Вы думаете, что Тетерин заинтересуется моей личностью?
Однозначно. Он будет наводить о вас справки так же, как наводил обо мне, везде, где только сможет их навести, включая полицию, и эти справки должны соответствовать тому, чем вы все эти дни будете: немым, бедным и честным.
Видимо, эта роль привлекла Тибо, и он уже стал в неё входить, ибо, сделав озорную рожу, Колотушка поковырял пальцев в ухе и предложил:
А можно я приеду не из Марселя или Тулузы, а из Орлеана? Он мне больше нравится.
Если хотите, пусть из Орлеана. Чем крупнее город, тем труднее найти в нём маленького человека. Мне ли вам объяснять?
Тибо хлопнул в ладоши и потёр ими, выражая своё полное согласие:
А с вами не соскучишься, мсье! То есть, ранним утром я буду уходить из квартиры на поиски работы или на саму работу и лишь на ночь возвращаться обратно. Понятно!
Совершенно верно. И если ваша кандидатура господина Тетерина не устроит, то я даю вам слово: я тоже никуда не поеду, обещал Алябьев.
Поедете, мсье! Я буду стараться, и вряд ли кто-то сыграет эту роль лучше меня! Кстати, пять лет назад то есть, когда мы с вами познакомились в Орлеане, или в том месте, где я умудрился спасти вам жизнь вам лучше знать я как раз собирался стать актёром, причём, комедийным, причём, собирался затмить собой Чарли Чаплина. Да-да! Не улыбайтесь! Так что вы поедете в свою Россию, мсье! Вместе поедем! Это вам обещаю я Тибо Дюран! И спасибо вам за оказанное доверие. В свою очередь я отплачу вам тем же, поскольку найти меня непросто. Запоминайте номер телефона, мсье. Если я вдруг вам срочно потребуюсь позвоните, мне передадут он дважды продиктовал Алябьеву цифры.
Мужчины условились о точном времени и месте встречи, скрепили свой союз крепким рукопожатием и разошлись.
Глава IV
Механик и грузчик
Алябьев не стал тянуть кота за известное интимное место. Окончательно взвесив все «за» и «против», где решающим «за» была сумма сделки, он достал из шкафа запасной ключ от кабинета Лилиан, доверенный ему девушкой, спустился в вестибюль, открыл её крохотные апартаменты, в которых находилась такая нужная штука как телефон, и позвонил Тетерину.
Тем воскресным утром тот словно сидел у аппарата и ждал его звонка, поэтому отозвался немедленно:
Я будто чувствовал, что вы позвоните именно сегодня и именно в это время, отчего и отложил все свои дела. Итак, ваше решение, господин Алябьев?
Я почти согласен. Нужно только уточнить некоторые детали.
Я так и думал. Тетерин не скрывал своего удовлетворения и зефирно польстил: Вы же не глупый и деловой человек. Давайте нынче встретимся в 11.00. на кладбище Пер-Лашез. Там нам никто не помешает. Вас устраивает это время?
Время да, место нет.
Мне ближе всего до него добраться, Сергей Сергеевич.
Алябьев хмыкнул: Тетерину может быть и ближе, а ему не за угол завернуть и на место прийти. Хотя, кто его знает, где живёт этот коммерсант? Может быть, вовсе и не в Париже, а где-нибудь у чёрта на куличках, и добираться до Пер-Лашез ему тоже не по малой нужде сходить. А то, что на этих «куличках» у Тетерина есть телефон, так что же тому удивляться: возможности богатого человека всегда были несопоставимы с возможностями бедного.
Возьмите такси, я оплачу вашу поездку туда и обратно вместе со стоянкой, пообещал Тетерин, поняв, почему хмыкнул его соотечественник.
Хорошо, Дмитрий Иванович. Встретимся. Где именно?
Минуете главный вход и идите прямо по центральному бульвару. Я выйду вам навстречу.
Встретились. Как и было оговорено, Алябьев пришёл со стороны главного входа, Тетерин неизвестно с какой. Он вылез навстречу Сергею Сергеевичу из-за какого-то серого склепа как клоп из-под плинтуса, и вылез не один. Его сопровождал высокий и крепкий с виду мужчина, видимо, телохранитель. Увидев Албьева, он остановился и потом всё время, пока проходила эта встреча, деликатно следовал за собеседниками на расстоянии пяти шагов.
Хотя Дмитрий Иванович и был одет будто буржуа средней руки, от него всё равно пахло зажравшимся капиталистом. Вот бывают же такие люди, как он: хоть в лохмотья его обряди, а чуть внимательнее присмотришься к такому «нищему», и видишь: пусть он в карамельной обёртке, а всё равно шоколадный трюфель.
Они неторопливо обходили старые монументальные дома-памятники и останавливались перед некоторыми, словно разглядывая их надгробья. Тетерин излагал Алябьеву свой план, и план был такой: Сергей Сергеевич едет в Советскую Россию экспрессом Париж-Негорелое. Он едет под видом французского коммерсанта, желающего приобрести у советских граждан разный мелкий антиквариат, не представляющий ценности. От станции Негорелое он доедет до Москвы, а оттуда уже до Ярославля. Добравшись до него, нужно будет прийти на улицу Городской вал, в доме 78 найти Фёдора Захаровича Изотова, и у него уже остаться на постой. Изотов укажет, что и откуда нужно будет изъять и после этого изъятия возвращаться во Францию. Сначала поездом до Москвы, потом до Минска, затем до местечка Койданово оно находится в 13-ти километрах от Негорелого, то есть, совсем рядом с советско-польской границей. В Койданово нужно будет пойти к православной церкви и найти
Никуда не годится, перебил Тетерина Алябьев. Никаких легальных поездок, никаких коммерсантов с желанием купить старые медные самовары.
Почему не годится? напрягся старик-гриф, пахнувший чёрной икрой. Объясните.
Извольте: на советской границе ко мне сразу же прицепят «хвост». Вы бы ещё придумали не антиквариат скупать, а золото с бриллиантами. Заметив, как вопросительно взглянул на него Тетерин, даже с вопросительной подозрительностью, Алябьев пояснил ему: Не надо недооценивать ОГПУ, Дмитрий Иванович. Советскую границу нужно переходить нелегально и, перейдя, раствориться на просторах страны среди «товарищей» в лице потомственного пролетария. С остальными границами так же нелегально. Я хочу убедиться в надёжности всех ваших «коридоров». Если я пройду по ним без помех в Россию, то тем же путём я вернусь и обратно во Францию. Так что я поеду только на этом условии и ещё с одним: я поеду не один. Моим напарником будет немой француз. Если вы не согласны с моими условиями, то я отказываюсь от этой поездки, и мы с вами расстаёмся.
Тетерин остановился, взял себя правой рукой за ухо, покачался на ногах, подумал и сказал:
Расскажите о вашем немом французе.
И Сергей Сергеевич рассказал ему легенду, придуманную вчера вечером самим Тибо, и основанную на первоначально предложенной сказке Алябьева. Его рассказ был коротким и неясным, как Конституция Наполеона Первого. Детали, придуманные Тибо, а он, как нам теперь известно, был творческой натурой, Алябьев для правдоподобности намеренно «забывал» и вспоминал о них только после того, как Тетерин ими интересовался.
Рассказ Сергея Сергеевича был следующим:
Мы познакомились пять лет назад. Тогда у меня были трудности с жильём. Однажды, когда я ночевал на улице, на меня напали два грабителя. Я смог с ними справиться, но тут появилось ещё трое. И мне бы пришлось не сладко, если бы не этот немой. У него в руке была трость, он поспешил мне на помощь, и мы сумели отбиться. После этого я прожил у него дома две недели, и мы подружились. Надо вам сказать, господин Тетерин, что он кладезь честности, оттого и беден. А два дня назад мы случайно встретились. Он сказал мне, что после того, как у него умерла мама, он приехал в Париж на поиски работы и будто уже что-то нашёл, и тут Алябьев не лукавил, потому что ещё вчера, встретившись после обеда и направившись искать комнату для Тибо-Колотушки на левом берегу Сены, тот сообщил ему: «Не волнуйтесь, мсье! Мои ребята меня подстрахуют. Полчаса назад они уже нашли мне квартирку и работку грузчиком в мебельном магазине». «Когда же вы успели?» удивился Сергей Сергеевич. «А как мы с вами утром расстались, так спустя полчаса я их на поиски и отправил, ответил Тибо. Я ведь, как вы изволили заметить, служу в воровской армии, где не только разведка работает по самому первому классу».
Меж тем господин Тетерин спросил:
Простите, господин Алябьев, а где вы познакомились?
В Орлеане. У меня там были личные дела. Потом эти дела ещё не раз приводили меня в этот город, и мы встречались как старые друзья.
Вы знаете язык немых?
Отнюдь, но своего друга я вполне понимаю. И блокнот с карандашом у него тоже всегда под рукой, так что проблем в общении у нас не возникало и не возникает.
А вот насчёт честности Это действительно так?
Совершенно. Он ни разу не взял у меня денег за проживание у него дома. И ещё один момент: некий мсье имел несчастье обронить на улице свой кошелёк, так он вернул его этому господину и опять же, скромного вознаграждения не взял. Мне это говорит о многом.
Может быть, он из тех людей, кто, найдя копейку, заголосит на всю округу: «Чья?!» но, найдя рубль, промолчит и спрячет его в карман?
Может быть, ответил Сергей Сергеевич, видя, что поведение человека с найденным рублём Тетерину более понятно, чем с копейкой. Но рубля пока что Арман не находил.
Его зовут Арман?
Арман Бонне. Он буквально на днях приехал в Париж и нашёл себе жильё на улице Данциг, неподалёку от гостиницы «Улей».
Тетерин вновь остановился, вновь взялся за ухо и вновь покачался на ногах:
Будут ещё какие-то условия, господин Алябьев?
Немецкие, французские и советские паспорта, или как там теперь они у большевиков называются удостоверения личности, или ещё как-то, должны быть на разные имена, и они должны быть настоящие. Подчёркиваю: настоящие, а не «липа», за версту пахнувшая новой краской из парижской типографии. Кроме того, во французских документах должны быть проставлены все визовые отметки о легальном пересечении всех границ, в немецких паспортах достаточно штампа о пересечении польской границы, в советских всё чисто. Надеюсь, вам не нужно объяснять, почему? и, видя, как Тетерин насторожился, Сергей Сергеевич всё же пояснил: Если, например, в Польше у меня вдруг проверят документы, то я смогу предъявить лишь немецкий паспорт, и если в нём не будет визы
Я понял, понял кивнул головой Дмитрий Иванович. Что ещё?
Мне нужны советские газеты, хотя бы за два последних месяца, и обязательно адресный справочник по Ярославлю. Теперь всё.
Я обдумаю ваше предложение, господин Алябьев, и сообщу о своём решении.
Насчёт Армана?
Насчёт всего, что вы мне нынче сказали. Как я помню, вы живёте на улице Лепик?
Верно, кивнул Сергей Сергеевич, отметив про себя: «Но вам-то, господин Тетерин, я об этом не говорил. Хорошенько же вы мной поинтересовались. Не иначе мсье де Маршаль поделился с вами информацией, больше некому».
Сколько дней мне ждать вашего решения, Дмитрий Иванович?
С учётом ваших нынешних предложений Э-э-э Давайте обозначим недельный срок. Вас устраивает, Сергей Сергеевич?
Вполне, ответил Алябьев, вновь подумав: «Как у него поездка «горит», так чем быстрее, тем лучше, а как я свои условия выдвинул, так сам неделю запросил. Значит, наверняка будет наводить справки о Тибо».
На том их беседа и закончилась. Тетерин отдал Алябьеву обещанные деньги за такси, они попрощались и разошлись: Сергей Сергеевич опять направился по центральному бульвару к главному входу кладбища, за которым его ожидал оставленный «мотор», а Дмитрий Иванович в сопровождении своего охранника снова свернул за какой-то склеп и растворился в дебрях каменных надгробий. Возвращаясь домой, Алябьев, не завтракавший с утра, решил немного изменить свой маршрут и попросил таксиста завернуть к кабачку «Проворный кролик», где он от случая к случаю бывал. Тут он с удовольствием выпил стакан красного вина и съел два хорошо прожаренных бифштекса. Перед тем, как он принялся за второй, к нему за столик подсели два молодых человека лет 30-ти с бутылкой «Ирруа-Брют» и копчёным лососем. По их внешнему виду нельзя было сказать, что они частенько употребляли и такое шампанское, и такую закуску. Один из молодых людей был настроен достаточно оптимистично, второй достаточно пессимистично. Первый оптимист воодушевленно говорил, что жизнь прекрасна и не стоит киснуть, второй пессимист уныло отвечал, что она паршива и радоваться нечему. При этом он тыкал пальцем в окно и говорил, что из этого «лихтера» им вовек не выбраться, где даже пол, не говоря уж об остальном, такой скрипучий, что если ходят на первом этаже дома, то и на пятом этот скрип слышно. Оптимист возражал приятелю: мол, Бато-Лавуар, где они живут, а именно это общежитие и упоминал пессимист, называя его голландским словом «лихтер», не такая уж и помойка; мол, бывают места и много хуже. Он небрежно разливал в фужеры шампанское, проливая его на стол, и пил жадными глотками, а его оппонент в ответ хмурился и нудно ворчал, дескать, при их финансовом положении пить такое вино это недопустимое расточительство, едва пригублял из посуды и при этом смотрел на пролитые на стол капли, словно голодный волк на сытого поросёнка. Оптимист уверял, что не сегодня-завтра мсье Клемен опять купит у него картину, а то и две, что не за горами тот день, когда и у пессимиста станут покупать его произведения, и опять у них появятся деньги, много денег, а деньги это то, что даёт человеку почти всё и, самое главное, независимость. Пессимист вздыхал, поглаживал подбородок испачканным краской пальцем и теперь соглашался: да, деньги это великая ценность, и ценнее её только здоровье.
Слушая этих художников, а они, судя по их диалогу, были ими несомненно, Алябьев тоже мысленно с ними согласился: да, деньги это то, что делает человека счастливым, особенно если на первом месте стоит здоровье, а на втором любовь. Поспорьте-ка, если это не так? Ведь недаром же он подряжается в авантюру, предлагаемую ему Тетериным.
К трём часам дня Алябьев вернулся домой.
Всё спокойно, Мари? спросил он консьержку.
Спокойно, мсье, ответила она и пооткровенничала: С тех пор, как вы у нас стали жить, наконец-то наступил порядок. Раньше некоторые постояльцы, особенно с четвёртого этажа, вели себя намного шумнее.
Вы имеете в виду братьев Кавелье?
И мсье Прежана тоже.
Верно. Об этой троице он уже слышал от Лили, но сталкиваться с ней лоб в лоб до поры до времени всё как-то не приходилось. Но вот две недели назад около десяти часов вечера эта весёлая компания вернулась на свою съёмную квартиру пьянее грязи и с бутылками вина во всех карманах. Шатаясь и поддерживая друг друга, мужчины относительно не гомоня, разве что хихикая и бранясь вполголоса, поднялись к себе на этаж. Сначала у них было тихо, как будто бы приятели угомонились, но потом, видимо, они ещё выпили, потому что в два часа ночи братья Кавелье и Прежан вдруг заорали безобразную песню. Особенно бил по ушам крикливый баритон, принадлежавший мужчине с совершенным отсутствием слуха. Кажется, этим мужчиной был Прежан. Сергей Сергеевич к этому времени как раз собрался ложиться спать до этого его одолевала бессонница, и он, пытаясь её подавить, дважды принимался читать «Имморалиста», уже с первой же страницы поняв, что Анре Жид это отнюдь не его писатель. Но что уж нашлось у одинокой глуховатой мадам Массо, бывшей его соседкой через стену и тоже зачастую страдавшей бессонницей, то и нашлось. Не все стены доходного дома мсье Мартена обладали достаточной шумоизоляцией, и поэтому пение пьяной троицы, а правильнее будет сказать орание, однозначно нарушало ночной покой постояльцев.
Алябьев поднялся к певцам на этаж и громко предупредил через дверь:
Господа, прекратите петь! Вы мешаете людям спать!
Дверь открыл Джозу младший брат, держа за горлышко пустую бутылку:
А ты, что? Ажанов вызовешь? агрессивно спросил он.
Для начала морды всем троим набью, пообещал Алябьев, достав из кармана кастет.