Возможно, и нет, сказала Хюльда с большей, чем того требовали обстоятельства, убедительностью в голосе.
Ей почему-то показалось, что переводчик себе на уме, и ей нужно лишь проявить терпение и дать ему возможность выговориться не стоит на него слишком давить.
Вы учились в России? спросила она, и эта неожиданная смена темы разговора, казалось, слегка выбила Бьяртура из равновесия.
Да, верно, я учился в Москве. Я просто влюбился и в город, и в язык. Вы там бывали?
Хюльда отрицательно покачала головой.
Прекрасный город. Обязательно как-нибудь съездите.
Попробую, сказала Хюльда, отлично понимая, что никогда этого не сделает.
Прекрасный, но сложный, продолжал Бьяртур. Сложный для туриста все совершенно другое, повсюду кириллица.
Но ведь у вас с языком проблем нет?
Нет, конечно, но ведь я и занимаюсь им уже долгое время.
А с Еленой вам общаться было легко?
Ну разумеется.
О чем вы говорили?
Да особенно-то ни о чем. Я исполнял роль посредника между ней и адвокатом, ответил он с некоторой нерешительностью в голосе.
Адвокат говорил мне, что Елена увлекалась музыкой, сказала Хюльда в попытке не дать их беседе сойти на нет.
Да-да, это верно. Она мне, кстати, об этом тоже рассказывала. Она сочиняет сочиняла музыку. Найти достойного применения своему таланту в России она не смогла, но мечтала о том, чтобы стать профессиональным композитором здесь, в своей новой стране. Однажды в адвокатской конторе она исполнила нам песню, и отлично исполнила. Просто замечательно. Но это были несбыточные грезы смешно полагать, что у нас можно прокормиться сочинением музыки.
Так же как и переводами?
Бьяртур улыбнулся, но не ответил на вопрос Хюльды. Вместо этого после короткой паузы он сказал:
Вообще-то, было и еще кое-что
Еще кое-что? переспросила Хюльда с любопытством.
На лице Бьяртура отразилась происходящая у него в душе борьба стоит ли ему продолжать или лучше закрыть эту тему?
Но пускай это останется между нами.
Что?
Я не хочу оказаться замешанным, понимаете Я не могу
Что произошло? доброжелательно спросила Хюльда.
Понимаете, она мне кое-что рассказала Но это не для протокола.
На губах Хюльды появилась вежливая улыбка. Надо бы ему объяснить разницу между полицейским и журналистом ну да ладно. Вместо этого она просто молчала и ждала. Она, конечно, не собиралась ничего обещать Бьяртуру, но и отпугнуть его в этот ответственный момент ей не хотелось.
Ее тактика принесла свои плоды, потому что Бьяртур наконец вновь заговорил:
Я думаю, она занималась проституцией.
Что вы говорите? Как это вам пришло в голову?
Она мне сама сказала.
Этого не было ни в одном полицейском отчете, с раздражением заметила Хюльда, но ее раздражение было направлено скорее на отсутствовавшего здесь Александера.
Ну, она мне об этом рассказала, когда мы только познакомились, и настоятельно просила оставить это в тайне ото всех. Мне показалось, что она боится.
Чего?
Кого-то.
Какого-то исландца?
Не уверен. Бьяртур осекся казалось, он обдумывает свои слова. Если уж говорить начистоту, я так понял, что именно с этой целью ее сюда и прислали.
Вот как? Хюльда была немало удивлена. То есть вы хотите сказать, что прошение об убежище было лишь прикрытием?
Видимо, можно и так сказать. Признаться, в том, что она говорила, было много неясностей. Но она совершенно очевидно не хотела, чтобы я хоть словом обмолвился об этом кому-нибудь еще.
Значит, ее адвокат об этом не знал?
Думаю, нет. Я ему ничего не говорил. Я хранил ее тайну. Потом он стыдливо добавил: До сего дня, разумеется.
Почему же вы не рассказали об этом раньше? спросила Хюльда более резко, чем ей бы того хотелось.
После недолгого молчания Бьяртур со смущением ответил:
Меня никто не спрашивал.
IX
В свете информации, полученной от Бьяртура, расследование Хюльды, если таковым его можно было назвать, приобретало совершенно иной оттенок. Дело оказалось горючей смесью, готовой взорваться в любой момент. Огрехи в работе Александера были вопиющими, а расследование гибели русской девушки требовало качественно нового подхода. Стоит ли Хюльде немедленно сообщить Магнусу о том, что ей удалось выяснить? Он ведь и понятия не имеет о том, за какое дело она взялась. Магнус наверняка пребывает в приподнятом настроении от того, как изящно ему удалось выставить Хюльду за дверь. Он, вероятно, полагает, что она сидит у себя в кабинете за просмотром старых полицейских отчетов и вслушивается в мерное тиканье часов в ожидании выхода на пенсию.
А между тем, после судьбоносного утреннего разговора с Магнусом, Хюльда провела практически весь день вне стен полицейского участка. Возвращаясь домой, она размышляла о том, как быстро пролетело время во всей этой круговерти Хюльда и думать забыла о жалости к самой себе. Вероятно, этому занятию она сможет предаться перед сном. Хотя вряд ли она собиралась пораньше лечь спать. Ей хотелось хорошенько отдохнуть, чтобы наутро проснуться со свежей головой и принять решение о том, каким будет ее следующий шаг. Хватит ли у нее силы духа и энергии на то, чтобы с полной отдачей провести расследование дела Елены? Или будет лучше поднять белый флаг и спокойно дожидаться пенсии? Не пора ли и правда перестать бороться с ветряными мельницами и гоняться за призраками? Ведь ее карьера в полиции завершена, не так ли?
Как бы то ни было, ей предстояло довести до конца еще одно дело. С телефоном в руках Хюльда поудобнее устроилась в старом мамином кресле. Прежде чем набрать номер женщины, которую она расспрашивала днем ранее, Хюльда с минуту поразмышляла. Перед ее внутренним взором вновь предстал образ достойной сожаления санитарки из центра сестринского ухода. Она сбила на своей машине гнусного педофила, а теперь, терзаемая страхом и угрызениями совести, наверняка готовится провести ближайшие несколько лет за решеткой, вдали от своего сына. Она ведь во всем созналась. Хюльда не написала формального отчета об их беседе и к тому же солгала Магнусу, заявив, что расследование далеко от завершения. Прежде чем звонить, Хюльде предстояло ответить на вопрос, который перед ней поставила ее собственная совесть: следует ли ей и дальше придерживаться сказанной Магнусу неправды и тем самым попытаться уберечь мать с сыном от дальнейших страданий или написать в отчете все как есть и с большой долей вероятности обречь бедную женщину на тюремный срок за ее поступок?
Разве могут быть сомнения? Хюльда прекрасно понимала, каким будет ее выбор.
У женщины были зарегистрированный на ее имя мобильный и домашний телефон. По мобильному номеру никто не ответил, а вот трубку домашнего телефона после нескольких гудков сняли. Хюльда представилась:
Я из полиции. Мы вчера с вами беседовали.
Да я помню. Женщина тяжело вздохнула. Было очевидно, что слова даются ей с трудом.
Я тут снова просматривала материалы дела, солгала Хюльда, а потом, тщательно подбирая слова, продолжила: Мне кажется, что достаточно весомых вещественных доказательств у нас нет.
Как простите как вы сказали? спросила женщина сдавленным от всхлипов голосом.
Я не планирую предпринимать еще каких-либо действий, по крайней мере в плане того, что касается вас.
После небольшой паузы женщина на другом конце провода ответила:
А как же как же насчет того, что я вам рассказала?
Не вижу смысла доводить это дело до суда и подвергать вас дальнейшим мытарствам.
Снова повисла тишина.
То есть то есть вы меня не арестуете? Я прямо вся извелась после нашего разговора. Думала, меня отправят
Да, я не буду вас арестовывать. Кроме того, я выхожу на пенсию, так что дело, скорее всего, на этом и закончится.
Ну вот, она впервые произнесла это слово вслух. Пенсия До чего же странно оно звучит. В очередной раз Хюльда поразилась тому, насколько она не готова к этой вехе своей жизни, будь она хоть тысячу раз предсказуема и ожидаема.
А а что скажут ваши коллеги в полиции?
Я не буду упоминать о вашем признании в отчете. Не волнуйтесь. Я, конечно, не могу предугадать, как пойдет дело дальше, но в нашем разговоре вы не делали никаких признаний. Так ведь?
Ну да-да, конечно спасибо.
Неожиданно для себя Хюльда добавила:
Однако поймите меня правильно: вашей вины это не умаляет, хоть я и могу понять, что толкнуло вас на этот поступок. Вам придется с этим жить до конца ваших дней, но было бы еще хуже отправить вас в тюрьму и лишить общения с сыном.
Спасибо, повторила женщина, уже не сдерживая рыданий.
Потом она еще раз сквозь слезы поблагодарила Хюльду, и та повесила трубку.
Нередко Хюльда забывала поесть, когда была измотана работой. Однако на этот раз она решила не ложиться спать на голодный желудок. Ее ужин состоял из тостов с сыром, впрочем как и днем раньше. После того как скончался Йоун, она практически перестала готовить. Поначалу она еще как-то заставляла себя что-то делать, но со временем, по мере того как она привыкала жить одна, ее питание стало сводиться к приготовленным на скорую руку бутербродам по вечерам, а горячее она ела только в обеденный перерыв на работе.
За ужином Хюльда, по своему обыкновению, слушала последние известия по радио. Ее трапезу прервал телефонный звонок.
Она сразу же поняла, кто звонит, номер был сохранен у нее в контактах. Она подумала было не отвечать, но по привычке и из чувства долга все-таки сняла трубку. Не представляясь, Александер сразу же перешел к делу вежливость не относилась к его достоинствам, так что Хюльда не удивилась.
Что вы, черт возьми, удумали? прокричал он.
Хюльда представила себе его перекошенное от злости лицо с двойным подбородком и нависающими веками, превращавшими глаза в две узкие щелочки.
Стараясь не терять невозмутимости, Хюльда спросила:
А в чем дело?
Вам прекрасно известно, в чем дело! Эта русская, что утопилась в бухте, черт бы ее побрал!
Вы не помните, как ее зовут?
Вопрос, видимо, застал его врасплох, потому что он даже на несколько мгновений замолчал, что было для него нетипично. Потом заговорил снова:
А какая разница? То, что я хочу, так это
Ее звали Елена, перебила Хюльда.
Мне все равно! Александер снова повысил голос. Он был явно не в себе от злости. Зачем вы влезли в это дело, Хюльда? Разве вы еще не на пенсии?
Значит, все-таки слухи поползли.
Нет, я не на пенсии, сказала она, воздержавшись от подробных объяснений.
Да? А я думал Было заметно, что он смущен. В любом случае почему вы занимаетесь моим делом?
Меня Магнус попросил. Доля правды в этом была.
Что же, он не доверяет мне? Я ведь провел расследование.
Да, но блестящих результатов не достигли, сказала Хюльда, не теряя спокойствия.
Там не было ничего подозрительного. Эту девицу собирались выслать из страны, вот она и бросилась в море! Александер чуть ли не визжал.
Как раз наоборот ее прошение вот-вот должны были одобрить.
В трубке повисла тишина. Потом послышался запинающийся от волнения голос Александера:
Что? Вы вообще о чем?
Дело далеко не закрыто, проще говоря. Вы, признаться, отвлекаете меня от ужина. Так что если у вас все
Отвлекаю от ужина? Да какой там ужин! Бутерброд в компании телевизора! Мы еще с вами поговорим, пригрозил Александер и бросил трубку.
Это был удар ниже пояса. Хюльда всегда была одиночкой среди мужчин, большей частью женатых, а то и не первым браком, с большими семьями. Она уже не впервые слышала что-то подобное все эти безвкусные шуточки на ее счет и даже неприкрытая агрессия. Хюльда и сама могла быть довольно резка с людьми. Дело в том, что за годы службы в полиции ей пришлось нарастить крепкую броню, чтобы выжить в мужском коллективе, и оказалось, что это почему-то давало ее коллегам право не стесняться в выражениях.
Хюльде, конечно, стоило выбросить из головы гадкое высказывание Александера по поводу ее бутерброда на ужин в компании телевизора, но оно не на шутку ее задело, поэтому неожиданно для себя она решила позвонить Пьетюру из клуба любителей активного отдыха. Она всегда считала его просто другом, а совсем не ухажером, хотя посторонние наверняка и воспринимали его таковым. Хюльде же казалось, что их отношения слишком платонические, чтобы это слово было применимо к Пьетюру. Когда они познакомились, Хюльда подумала, что, будь она лет на двадцать-тридцать помоложе, ей было бы гораздо проще перейти от невинных поцелуев в щечку к чему-то более серьезному.
И все же, когда Хюльда звонила ему, она порой смущалась, как школьница. Но, вероятно, это и было признаком того, что их отношения развиваются в правильном направлении и, возможно, со временем и выльются в нечто большее.
Пьетюр, как обычно, ответил после первого же гудка. Его голос был бодр, а тон наполнен чуткостью.
Я подумала, начала Хюльда смущенно, может, ты зайдешь ко мне на кофе сегодня вечером?
В ту же минуту ее постигло сомнение поймет ли ее Пьетюр правильно? Ни с того ни с сего кофе, да еще в такой час. Она уже собиралась было добавить, что не предлагает ему остаться на ночь, но прикусила язык в надежде, что он и так не станет искать в ее приглашении потаенных смыслов.
Ну конечно, сразу ответил Пьетюр без тени сомнения.
Хюльде импонировала его способность моментально принимать решения, не зацикливаясь на деталях и не делая из мухи слона. И все же сегодня их отношения выходили на некий новый виток ведь никогда раньше Хюльда не приглашала Пьетюра к себе в гости. А вдруг ей станет стыдно за свою квартирку? Ведь ее не сравнить с домом с большими окнами и садом, в котором Хюльда жила на Аульфтанесе. Ну да, возможно. Но дело даже не в этом. Она возвела вокруг себя защитную стену, за которую пока не хотела пускать Пьетюра. Но сегодня ей вдруг стало невыносимо находиться одной, и она дала слабину.
Мне прийти прямо сейчас? спросил Пьетюр.
Да, приходи. Сможешь?
В общении с ним Хюльда становилась на удивление неуверенной в себе, хотя в иных обстоятельствах решимости ей было не занимать.
Смогу. Где ты живешь?
Хюльда скороговоркой продиктовала свой адрес и добавила:
Пятый этаж. Мое имя на звонке.
Лечу, сказал Пьетюр и повесил трубку, не прощаясь.
А я уж думал, ты меня к себе так никогда и не пригласишь, с порога сказал Пьетюр.
Почти семидесятилетний, он был постарше Хюльды, но для своего возраста выглядел хорошо не сильно моложе своих лет, но и не старше. Седая борода, по мнению Хюльды, делала его слегка похожим на Деда Мороза, и при виде Пьетюра она каждый раз представляла себе, как мог бы выглядеть Йоун в семьдесят лет.
Не успела Хюльда оглянуться, как Пьетюр уже вошел в гостиную и уселся в ее любимое кресло. Она даже почувствовала легкий укол ревности ведь это ее место! Однако Хюльда смолчала и предложила своему гостю кофе.
Будь добра, без молока.
Пьетюр был врачом. Не вдаваясь в подробности, он рассказывал Хюльде, что вышел на пенсию относительно рано когда ему было шестьдесят. В тот период его жена заболела, но они прожили вместе еще несколько счастливых лет. Дальнейших вопросов Хюльда ему не задавала не хотела, чтобы он заново переживал горечь утраты. А сама она ограничилась тем, что рассказала Пьетюру о том, что ее Йоун скоропостижно скончался, когда ему было слегка за пятьдесят, и надеялась, что и Пьетюр не станет бередить ее раны излишними расспросами.
Йоун мог бы еще жить и жить, только и добавила она.
Пьетюр был вежлив в общении, но обладал решительным характером, что, как предполагала Хюльда, делало из него отличного врача. По крайней мере, он производил впечатление успешного человека. Пьетюр как-то пригласил Хюльду к себе в гости в Фоссвогюр[8]. Он жил в просторном доме с высокими потолками, где в гостиной стояла изысканная мебель, а стены были украшены картинами. Названия на корешках книг на полках красноречиво говорили о разнообразных интересах хозяина, а рояль посреди комнаты о его неравнодушии к музыке. Сказать правду, Хюльда вполне могла представить себя живущей в этом огромном доме, где все дышит уютом и просвещенностью. Она могла бы продать свою квартирку, расплатиться с долгами и наслаждаться заслуженным отдыхом в Фоссвогюре. Почему бы и нет?