В дверь снова звонят, выпрямляюсь, дергаю шпингалет и толкаюсь вперед.
Я к тебе Ирка застывает с поднятой рукой, в которой сжимает бутылку то ли вина, то ли шампанского. Неважно. Луиза, что с тобой? У тебя глаза красные. Ты плачешь? Ты и плачешь?
Подбираюсь и стираю со щек влагу. Действительно, слезы, а я и не заметила.
Тебе показалось, передергиваю плечами и расплываюсь в улыбке, прежде чем убрать руки в задние карманы джинсов.
Ира отодвигает меня в сторону и проходит в квартиру. Закрывает дверь и опускает бутылку на пол. Пальто бросает на длинный диванчик без спинок. Расстегивает молнии сапог, поочередно высвобождая ноги.
Так, рассказывай. Что случилось? Стрельцова деловито задирает подбородок и прищуривается.
С Ирой мы знакомы последние семь лет. Я тогда еще была студенткой факультета журналистики, тихой, не отсвечивающей. Боялась каждого шороха, мне все время казалось, что окружающие знают мою грязную тайну. Знают о том, что я любовница
А вот Стрельцова, наоборот, любила быть в центре внимания. Ее жизнь била ключом. Активистка, отличница, красавица. Ириша меняла мужчин как перчатки и никогда ни о чем не сожалела. Она подошла ко мне первая. Я рыдала в туалете, потому что сделала аборт. Витя сказал, что сейчас не время, как и всегда накормив обещаниями счастливого будущего, за ручку отвел к врачу, а потом отправил домой. Домой я не пошла, поперлась на пары, только в аудиторию так и не попала, спряталась в туалете. Сидела там на подоконнике и выла в свои ладони.
Я ненавидела себя за то, что сделала. Содеянное уничтожало морально, а мне не с кем было поделиться этой болью. Совсем.
Ирке даже допытываться у меня не пришлось. Два вопроса, и я обрушила на нее весь шквал своих эмоций.
Все нормально, Ириш.
Ну конечно, рассказывай, Ира цокает языком и быстро осматривается. Пахнет мужскими духами. У тебя появился любовник, заключает безапелляционно.
А мне хочется громко рассмеяться. Ира в курсе многих подробностей, многих, но не всех. И потому частенько равняет мои отношения со своими, а как итог делает неверные выводы.
Нет, бормочу и иду в кухню. Чай будешь?
Конечно нет. Я же со своим, ставит на стол бутылку и достает из шкафа штопор. У меня такой бедлам, опускается на стул, грациозно закинув ногу на ногу, муж приставил охранника, закатывает глаза, чувствую себя на цепи.
Он все еще беспокоится, протягиваю свой бокал, на него покушались.
Да знаю я. Просто раздражает. Зачем я вообще за него замуж выходила? Все же в универе я была набитой дурой. Может, развод, а?
Все совсем плохо?
У меня любовник, у него любовница. Нет, у нас прекрасная семья, говорит с сарказмом. Ни общих интересов, ни совместного отдыха, ни детей, на последнем слове Ира осекается, выпрямляет спину и залпом допивает содержимое своего бокала. Устала я, Луиз. Хочу обычного женского счастья. А не это вот все. Буквально на днях поймала себя на мысли, что завидую нашей Дане. Любовь у нее, муж орел. Дети. Сраная идиллия.
Поджимаю губы, потому что ответить мне нечего. Из нас троих Данка, наверное, действительно самая счастливая. С ней мы тоже в универе познакомились, на последнем курсе, с тех пор вот и дружим втроем.
Ты, кстати, в курсе, что папаша твоего Витьки устраивает банкет? Мы приглашены.
Да. Я тоже.
Мой сказал, что Мельниковский пасынок вернулся. Только все равно не пойму, ты говорила, они никогда не ладили. Стоп, так ты же, он же а-а-а, Луиза-а-а-а, Ирка широко открывает рот и округляет глаза. И ты пойдешь?
Да.
И тебе совсем не страшно? Ну, увидеться с ним через столько лет. Ты же сама говорила, что он
Знала бы ты, что я натворила за последние сутки, вряд ли бы так удивлялась.
Ир, это было очень давно. Сейчас все по-другому. Да и не могу я не пойти.
Ну да, Витька взбесится, поддакивает. Вот интересно, зачем Клим вернулся?
Я и сама очень хочу это узнать, прикладываю пальцы к губам и тяжело выдыхаю.
Мой сказал, что Мельникову недолго осталось. Рак. Последняя стадия. Может, решил загладить грешки прошлого перед пасынком?
Может быть. Мне их отец никогда не нравился. От одного его взгляда мороз по коже.
Ой, и не говори. Только вот муж не в восторге от того, что Витек у руля после папочкиной смерти встанет.
Я думаю, что найдется очень мало тех, кого это обрадует.
Пока Ирка рассуждает о том, какой Витька говнюк, я пристально смотрю на накопитель. Он по-прежнему лежит на столе и дожидается минуты, когда я отвезу его директору канала, на котором работаю вот уже как два года.
Ирусь, мне еще на работку нужно заскочить и к Ромке в больницу.
Ромка в больнице?
Черт! Никому не стоит знать о Ромкиных делишках, даже моей подруге. Улыбаюсь и продолжаю:
Да, грипп подхватил. Ночью температура шарахнула, пришлось скорую вызывать.
Ужас. Ладно, беги. Слушай, можно я у тебя посижу? Домой совсем ехать не хочется.
Ладно, я на пару часов.
Глава 7
В телецентре первым делом забегаю к себе, за несколько часов моего отсутствия на столе скопилась приличная стопка бумаг. Когда я получила должность редактора-координатора и поняла, что отныне вся деятельность творческой группы, занимающейся сбором информации и созданием новостного сюжета, завязана на мне, опешила. Канал у нас маленький, поэтому основа, конечно, местные новости. Но, несмотря на это, геморроя все же хватает. Иногда приходится быть мамочкой или же злобным цербером для сотрудников.
С этим я разберусь позже. Мажу взглядом по принесенным бумагам пора. Прижимаю сумку к груди и топаю к директору канала. Пока взбираюсь по лестнице, никак не могу перестать думать, что там, на этом накопителе, и какие дела могут быть у Клима с нашей Горгоной. Амалия Константиновна Берг царь и Бог этой обители, по совместительству дотошная незамужняя дамочка сорока лет. Откуда ее вообще знает Клим, и если знает лично, то зачем эти сложности? Почему не отдаст накопитель сам? Вопросов море, а вот с ответами куда скуднее.
Заношу руку и касаюсь дверной поверхности костяшками пальцев.
Войдите, скрипучий голос по ту сторону сегодня звучит раздраженно. Кажется, Амалия не в духе.
Добрый день, прикрываю за собой дверь и лезу в сумку, меня просили тут вам передать.
Здравствуй, Хабибуллина. Спасибо, можешь идти.
Амалия кидает накопитель в ящик стола и переводит взгляд к ноутбуку. Меня своим вниманием больше не балует, и слава богу.
Выхожу в коридор и громко выдыхаю. Прижимаюсь головой к стенке и прикрываю глаза. До ночи разгребаю бумаги, составляю отчеты для руководства, созваниваюсь с завтрашними «жертвами» нашего ведущего журналиста и даже выползаю на площадку, наблюдаю за прямым новостным эфиром. Ирония в том, что главная экранная звезда здесь Мельникова Ангелина Станиславовна. Жена Виктора.
Отработав программу, Геля машет мне рукой и с искренней улыбкой на губах приклеивается с объятиями.
Без тебя здесь сегодня такой бедлам, ужас. Куда ты пропала? Ангелина откидывает за спину свои светлые густые волосы и поправляет манжеты.
Ромка приболел, скорую пришлось вызвать. Жар.
Какой кошмар. Может быть, нужна помощь? Ты же нам не чужая, Луиз. Почти член семьи.
Она говорит без иронии. И правда так думает ну о том, что после гибели моих родителей Мельниковы взяли нас с Ромой под опеку. Член семьи, блин.
Иногда мне так и хочется открыть ей правду, вывалить все это дерьмо, и пусть делают что хотят. Разбираются как хотят. Хочется но я не могу. Слишком сильно подставлюсь. Сама точно не выгребу.
Спасибо, мы справимся, Гель.
Ну, если что
Я поняла. Обязательно обращусь, приторно улыбаюсь, а Мельникова чешет в гримерку.
Передергивает. Пытаюсь унять дрожь и тупые мурашки. Они расползлись по всему телу и колются, колются. Еще один кофе, отчет и домой.
С таким настроем я завершаю этот рабочий день и уезжаю уже за полночь. Дома долго брожу по пустым комнатам, никак не могу заснуть. Ворочаюсь, поднимаюсь, дышу свежим воздухом на балконе, а потом снова залезаю под одеяло. Нужно выпить свое снотворное. Честно говоря, даже не помню, когда засыпала без него. Не помню.
Откидываюсь на подушку, а в голову вновь лезут эти навязчивые мысли. Они все, как одна, вертятся вокруг Вяземского. Чтоб его.
Если я сейчас скажу, что не думала о нем все эти годы, то жестко совру сама себе. Конечно же, думала, анализировала. Что, если бы я согласилась тогда уехать с ним? Как бы мы жили? Возможно, счастливо, а возможно, давно разбежались бы. Что бы случилось с моим Ромой? Его бы усыновила другая семья, как говорил Витя?
Вопросов так много, как и исходов событий. Но я уже выбрала свой путь. Наломала дров, наделала ошибок. Вывернула всю себя наизнанку десятки раз. Летела с обрыва, поднималась, а потом летела вновь. Я стала той, кого презирала в свои восемнадцать. Наглой, беспринципной, изворотливой тварью. Я сама себя погубила. Может быть, все, что происходит, это некое наказание за мои решения? А может быть, просто стечение обстоятельств. Не знаю.
Закидываю в рот таблетку снотворного и почти сразу проваливаюсь в сон.
Впервые за долгое время он яркий, солнечный. Я вижу маковое поле, слышу смех. Знакомый смех. Оборачиваюсь, уже зная, кто там. Мама. Она обнимает, шепчет что-то мне на ухо, но я не могу разобрать и слова. Пытаюсь, но у меня не выходит. Я переспрашиваю, сжимаю ее ладони, но она растворяется
Поле тает на глазах. Теперь я в комнате, до боли знакомой, с приглушенным светом ночника, стоящего на тумбочке. Я сижу в кресле и впиваюсь ногтями в свое запястье. Я помню эту ночь. Помню свои слова и его глаза. Они наполнены разочарованием и чем-то еще. Тогда я еще не понимала чем, а сейчас знаю наверняка любовью.
Мы сидим друг напротив друга, я в кресле, Клим на кровати. На нем только джинсы, он так и не надел футболку. Наблюдаю за покачивающимся черепом на цепочке, он висит у него на шее, и не могу поднять глаз.
Значит, для тебя это ничего не значит? его губы изгибаются в полуулыбке, а я задыхаюсь. Близость была моей инициативой, и он поддержал ее. Посмеялся, что секс по дружбе, это даже весело.
Весло настолько, что теперь, я давлюсь происходящим. Почему он так смотрит? Ему же все равно, еще один трофей. Он сам рассказывал, что каждая девчонка равна кресту на кожаном браслете. А теперь прожигает меня взглядом, будто бы я ему что-то должна. А может быть, просто ждет, чтобы я поскорее ушла.
Как и для тебя, сглатываю вставший в горле ком и просыпаюсь.
Открываю глаза. На часах шесть утра. Итого проспала я от силы часа четыре. Душ, завтрак и поездка к Ромке.
Дожевываю бутерброд и всовываю ноги в ботинки. Шарф, куртка, ключи, сумка. Расстегиваю молнию и убираю в нее телефон. Отлично. Выхожу на лестничную клетку и застываю. Передо мной стоит Виктор. Кажется, он должен был вернуться только завтра.
Зачем ты ходила к моему брату?
Что? пячусь, припечатываясь спиной к двери. Что за бред, кто тебе такое ска
Клим. Мы мило побеседовали за обедом у отца. Он все еще верит в нашу любовь, дорогая. Хотел уколоть.
Витя прищуривается и подается ко мне. Его пальцы огибают мое горло, сдавливают.
Ты с ним трахалась? шепчет, касаясь моей щеки языком, который оставляет после себя влажный след. Отвечай, когда я спрашиваю.
Нет, шиплю, пытаясь дышать равномерно, нет. Пусти, впиваюсь ногтями в его руку, пусти!
Умница, еще рано. Это даже хорошо, что ты сама к нему поперлась. Так будет убедительнее.
Виктор загорается улыбкой и даже поправляет ворот моей куртки. Заботливый, мать его.
О чем ты? хмурюсь, все это мне абсолютно не нравится.
Помнишь, я говорил тебе о деле, в которое посвящу на ужине отца?
Помню.
Все, что от тебя требуется, это поумерить бдительность моего брата. Как ты это умеешь. Мы проворачивали с тобой такое сотни раз. Сделаешь красиво, и мы в расчете. Свалите со своим мелким упыренком на все четыре стороны, ведь ты этого хочешь?
Киваю и до боли сжимаю в кулаке ключи.
Я не шлюха. Прекрати пытаться меня под кого-то подложить.
Точно? заламывает бровь, Ты забыла про наш маленький секрет? бьет точно в цель, -Устала от хорошей жизни? Так я могу исправить.
Зачем тебе это?
Он лезет туда, где ему нет места, в семейный бизнес.
Но по завещанию все и так достается тебе.
Согласен, только вот мой маленький братец за эти годы приобрел поддержку в столице. Не хотелось бы ударить в грязь лицом. Ты будешь отвлекающим маневром, маленькой занозой в тылу врага. Помни, одно дело и мы в расчете.
Мельников уходит, а я еще минуту стою здесь, словно приросла к полу. В голове до сих пор вертятся сказанные им слова: «поумерить бдительность моего брата. Соблазнить, влюбить, как ты это умеешь. Сделаешь красиво, и мы в расчете».
В расчете!
«Свалите со своим мелким упыренком на все четыре стороны».
Свалите
« Наш маленький секрет».
Что мне теперь делать? Это же шансили
Глава 8
В субботу вечером Ромку наконец-то выписывают из больницы. Выглядит он, конечно, устрашающе, но я рада, что теперь буду не одна. За эти годы я так привыкла, что он рядом. Веду себя как наседка.
Ты тут без меня вообще не ела, что ли? брат хлопает дверцей холодильника и опускается на стоящий рядом стул с банкой вишневого йогурта в руках.
Ну так, набегами, щелкаю кнопкой на чайнике, и тот начинает тихо шуметь. Как ты? Синяки вон пожелтели уже.
Лучше всех. Не бери в голову, Ромка отправляет в рот еще одну ложку и внимательно на меня смотрит.
Что?
Серьезно? У тебя тут апокалипсис происходит, а ты спокойная как танк.
А смысл рыпаться?
И чью сторону занимаем? братец вытягивает шею и резко морщится, все еще больно. Бедный мой.
Не знаю. Я не доверяю Вите, но и Клим Он как бы тоже не самый надежный элемент в этой цепочке.
Когда банкет?
Через три часа.
И ты еще не на макияже?
Девочка должна вот-вот приехать, опускаю взгляд и пристально смотрю на свои пушистые тапки. На кой черт я их купила? Розовое уродство.
И все же я считаю, что нам стоит держаться поближе к Вяземскому. Если ты ему расскажешь про Витькины планы думаю, заработаешь доверие.
Будто бы я об этом не думала, вновь смотрю на брата. Он сидит в расслабленной позе, темные волосы взъерошены, а черные глаза поблескивают каким-то азартным предвкушением.
Давай я ему скажу. Ну типа сама ты к нему идти боишься.
Обалдел? Дома сиди, скажет он.
Ой, Лу, мне не десять, закатывает глаза и даже хочет пожестикулировать, только вот облом. Боль ползет по его лицу гримасой.
Но и для семнадцати умишка маловато. Это надо было так вляпаться с этой наркотой.
У меня перед глазами всегда был достойный пример, брат ухмыляется, а я закатываю глаза. Юмор у Ромы своеобразный, но бьет точно в цель.
Тут он прав, нормального примера перед глазами у него и правда не было. Я вечно варилась в каких-то мутных делишках. Помогала Вите. Последние четыре года только помогала, желание спать с ним отпало, а он не из тех, кто будет брать силой. Если после аборта, вереницы обещаний, псевдопомощи с адским моральным давлением я еще верила в его слова и надеялась на счастливое будущее, будучи полной закомплексованной дурой, то тогда, четыре года назад, все кардинально изменилось. Он окончательно перешел черту в своих играх. Отправил к какому-то партнеру, я должна была передать документы. Только вот этих чертовых бумаг там никто не ждал. Там меня ждали. Я была подарком к заключению сделки. Этот урод положил на меня глаз, и Витя с барского плеча
Лу, я говорю, к тебе пришли, голос Ромы врывается в воспоминания, тормошит меня.
Слы-шу, проговариваю очень медленно и сажусь перед зеркалом. За спиной появляется улыбчивая девочка Лиза.