Почему не сейчас?
Мал потому что. И классификацию химических элементов не выучил наизусть.
Генрих виновато потупился. Не выучил.
Дядька Ратмир с третьего занятия постановил разделить самые важные науки на четыре: алгебра, о числах и величинах, геометрия, о формах (вдвоём они образовывали математику), физика, о законах мироздания и изменениях материи, и химия, о внутренних свойствах всех веществ. И если первые три давались Генриху легко, то с химией у них сложилась какая-то взаимная нелюбовь. Пока нужно было просто считать примеры, всё было просто. Но когда дело доходило до выведения формул и решения задач, на Генриха нападал ступор. Как ни старался, он не мог понять: как и по какому принципу множество совершенно невидимых и ещё не факт, что существующих веществ объединялись и превращались в новые.
Дядька Ратмир злился, ворчал, а потом решил, что ситуацию спасёт некая монструозных размеров таблица, которую необходимо знать на память. Выдав её Генриху, он сказал, что не вернётся к химии до тех пор, пока тот не вызубрит её. «Чтоб во сне являлась, понял?» добавил он тогда грозно.
Стойте-ка, Генрих обернулся, держа пробку в руках, вы сделали эту штуку с помощью химии?
Видишь ли, ухмыльнулся дядька Ратмир, чтобы получить её, я взял одно вещество, которое знал, где добыть, и соединил со вторым. Понимая, как они воздействуют друг на друга, я добился предсказуемого результата. Какая наука нам даёт знания о веществах и их соединениях?
Через два дня Генрих сделал в бочке отвод для грязной воды, приладил к нему пробку и выучил таблицу.
***
В отличие от дядьки Ратмира, мама обрадовалась, когда Генрих рассказал ей о приглашении Сэма. Обрадовалась и начала суетиться, повторяя, что нужен белый воротничок и манжеты. И строго велела:
Не забудь почистить ногти и помыть уши!
Генрих прыснул как будто Сэму есть дело до его ушей.
Ох, Генрих, проговорила мама, внезапно опускаясь на стул с воротничком в руках, ты такой большой уже. И так похож на отца.
Неправда, отрезал Генрих, ничуть я на него не похож.
Ты просто не помнишь, вздохнула мама, но вы с ним одно лицо.
Генрих помнил отца смутно, больше как фигуру, чем как человека. Он помнил мягкую душистую бороду. Помнил строгий взгляд. Бархатную малиновую жилетку с драгоценными пуговицами. А больше ничего. Были ли у него такие же синие, как у самого Генриха, глаза? Такой же длинный прямой нос, который Генрих всё время боялся сломать в потасовке? Что ещё общего между ними видит мама? Он никогда не интересовался.
Не хочу я быть на него похожим. Я его ненавижу.
Не говори так! тут же воскликнула мама, и Генрих с болью увидел, что у неё в глазах блестят слёзы. Он поступил так, как был должен. Я же тебе говорила. Но до того он спас меня. Он добрый, заботливый Она замолчала и принялась часто сглатывать.
Генрих налил воды из чайника и поднёс ей, погладил по плечу. Ему не хотелось, чтобы она плакала, но своего мнения он не изменит.
Прости, улыбнулась она, выпив воду маленькими глотками, я знаю, тебе больно о нём говорить. Мне тоже. Но иногда просто нет сил удержаться. Я всё вспоминаю, как он протянул мне руку и поднял к себе в седло
Да, Генрих это всё слышал. Про седло, про дождь, который прекратился по мановению его руки, про всё прочее. Но всё это ничего не значило, потому что в итоге он просто выбросил их на улицу.
Генрих, позвала его мама, я сказать тебе хотела. Друг у меня появился. Хороший человек.
Притворившись, что решил проверить механизм бочки, Генрих повернулся к маме спиной.
Он мне стирку даёт, я с твоей чудесной бочкой быстрее всех управляюсь. Он ласковый, глаза у него добрые. Познакомлю тебя с ним?
Зачем он нам?
Он, кажется, полюбил меня. И мне он приятен. Будем жить вместе, дела на лад пойдут. Будет мужчина в доме.
Я мужчина, отрезал Генрих. Зачем нам ещё?
Не хотел он, чтобы тут появлялся непонятно кто. Больно нужен. Ему платят на фабрике, у мамы есть стирка и штопка, шитьё на жизнь хватает.
Ты сможешь больше учиться, отдыхать, осторожно произнесла мама, не нужно будет трудиться на фабрике.
Бросив на маму взгляд через плечо, Генрих возразил:
Без него обойдусь. Он тебя ещё обижать станет.
Мама ничего не ответила и пошла готовить на ужин похлёбку Генрих раздобыл репу и морковь.
***
Сэм с родителями жили в двухэтажном выбеленном доме на соседней от школы улице. У этого дома была черепичная красная крыша, из-за которой он выделялся среди прочих, большое крыльцо и отгороженный палисадник. Сейчас, осенью, из него только палки торчали, но летом обычно росли красивые цветы.
Сэм встретил Генриха на пороге, радостно помахал рукой и посторонился, пропуская внутрь. Генрих вошёл и тут же начал крутить головой, осматриваясь. Из маленькой прихожей, где надо было разуться, они сразу попали в просторную комнату, и на глаза Генриху попались кружевные салфетки, разложенные по столикам, деревянным тумбам и комодам. На салфетках стояли вазы с сухими цветами, на полу лежал коричневый ковёр, на белых стенах висели картины в рамочках. Всё было аккуратное, чистое, светлое, и пахло вкусно, выпечкой. Генрих подумал, что ничего дядька Ратмир не понимает.
Открылась дверь, и к ним вышла госпожа жена директора. Она бывала в школе, так что Генрих её уже видел. Она была вся округлая, румяная и жёлто-оборчатая.
Мама, это мой друг Генрих Мортон, важно представил его Сэм.
Генрих, как положено, шаркнул ногой по полу, поклонился.
Это честь для меня, госпожа Олтер.
Ишь, бойкий, ответила госпожа жена директора. Выпрямись, мальчик, отвечай, как твои школьные успехи?
С ответом влез Сэм:
Генрих лучший по математике, и по другим предметам успевает.
Что ж, выпьем чаю. Сэм, покажи нашему гостю, где вымыть руки.
Она посмотрела на его руки так пристально, что Генрих порадовался своим чищеным ногтям.
Туалетная комната у них оказалась светлая, с большой железной раковиной, кранами с горячей и холодной водой и белым сияющим чистотой туалетным сосудом. Генрих сунул руки под горячую воду и заинтересованно посмотрел на нагреватель, оснащённый сразу четырьмя кристаллами. Присвистнул. Принцип работы был ему понятен, но четыре кристалла за раз это какие деньжищи!
В небольшой гостиной, куда они пошли из туалетной комнаты, тоже оказалось светло. Госпожа Олтер и младшая сестра Сэма, девочка лет восьми в розовом пышном платьице, уже сидели за низким чайным столиком. Сэм вежливо представил Генриха сестре, Аните, сел рядом с ней и тут же ткнул её в бок. Анита запищала, что вечно он дерётся, Сэм заявил, что это не он, госпожа Олтер прикрикнула на них, а Генрих с трудом удержал смех. Как маленькие, честное слово!
Зато чай в украшенных цветочками чашках оказался обжигающе горячим и потрясающим. Генрих думал, что и не помнит этого вкуса. Маленькие булочки на блюде манили, и только воспитание заставило его сдерживаться и есть медленно.
После первой чашки чая госпожа Олтер устроила Генриху допрос: где он живёт, где его родители, чем занимается мать и почему это отец с ними не живёт. Это оказалось неприятно, но Генрих выдержал. Только соврал, что отца не помнит, и почему он их бросил не знает. Кажется, это не прибавило ему очков в глазах госпожи Олтер. Во всяком случае, когда она отправила Аниту играть на пианино и замолчала, Генрих уже убедился: он совершенно ей не нравится.
«И подумаешь, больно хотелось», фыркал он мысленно.
Анита играла так, словно руки у неё были деревянные и не гнулись вовсе. И по клавишам не попадала. Но госпожа Олтер только благосклонно кивала, а потом вдруг заметила:
Выговор у тебя странный, мальчик. Как будто пытаешься подражать магам. Что за нелепая фантазия?
Это не фантазия, он всегда так говорит, вступился Сэм.
Тем глупее, отрезала госпожа Олтер. Я всем говорю: надо знать своё место. Сэм вот, к примеру, не раз слышал от меня: надо закалять характер, быть построже. Ему в будущем придётся управлять целой школой, если не районом. Таково его место. А тебе вот надо бы выбросить эту блажь из головы и говорить, как положено людям твоего круга. Тебя мать, наверное, так научила. Очень глупо с её стороны. Как будто фабричному рабочему это пристало. И вот сегодня, ты принял приглашение Сэма сразу, я знаю. Но он мог позвать тебя из вежливости или проверяя, насколько ты осознаёшь разницу в вашем положении. А ты взял и согласился словно тебя каждый день зовёт пить чай сын директора школы.
Генрих опустил глаза в пол, разглядывая стоптанные старые башмаки. Ему было что сказать госпоже Олтер. Но он молчал, думая, как однажды она будет мечтать о том, чтобы пригласить его в гости. А он ещё подумает, соглашаться ли.
Вы правы, госпожа Олтер, выдавил он из себя, и, похоже, тон оказался достаточно смиренным, чтобы она им удовлетворилась.
Почти сразу после этого Сэм утащил его в свою комнату, закрыл дверь и сбивчиво пролепетал:
Прости! Мама бывает иногда
Он смутился и покраснел целиком, до корней волос.
Смотри, это она мне купила вчера, и Сэм, схватив с кровати книгу, сунул её Генриху в руки.
Очередное «Героическое приключение мага». Генрих лениво пролистал книгу, больше внимания уделяя комнате Сэма. Он бы хотел такую. С большим окном, с заправленной кроватью, с полками и рабочим столом. И с ковриком для ног, обязательно.
Тебе не очень интересно, да? с улыбкой заметил Сэм, забирая книгу. Папа считает, нечего забивать голову глупостями. А я Сэм воровато огляделся, привлекая этим внимание Генриха, я сам такие штуки сочинять хочу. Даже пробовал его голос опустился до шёпота и затих.
Да ну?
Смешно?
Покажи!
После недолгих колебаний Сэм полез под кровать, достал оттуда толстую тетрадь с плотными белыми листами и прижал к груди. Генрих наклонил голову набок, ожидая демонстрации, но Сэм всё сомневался.
Да ладно! Показывай!
Ты будешь смеяться.
Клянусь, не буду!
Генрих торжественно приложил руку к сердцу и тем убедил Сэма. Тот сел на кровать, открыл тетрадку, бросил ещё один испуганный взгляд и уточнил:
Так я прочитаю? Ты садись, а?
Когда Генрих сел на стул возле рабочего стола, Сэм прокашлялся и начал читать дрожащим голосом, нараспев, сбиваясь на каждом слове:
«На Стин опустилась темнота». Или тьма, как думаешь?
Тьма страшнее.
«На Стин опустилась тьма. Изо дня в день лились страшные дожди. Всё смывало». Это я описываю атмосферу, чтобы было понятнее, но скоро перейду к сюжету. «В это время в Шеане в золотом дворце жил великий маг Аринфиан».
Такого имени не существует, заметил Генрих.
Это же придуманная история, конечно, не существует! возразил Сэм, и Генриху это показалось резонным.
«великий маг Аринфиан. Он томился без дела и хотел совершить подвиг».
Сэм зашуршал тетрадными листами, смущённо посмотрел на Генриха и пояснил:
Я сам подвиг пока не описал. Но там на город напало страшное погодное чудовище, которое может менять облик. И оно превратилось в мельницу. Аринфиан будет искать чудовище, всё такое, потом разгадает его коварный план и сожжёт мельницу. И тучи исчезнут.
Здорово! воскликнул Генрих, не покривив душой. Он бы сам такого не выдумал.
Правда?
Точно. А ещё есть?
Оказалось есть. За следующий час Сэм пересказал ему штук пять собственных историй. Расслабившись, он забросил тетрадку и принялся импровизировать. Шипел за лютых ящеров, посылал заклинания во врагов.
И вдруг дверь в комнату распахнулась.
Сэм осёкся на полуслове, вскочил на ноги. Генрих тоже немедленно встал и вытянулся в струнку, прижимая руки к бокам. Господин директор оглядел их мрачным взглядом и сообщил без приветствий:
Мортон, тебе пора домой. Живо!
Спорить было глупо, и он, не прощаясь, пошёл к двери. Казалось, он натворил что-то ужасное, но что именно сообразить никак не мог.
Глава девятая, в которой в жизни Марики кое-что меняется
Марика проснулась от тонкого звона совсем рядом. Открыв глаза, она несколько раз моргнула и увидела лёгкое свечение на столике возле кровати. Светился, переливаясь голубоватыми молниями, медвежонок. Эта игрушка с Марикой была всю её жизнь. Медвежонок впитывал излишнюю свободную магию, гасил слишком ранние и очень сильные детские всплески, но последние три года был абсолютно не нужен Марика отлично держала себя в руках даже во сне. Что же ей такое приснилось, раз она, большая девочка одиннадцати с половиной лет, начала колдовать неосознанно, как младенец?
Она щёлкнула пальцами, развеивая остаточную энергию, но вместо того, чтобы потухнуть, медвежонок разлетелся вдребезги. Марика вскрикнула, дёрнула за шнурок, и спустя несколько мгновений к ней уже вбежала ночная горничная. Она зажгла свет, Марика зажмурилась, а когда открыла глаза, рядом уже вышла из портала леди Ор в халате поверх ночной рубахи и в чепчике.
Что случилось, юная леди? голос леди Ор звучал тревожно.
Марика помотала головой, но всё же взяла себя в руки и рассказала, как её испугал разбитый медвежонок. Леди Ор коснулась запястья Марики, посчитала пульс и заметила:
Да, вы взволнованы. И вспотели. Бедное дитя. Сможете встать? Лина поменяет вам постель. Ну-ка, обопритесь о мою руку, давайте.
Марика и правда чувствовала слабость и дурноту, так что не стала спорить и на негнущихся ногах выбралась на пол. Горничная откинула одеяло и воскликнула:
Всевышний! У леди кровь!
Кровь! хором в ужасе воскликнули Марика и леди Ор.
А потом гувернантка повторила другим тоном:
Кровь! Моя леди, да вы стали совсем взрослой!
Марика завертелась и увидела, что кровавые пятна остались не только на простыне, но и на ночной рубашке.
Это та самая? Первая кровь? прошептала она.
Та самая! Вы и разбили медвежонка, потому что ваши силы возросли. Придётся вам быть поаккуратнее. Я ещё полгода колдовать как следует не могла Ох, леди, она улыбнулась так, словно Марика сделала ей подарок, как обрадуются ваши матушка и уважаемый отец! Даже не знаю, послать с новостью сейчас или отложить до утра.
До утра! пискнула Марика, не понимая толком, чего боится, но чувствуя какой-то огромный, охватывающий всё тело ужас. Пожалуйста, леди Ор, давайте до утра. Я
Со смущением она почувствовала тёплую влагу между ног.
Вот что, я отведу вас в ванну и всё расскажу. Лина, поторопитесь с постелью, нашей леди надо будет лечь.
Всё ещё ощущая дрожь в коленях, Марика прошла в туалетную комнату. Леди Ор помогла ей раздеться и забраться в ванну, активировала тёплый душ и принялась говорить строгим серьёзным голосом, который обычно приберегала для уроков:
Вы, конечно, ждали первую кровь, моя леди, но она всё равно вас удивила. Так всегда у юных ведьм. Но ваше тело расцветает, и ваша сила
Увеличилась, я знаю, пробормотала Марика и принялась вяло водить губкой по телу.
Дайте-ка я вам помогу, леди Ор забрала у неё губку и принялась растирать. Да, сила увеличилась, но не только. Теперь ваше тело готово к близости с мужчиной, пробуждению всех сил и рождению ребёнка. Но, леди Ор нахмурилась, в вашем возрасте подобное может быть смертельно опасным. Юным ведьмам настоятельно не советуется ложиться в постель с мужчиной до наступления семнадцати лет, да и после можно немного обождать.
Я не хочу ни с кем ложиться, поморщилась Марика, ощущая неприятную тяжесть внизу живота, словно ей туда засунули металлические шарики для медитаций. И крутят. Я хочу просто колдовать как раньше.
Она на пробу осторожно подняла несколько капель воды, но в итоге окатила и себя, и гувернантку фонтаном брызг.