Вскоре, оставив позади казармы, они шли по лесной тропинке к недалекому озеру, блестевшему под июльским солнцем. В кронах деревьев щебетали птицы, на полянах золотились россыпи одуванчиков.
На зеленой травке у берега, в тени дуба сидел человек с коротким седым ежиком, в белой рубахе и галифе. Рядом на рогульках висел котелок (под ним сухой хворост) сбоку вещмешок. В воде у зарослей камыша возились с бреднем еще двое.
При виде подходивших офицеров хотел встать, сидите, Андрей Иваныч, махнул рукой комбат.
Что? Решили сварить уху? кивнул заместитель на напарников.
Решили, улыбнулся седоголовый.
Хорошее дело, одобрил Лосев, и все трое направились к песчаной косе неподалеку. Вода там лучше прогревалась.
Говоривший с ними, в недалеком прошлом был подполковником, командиром артиллерийского дивизиона*. По пьяной лавочке повздорил с замполитом, тот обвинил комдива в нелюбви к Сталину. Доказывая обратное, всадил майору пулю в лоб, комиссара с почестями закопали. Родным ушло извещение «пал смертью храбрых». Виновного же, лишив звания и орденов, отправили в штрафбат. Теперь, как другие, оставшиеся в живых, ждал реабилитации.
На косе офицеры разделись, аккуратно сложив обмундирование (сверху пистолеты в кобурах) и белея телами, с гоготом помчались в воду. Она была прозрачной, в меру холодной и приятно освежала.
Пока Каламбет с Орешкиным плескались у берега, Лосев саженками сплавал к другому, метрах в ста. Там выбрел на глинистый откос, забрался на склонившуюся к озерной глади иву и сиганул головой вниз. Вынырнул почти на середине, так же резво замелькал руками обратно.
Ну и здоров ты командир, оценил заместитель, а начштаба рассмеялся, я уж подумал, утонул.
Это вряд ли, шевельнул мускулистыми плечами с пулевой отметиной на одном. Бок украшал второй шрам, от осколочного ранения.
Накупавшись и вымывшись с мылом, все трое улеглись на теплый песок и замолчали. Солнце клонилось к закату, над водой мелькали стрижи, где-то в лесу вела счет годам кукушка.
Даже не верится, что кончилась война, мечтательно глядя в небо, сказал Орешкин. Демобилизуют, вернусь к себе в Казань, закончу университет и стану преподавать историю. А вы? повернул голову к товарищам.
Я кадровый, зевнул Каламбет. Буду служить дальше.
И я, чуть помолчал Лосев. Дома никто не ждет.
Это как? сделав удивленные глаза, приподнялся на локте Орешкин. Совсем никто?
Совсем, вздохнул комбат. Отец у меня был военный летчик, погиб в тридцать девятом на Халхин-Голе*. Мать через год вышла замуж и уехала в Ленинград. Умерла там во время блокады.
Была еще девушка. Дружили со школы, потом встречались, хотели пожениться. Не успели началась война. Сначала переписывались, потом исчезла. О ее судьбе ничего не знаю.
Опять замолчали, а когда шар солнца коснулся зубчатых вершин леса, и от воды потянуло прохладой, стали собираться. Натянув гимнастерки с бриджами и сапоги затянули портупеи. Прихватив полотенца, пошагали обратно.
Теперь у дуба потрескивал огонь, на нем, издавая аромат, побулькивал котелок. На расстеленной плащ-палатке лежал кирпич черняшки*, несколько пупырчатых огурцов, ложки и немецкая, в войлочном чехле, фляга.
Давайте с нами, поднял глаза бывший подполковник, напарники поддержали.
Спасибо ребята, отказался Лосев. Как-нибудь в другой раз.
А во фляге что? Спирт? ткнул в нее пальцем Каламебт.
Нет, шнапс, сказал усатый крепыш. Он того, слабенький.
Можно задержаться до вечерней поверки? спросил второй, в прошлом летчик.
Хорошо, разрешил комбат, и они пошли дальше.
В части роты шли на ужин в столовую, офицеры тоже подкрепились за своим столом, после чего занялись текущими делами. Далее состоялись вечерняя поверка и отбой («рыбаки» вернулись вовремя) плац перед казармами опустел. По нему бегала стайка бродячих собак, выставленные на ночь посты охраняли территорию.
Когда на землю опустилась ночь и в небе зажглись звезды, Лосев в начищенных сапогах и чисто выбритый, зашел в комнату Каламбета. Тот в майке и трусах, лежа на койке, дымил папиросой и листал трофейный журнал с картинками.
Я отъеду до утра. Если что, где искать меня знаешь.
Добро командир, ответил заместитель.
Выйдя, майор спустился по ступеням вниз. Дежурный лейтенант за стойкой, встав, козырнул. Хлопнула входная дверь.
На улице было тихо и свежо, в траве звенели сверчки. Обогнув здание, Лосев проскрипел сапогами по гравийной дорожке к трем кирпичным боксам у ограды. Отпер ключом дверь крайнего, распахнул створку и вошел внутрь.
Через пару минут оттуда выкатился трофейный «цундап» с коляской, слез с седла, и затворил. Снова уселся, включил скорость, мотоцикл с тихим рокотом двинулся к КПП. У него остановившись, просигналил, из будки выбежал часовой, подняв шлагбаум. Набирая скорость, машина исчезла в темноте.
Отъехав от части пару километров, майор свернул с асфальта на проселочную дорогу, луч фары высветил по сторонам сосновый бор. Потом он кончился, «цундап» спустился в низину и по каменному мосту пересек реку. За ней возникло небольшое, местечко с кирхой* в центре, застроенное одно и двухэтажными домами. Свернул на одну из улиц.
Миновав два особняка, въехал по короткой аллее во двор третьего. Заглушив мотор и погасив фару, слез с седла. Отряхнул рукой бриджи* и поднялся на увитое плющом крыльцо. Дважды крутнув флажок звонка стал ждать.
В одном из окон наверху возникло пятно света, через минуту из-за двери, тихо спросили, кто?
Это я, Злата. Николай.
Внутри провернулся ключ, брякнул запор, переступил порог. Шею тут же оплели горячие руки, губы слились в поцелуе. Чуть позже оба голые лежали на кровати в одной из комнат второго этажа. Майор курил, а женщина, опершись на локоть, перебирала его волосы. На вид ей было лет двадцать пять, стройная и красивая блондинка.
Знакомство состоялось вскоре после капитуляции Бреслау. Штрафбат сначала разместили в этом местечке под названием Крафтборн. Там уже стояла какая-то тыловая часть и проезжая улицей, Лосев услышал в этом особняке крики.
Ну-ка туда, приказал сидевшему за рулем сержанту.
Тот свернул в аллею и тормознул у входа. Взбежали на крыльцо, Лосев рывком открыл дверь. В холле на ковре два пехотинца насиловали молодую женщину. Один держал за руки, а второй, задрав платье, ловил ноги. Та отчаянно лягалась и визжала.
А-атставить! рявкнул майор, выхватив «ТТ». Перестреляю, гниды!
За спиной лязгнул автоматный затвор, оба побледнев лицами вскочили.
Пошли вон! махнул стволом на дверь.
Топоча кирзачами ломанулись к выходу.
Шевели копытами! дал последнему здоровенного пенделя сержант.
Женщина оказалась чешкой по имени Злата, служила в доме гувернанткой. С ее слов, за месяц до подхода советских войск хозяева уехали в Швейцарию, поручив сторожить усадьбу.
Я извиняюсь за этих солдат, они сюда больше не вернутся, сунул пистолет в кобуру Лосев. В городе будет стоять моя часть, гарантирую спокойствие и порядок.
Благодарю, пан офицер, утерла гувернантка слезы.
Кстати, окинул глазами холл и лестницу, ведущую на второй этаж. Не могу ли я здесь на время поселиться?
О да, часто закивала Злата.
В таком случае не прощаюсь, и вышел вместе с сержантом. Женщина проводила взглядом.
Разместив батальон в школе на площади и пустующих домах, к вечеру Лосев вернулся. Сержант внес в прихожую чемодан и туго набитый вещмешок, после чего уехал. Чешка показала майору комнату на втором этаже, а потом они вместе поужинали на кухне привезенными продуктами.
Все, что осталось ваше, кивнул на мешок Лосев.
Декуи, опустила ресницы Злата.
А ночью он проснулся в своей кровати от объятий.
Либеш се ми*, шептала чешка, прижимаясь гибким телом. Дальше они любили друг друга до утра. Женщины до этого у Лосева были, в госпитале и на переформировке, чешка стала очередной.
Вскоре батальон передислоцировали в брошенный военный городок, откуда по ночам майор наведывался к подруге. Иллюзий на дальнейшее оба не питали, то была временная связь.
Загасив в прикроватной пепельнице окурок, Николай приобнял Злату, и они уснули. С неба в открытое окно глядела желтая луна.
В четыре утра мотоцикл катил обратно, на востоке алела заря. От основной трассы отходила асфальтированная дорога, бросив в ту сторону взгляд, поежился. Километрах в семи по ней находился концентрационный лагерь смерти. О нем узнали случайно.
На следующий день после размещения в Крафтборне, Лосев вместе с Каламбетом оставив батальон на Орешкина, выехали за город для знакомства с окрестностями. Заметив эту самую дорогу с указателем «Aussenkommandos» приказал водителю туда свернуть.
Минут через десять она спустилась в обширную зеленую долину, окруженную высокой оградой из колючей проволоки с караульными вышками по углам. За ней административное здание и казарма. Дальше плац и три ряда бараков, меж которых мелькали люди в белых халатах. На другом конце еще какие-то строения и высокая кирпичная труба.
Въехав в открытые ворота «джип» подрулил к зданию. У дверей стояли «эмка» с водителем внутри и несколько грузовиков с тентами, на всех красный крест. Рядом прохаживался пожилой часовой с винтовкой. Из одной полуторки несколько солдат нестроевого вида выгружали какие-то тюки и ящики. Затормозив рядом, автомобиль стал.
Что здесь за часть, отец? вышли из кабины офицеры.
Отдельный санитарный отряд, товарищ майор, приложил к пилотке руку.
А как увидеть начальство?
Вон оно, идет (кивнул в сторону).
От казармы по бетонной дорожке к ним направлялись двое. Седоголовый старичок с бородкой клинышком, в форме подполковника медицинской службы и лет тридцати женщина капитан.
Чем обязаны? подойдя ближе, близоруко прищурился подполковник?
Лосев с Каламбетом представились. Обменялись рукопожатиями.
Подполковник, назвавшийся Семеновым был из армейского САНУПРА*, женщина начальником его санитарного отряда по фамилии Цветкова.
Лосев сообщил, что он командир дислоцирующейся в Крафтборне части и заехал узнать, что здесь за объект.
Немецкий лагерь смерти, ответил подполковник. Один из восьмидесяти на территории Восточной Пруссии. При отступлении эсэсовцы не успели уничтожить всех узников. Тех, что остались, выхаживаем на месте. Нетранспортабельны.
И сколько их здесь? кивнул на бараки Каламбет.
Полторы тысячи. Ну ладно товарищи, мне надо ехать (взглянул на наручные часы). Если имеются еще вопросы, Ольга Петровна на них ответит. Прощайте.
Козырнув направился к «эмке», зарокотал мотор, выехала за ворота.
Так как насчет вопросов? обратилась начальница к офицерам.
Не имеем. Все ясно.
Может, желаете осмотреть лагерь? Увидеть, что такое нацизм.
На фронте уже видели. Спасибо (нахмурились).
Такое вряд ли, горько сжала губы.
Хорошо, ведите, принял решение майор.
Для начала зашли в казарму, пропитанную запахами хлорки и лекарств. Вдоль стен тесно стояли койки. На них обтянутые кожей серые скелеты, их обихаживал медперсонал.
Здесь у нас лежачие, с тяжелой формой дистрофии, многие безнадежны, обвела капитан помещение рукой.
Ольга Петровна, камфара заканчивается, подошла от одной из коек усталая медсестра.
К вечеру из Бреслау подвезут еще. Пока колите заменители.
Майор, прохрипели с койки рядом.
Слушаю тебя браток, наклонился Лосев.
Отомстите за нас, горячечно заблестели глаза. Погасли.
Цветкова тоже наклонилась, пощупав пульс, и подозвала санитара, в мертвецкую. Тот молча кивнув, натянул умершему на голову простыню.
Вышли на свежий воздух.
Здесь все русские? нервно закурил Каламбет.
Нет, покачала головой. Большинство поляки, чехи и евреи. В 41-м было три тысячи советских военнопленных, остались пятьдесят восемь. Ну что? Идем дальше?
Идем.
В бараках было то же самое. Похожие на мумии люди на нарах, ставящие им капельницы сестры, кормящие и поящие санитары.
Эти будут жить уверено сказала Цветкова. А теперь покажу главное.
Направились во вторую часть лагеря, отделенную от первой колючей проволокой, с тоже открытыми воротами. Зашли в обширное, похожее на склад помещение.
Основное производство в лагере каменоломни в двух километрах. Здесь вспомогательное, сказала женщина. Вот в этом отсеке, подвела к крайнему с многочисленными тюками, волосы заключенных. Шли для изготовление матрацев на подводные лодки.
Тут (перешли к соседнему, со штабелем ящиков) мыло из их жира. А вон в том показала пальцем, мешки с пеплом для удобрения полей.
Н-не может быть, побледнели офицеры. Что же это такое?!
Обыкновенный фашизм. В завершение покажу их фабрику смерти. Это тоже надо видеть.
Словно сомнамбулы, прошли за Цветковой к зданию, что сначала посчитали котельной. Ошиблись. То был крематорий, где сжигали людей. Внутри имелись три футерованные* печи с железными лотками, белесый пепел, остатки костей и черепа.
У Лосева с Каламбетом зашевелились волосы под фуражками.
Назад шли молча, до боли сжав зубы и кулаки.
Спасибо, Ольга Петровна, теперь будем знать, простились за руку с Цветковой.
Главное, чтобы не повторилось, жестко сказала. Никогда.
Вернувшись назад Лосев вызвал к себе помощника по тылу.
Тут на складе я видел сотню складных кроватей и матрасы.
Есть такие, ответил старший лейтенант.
А что имеется из трофейных продуктов?
Много всего. Фрицы, убегая, бросили.
Загрузишь два грузовика кроватями с продовольствием, отвезешь в концентрационный лагерь. Сдашь капитану Цветковой. Куда ехать мой водитель покажет.
Разрешите выполнять?
Давай.
Закатив «цундап» в бокс, Лосев притворил створку и пошагал в штаб.
Сонный дежурный встав, изобразил строевую стойку, он в ответ махнул рукой и поднялся на второй этаж. Открыв дверь своей комнаты, вошел внутрь, повесив на вешалку фуражку. Расстегнув, снял портупею с кобурой и гимнастерку, определив рядом и, усевшись на стул, стащил сапоги. Через минуту с кровати раздался храп.
Проснулся в семь, бодрым и отдохнувшим. За окнами на плацу шла зарядка. Умывшись, побрился опасной бритвой, сполоснув лицо «Шипром», и вместе с другими офицерами сходил на завтрак. Далее начались политзанятия, вернулся к себе, занявшись служебной документацией. С окончанием войны ее стало много больше.
Когда дело подходило к концу, в дверь постучали.
Да, поднял голову от бумаг.
Товарищ майор! возник на пороге помощник дежурного. На проводе начштаба дивизии.
Быстро спустились вниз, лейтенант из-за перегородки подал трубку.
Здравия желаю, товарищ полковник! приложил к уху.
И тебе не хворать, донеслось издалека. Слушай приказ. В квадрате 4715 обнаружена остаточная группа немцев. К тебе выехал Артюхов из разведотдела с более детальной информацией. Выдвинуться в квадрат и уничтожить. Об исполнении доложить. Удачи.
Слушаюсь, вернул лейтенанту трубку. Боевая тревога!
На улице тоскливо завыла сирена. Из казарм, получив оружие, вываливал и строился на плацу личный состав.
Глава 2. Последний бой
Несмотря на капитуляцию Германии, отдельные группировки нацистских войск не спешили складывать оружие. Особо тревожное положение сложилось в западной части Латвии Курляндии. Здесь закрепились остатки немецкой группы армии «Север», зажатые двумя советскими фронтами.
В окруженной группировке имелось около тридцати дивизий неполного состава, общей численностью от ста пятидесяти до двухсот сорока тысяч солдат и офицеров немецкой армии.