел в тёмные глаза Чарторыйского. Что же, и тогда сохранять нейтралитет предложишь?
Я предлагаю ждать, Ваше Величество. Любое проявление агрессии со стороны России будет опасно для России же, ровно, как по-писанному, произнёс князь. Боюсь, война ослабленной после поражения в Австрии армией окажется для нас фатальной.
Вот как? с иронией в голосе переспросил император. Кристоф, у тебя есть данные о войсках на западной границе?
Ваше Величество, там уже стоят три дивизии, и в случае боевых действий можно подтянуть всех остальных. Там, правда, не так много кавалерии, Кристоф мельком взглянул в лежащие перед ним бумаги, исписанные ровными рядами цифр. «Лёвенштерна отправить к Платову на Дон Да хоть послезавтра», подумал он, когда увидел статистику по Войску Казачьему.
Но зато там есть пушки, проговорил Александр. Артиллерия решает всё.
Бонапарт считает себя специалистом по артиллерии, Ваше Величество. И его высокое мнение о собственных знаниях в данной области военного искусства вполне оправдано его победами, возразил Чарторыйский.
Но наши войска тоже славятся артиллерийской подготовкой. Из того, что мне сообщает Алексей Андреевич, я делаю такие выводы, парировал государь, встретившись взглядом со своим давним другом, к которому ныне испытывал явное недоверие, Да и в деле они вполне хорошо показали себя. Граф, не подскажешь ли мне, какое сражение проявило преимущества нашей осадной артиллерии перед неприятельской? А то я что-то запамятовал. Помню, что оно произошло не так давно Наверное, при бабке моей.
Ливен ответил немедленно:
Ваше Величество, таких сражений было немало. Но мне сходу вспоминается взятие Праги в октябре Девяносто четвёртого.
Государь понимающе улыбнулся ему. А Чарторыйский побагровел так, словно его вот-вот хватит удар. «Пся крев!», возмутился князь про себя. «Это измена!»
Потом заговорили о другом. После того, как они вышли из покоев государя, Чарторыйский и фон Ливен обменялись язвительными взглядами. «Ты за это ещё ответишь, чухонец. И тебе будет очень больно», говорил змеиный, с поволокой взор тёмно-карих глаз князя. «С каким удовольствием я бы поставил тебя к стенке вместе со всеми прочими поляками, поганый папист!» читалось в светлых глазах Кристофа. Но они не высказали ничего этого вслух, а лишь учтиво поклонились друг другу и разошлись.
Кристоф был вне себя от холодной ярости. Всю дорогу до дома он воображал, как всаживает пули в тело Чарторыйского, прикованное гвоздями к стене. Дерзить государю не много ли он смеет, этот поляк? Да и мешаться в военные дела кто он таков для этого? Нет, если он покончит с князем, это будет благом не только для него и его друзей, но и для государства. Но как это сделать? Как нанести роковой удар? Об этом предстоит ещё поразмыслить хорошенько.
Дома его ждал несколько неожиданный гость. В его гостиной находился некий незнакомый господин. По словам дворецкого, он имел рекомендательное письмо к графу от старшего брата Кристофа.
С кем имею честь говорить? граф Кристоф мельком оглядел невысокого, сутуловатого молодого человека с лицом робким и растерянным, нёсшим на себе отпечаток «не от мира сего».