5.
В поисках экономии Свят отправился не в кричащий рекламой и блеском витрин универмаг, который до этого без особой вдумчивости посещал, а на крытый рынок в квартале от дома. "Вот где всё начинается, думал он. Среди деревянных прилавков, говорливых тёток в застиранных фартуках, где раздаются запахи рубленного мяса и пряностей, свежего хлеба и кошачьего корма, где снуют бабушки с сумками на колёсиках, бомжи и попрошайки, и обязательно в углу стоит кавказец с золотым зубом в окружении арбузов".
Свят не спеша обходил ряды с мясом, с недоверием присматриваясь к заляпанным кровью ценникам. "Так это ж трудового народа кровь", поэтически заключил он. Себя он тоже отнёс к трудовому народу и мясо брать не стал. А вот у колбасного отдела всё же остановился колбаса дешевле мяса, а белка поставляет столько же. "Ещё и с макарошками можно расжарить". Так он и стоял, выискивая наиболее дешёвый сорт, но, находя всё же такой, думал, вдруг есть дешевле, и не останавливался в поиске.
Продавщица колбасы была довольно молодой блондинкой с рыхлой кожей, достаточно извилистым, но подразмякшим телом и взглядом голодной рыси взглядом женщины незамужней, но натерпевшейся от всяческих мужиков и ухажеров, и покупателей. Она окинула Свята привычно разочарованным взглядом и нараспев воскликнула:
Ну, чего мнёшься? Колбасу брать будешь?
Свят поднял глаза и увидел воцарённый на её левой груди бейдж с витиеватой надписью: "Зоя".
Зоя Кудрявцева? спросил он громко, но с робостью.
Женщина замерла, будто её программа сбилась от неучтённой фразы и невозможностью реакции на неё, но вскоре расплылась в улыбке:
Святоша! Светик!
Я, скромно кивнул Свят.
А ты а как же ой, Зоя вспомнила, что она сейчас в костюме продавщицы, не самом уместном для встречи со студенческой любовью, и покраснела.
Как ты меня нашёл? спросила она.
Свят не стал её разочаровывать признанием в том, что искал он в первую очередь дешёвую колбасу, и пожав плечами, сказал:
Да так, ходил тут рядом, смотрю ты.
Зоя счастливо засмеялась.
Я могу закрыться сейчас, сходим куда-нибудь? с еле скрываемой надеждой спросила она.
Свят засомневался с одной стороны он рад был бы провести время с женской особью, тем более, что такого шанса уже давно не выпадало, но с другой стороны он не имел права отвлекаться от славной борьбы за освобождение человечества, да и денежки, неминуемо использующиеся, надо бы попридержать. Но с третьей стороны (а Свят всё чаще использовал для своих мыслительных конструкций равносторонний треугольник) ему не помещала бы боевая подруга, да ещё и имеющая источник дохода. Взвесив всё, он непосредственно улыбнулся и сказал:
А чего там, айда!
Свят ждал её на улице, наблюдая за копошащимся в поисках дешёвой пищи людом, и надвигающейся на всё это копошение равнодушной осенью. Ему было и волнительно и неохота. Даже в юности он не слишком много времени уделял женскому полу, может, потому что минимальное количество женского пола доставалось ему само собой, стихийно, а сверх меры добиваться его было обременением. Разве что Зойка какое-то время вполне официально числилась его девушкой и, кажется, сохранила некие чувства, ведь и разошлись они только из-за навалившейся учебной нагрузки, просто однажды занявшись своими делами, так что, будь оба менее усердными, сейчас, глядишь, детишки уже бы в школу ходили.
Зоя окликнула его из-за угла, выйдя служебной дверью.
Куда пойдём? она была весела и щедро напомажена, а с фартуком снялась и пара годков с лица. Свят даже залюбовался ею и не сразу сообразил, как вести беседу.
Можно прогуляться, последние тёплые денёчки проводить, выдвинул предложение он.
Хорошо, наложила резолюцию она.
Они гуляли, выбирая тихие улочки, вспоминали студенчество. Свят рассказал, как встретил Красавкина, конечно, без многих деталей, отчего в итоге вышло, что встреча была случайной, продолжительной и для обоих радостной.
"Женщина не поймёт всех нюансов политической борьбы, справедливо заключил Свят. Испугается ещё, скажет, террорист или экстремист."
Спустя час гуляние заметно наскучило девушке.
Может, зайдём куда-нибудь? сказала она без обидняков.
Посещение любого кафе было бы слишком серьёзным ударом для бюджета Свята, да и вся его наличность не позволяла проявить широту души в полной мере, поэтому он, невзирая на возможные домыслы, предложил посидеть у него в квартире, которая расположена как раз в пределах досягаемости. Зоя сначала нахмурилась, домысливая это предложение, потом в её глазах мелькнул азартный огонёк, как бы говорящий чего ей терять, двадцатидевятилетней продавщице колбасных изделий. И она согласилась.
Любовное приключение начинающего революционера и опытной капиталистки продолжалось стремительно.
Пока они поднимались на нужный этаж, Свят вспомнил, что ему нечем привечать гостью. "Колбасу-то забыл взять, дурень! ругал он себя. Да и в квартире ведь не прибрано. Невозможно отвлечься на обустройство быта!"
Вид квартиры явно обескуражил Зою. За время общения со Святом она успела представить её светлой, большой, обставленной дизайнерской мебелью, в каких наверняка и живут успешные менеджеры (Свят, конечно, скрыл от неё свой нынешний социальный статус). А перед ней открылась узенькая прихожая, бедная кухня, да задрыпанная комнатка, мало чем отличающаяся от её собственного жилья.
Ты проходи, раздевайся. Посидим, пообщаемся, Свят от смущения стал излишне говорлив и суетлив. Накинув её плащ на спинку стула, стоящего у шкафа с тех пор, как Свят доставал тетрадку с котом, он излишне вежливым жестом пригласил Зою к дивану.
Девушка чуть поморщилась, взглянув на серую поверхность дивана, и села на уголок.
У тебя есть что-нибудь перекусить? спросила она неожиданно жалобно, так, что Свят разом вспотел от сочувствия.
Конечно, конечно. Ты посиди, я придумаю чего-нибудь, он бросился на кухню.
Распахнув холодильник, Свят замер в растерянности. Мало того, что холодильник дыхнул на него чем-то резким и противным, отчего в глотке засвербело, так он ещё и был практически пуст. В маленьком лотке находился кусочек сливочного масла с отпечатком пальца на нём, в углу притаилась банка морской капусты, а в центре возвышался тетра-пак кефира, судя по засохшим желтоватым следам, оставшимся на его рваных картонных краях, давно начатый.
Я телевизор включу? донеслось до него.
Я антенну не подключал, выкрикнул Свят. Нечего смотреть насилие только и пропаганда.
На самом деле телевидение в его квартире отключили за неуплату, хотя Святу действительно было не до развлечений днём он искал единомышленников, а вечерами корпел за доктриной. Естественно, признаваться в подобном не стоило. Свидание грозило обернуться катастрофой, поэтому Свят решил ввести в бой своё самое грозное оружие неотразимое обаяние самца.
Он ворвался в комнату, весь такой необузданный и разгорячённый, намереваясь одним порывом смять Зою в объятиях, но на диване её не увидел. Зоя успела отойти к окну и, глядя на карапуза, взбирающегося на качели, замечтаться о семейном счастье, которого достойна любая женщина, тем более такая симпатичная и добросердечная, как она. И так крепко Зоя задумалась о необходимости в жизни крепких мужских объятий, что когда Свят пылко обхватил её плечи, девушка невольно вскрикнула.
Ты чего? испуганно спросила она, повернувшись.
Свят стушевался, не ожидая столь яростного неприятия.
Просто хотел тебя обнять. Думал, ты тоже этого хочешь.
Конечно хочу, дурачок, с улыбкой сказала она, окончательно дезориентировав Свята. Теперь она обхватила его, и оба, радостно кружа и целуясь, приблизились к дивану, который только крякнул, когда на него упали возбуждённые тела.
Свят ликовал под его мужским напором, видимо, сложно было устоять даже самой неприступной девушке, хотя Зоя и не казалась таковой, но та лёгкость, с которой она отдалась его воле, свидетельствовала о том, что при приложении чуть больших усилий падёт и более высокая крепость. Зоя же прежде всего обратила внимание, что от её будущего любовника несёт чем-то кислым, а, стянув с него рубашку, заметила на ней белёсые пятна, как будто от кефира.
А ты рубашку давно менял? наконец решилась спросить она.
Свят замер в ужасе. Подобная бестактность могла означать только то, что проблема была серьёзной, и раз вопрос прозвучал, значит, рубашка была непоправимо грязной.
Да вот, времени нет, работа промямлил он.
Зоя уже вошла во вкус уничижающей критики.
А мылся ты как давно? Да от тебя потом за версту несёт.
Она даже встала с дивана, разом обозначив границу, за которой к Святу становиться невозможно приближаться чистым людям.
А в трусы к тебе я и подавно не полезу! Не снимал их поди неделю. Фу!
Она как могла изобразила отвращение и подалась к выходу, оставив обескураженного Свята на облегчённо выдохнувшем диване.
В дверях она позволила себе ещё несколько острых замечаний.
Живёшь как бомж, прибрался хоть бы в халупе своей. Ещё и честных девушек заманиваешь, а сам нищий.
Она вышла, громко хлопнув дверью.
Свят ещё какое-то время оставался в немом потрясении, пока смысл её последних слов не стал ему окончательно ясен. Ведь назвав его нищим, Зоя подчеркнула, что материальное состояние является для женщины определяющим критерием для выбора мужчины, а значит, в её глазах он не более чем неликвидный товар, протухший и потерявший вид, подлежащий списанию и утилизации. Таким образом, Свят был исключён из системы любовных отношений, так же как из системы товарно-денежных.
В нём воспылал гнев. Свят распахнул окно и выглянул во двор. Подождав, когда Зоя выйдет из подъезда и покажется в поле его зрения, он начал скандировать:
Спекуляция затмила для тебя искренние чувства! Ты торгуешь не колбасой, а своими женскими органами, как на аукционе, ожидая, кто предложит больше!
Свят подумал ещё и выкрикнул:
Шалава!
Бабушки, сидящие во дворе на лавочках, согласно кивали.
"Функция организма главное препятствие на пути любого революционера. Исключение её хоть и представляется невозможным, всё же вполне достижимо и необходимо. Не стоит отвлекаться на обеспечение самого себя, нужно полностью посвящать борьбе и разум, и неразумный организм. Революционер больше, чем человек, это живое знамя борьбы, не существо, а вектор. И единственное удовольствие, достойное его искреннее удовлетворение от осознания осмысленности его устремлений."
6.
Следующие дни не принесли особых результатов, и дело революции не двигалось с места. На улице больше холодало, Свят ходил в пальто, но всё равно, после долгих блужданий, тело скручивалось в себя, и хотелось домой. В качестве развлечения он иногда садился в трамвай, тут же принимая вид сонного, упревшего от дальней дороги пассажира, и кондуктор обходил его стороной. Тогда Свят со спокойной душой обозревал проползающий город через мутноватое, с паутинами трещинок, стекло. Пространство увядало серого становилось всё больше, а зелёного меньше, мусор стал бросаться в глаза, а бродячие псы бежали по обочинам медленно и понуро. Грустно было и Святу ему уже надоели бессмысленные прения в кружках полоумных пенсионеров, он был готов к решительным действиям, но он был единственный в своём роде, хоть и предельно героичен в душе, но всё же недостаточно решителен, чтобы действовать в одиночку.
В салоне сидело несколько неудовлетворённых жизнью людей, тётки сжимали в руках пакеты, а единственный, кроме Свята, мужчина поправлялся пивом. Кондуктор, сухонькая, но бодрая старушка, взобралась на своё место и отключилась. Трамвай какое-то время петлял между гаражами и то ли парком, то ли свалкой, пока не выкатился аккурат к проходной винно-водочного завода. Время было дневное, поэтому вместо толпы рабочего люда в трамвай важно вошла шпана два парня в кепках, совсем мальчишки, правда, один выглядел чуть постарше и посерьёзней, в ярко красных спортивных штанах, подчёркивающих его статус главаря шайки.
Не вынимая рук из карманов штанов, они прошли в конец салона и уселись, вытянув ноги. Пока к ним подбиралась старушка кондуктор, ребята обменялись понятными только им шутками, и бешено засмеялись.
Оплачиваем, грозно сказала она. Свят, находящийся в непосредственной близости, непринуждённо уставился в окно.
Мы сироты, ещё смеясь, ответил старший. Нас государство возит.
Старушка протёрла один глаз за очками, как бы счищая налипшую ложь.
Справку давайте, сказала она прежним учительским тоном.
Дома забыли, сказал второй, еле сдерживая смех.
Вы поменьше хулиганьте, сказала кондуктор, или транспортный пролетарий, по терминологии Свята.
Пока они привычно препирались, Свят подумал о том, что настоящая действенная сила, способная преобразить картину мира, заключена именно в таких ребятах, юных, циничных, неосознанно бунтующих против общества потребления и социальной несправедливости, порождаемой в этом обществе.
Да что вы действительно пристали к сиротам! вдруг воскликнул Свят. Жажда борьбы, так долго копившаяся в нём, рвалась наружу, но следом он понял, что кондуктор не виновата в жестокости текущей жизни, и поспешил уставиться в окно.
Бабушка отвлеклась от детей в сторону наглого пассажира.
А ты сам оплатил?
Свят занервничал:
У парка садился.
Бабушка подошла ближе и пригляделась к нему: пассажир как пассажир, очередной неуютный человек пережидает движение из одного момента повседневности в другой, потасканный, наверняка холостой, волнительный, возможно, от голода, но скорее от отсутствия билета насмотрелась она на таких, тридцать лет кружа по этим рельсам. И рада бы не видеть, да на этом маршруте других не бывает.
Хлопнула дверь, показывая остановку. Свят, не теряя достоинства, вышел из трамвая, напоследок посмотрев на бабушку как можно совестливее, чтобы она успела понять, что перед ней не просто трамвайный хам, а человек, глубоко болеющий, в том числе за её, кондукторские, интересы.
Вышел он чёрт знает где, с неудовольствием огляделся, предвкушая утомительную пешую прогулку, и услышал позади себя мальчишеский голос:
Выпить хочешь, дядя?
Свят оглянулся и увидел тех самых двоих ребят из трамвая.
Что? не понял он вопроса.
Пивка, чего ж ещё, вон ларёк.
Говорил старший, тот, что был в красных штанах. Он же подошёл к Святу, легко похлопал по плечу, направляя вперёд:
Да ладно, угостим, мы не бедные. Ты за нас вступился, мы пацаны реальные, в долгу не останемся.
Пока Свят соображал, как нужно себя вести, его уже подвели к ларьку и налили в пластиковый стакан пенящейся жидкости из объёмной тары. Старший пил из горла, младший терзал бутерброд.
Как жизнь, дядя?
Свят даже забыл на мгновение, что перед ним ребёнок настолько деловитым и рассудительным тот казался.
Жизнь? Да ничего, философски заключил он и отхлебнул из стаканчика.
А работаешь где?
Нигде признался он.
Как ни странно, после первого же глотка этого ядовито-жёлтого пойла со вкусом плесени, ему стало хорошо и свободно, захотелось непринуждённого мужского общения, и, хотя архаровец в красных штанах мало подходил на роль приятного собутыльника, Свят предпочёл довольствоваться имеющимся.
Его признание, казалось, прибавило уважения в глазах шпаны, которая, как понимал Свят, в силу своего естественного противопоставления капитализму, неосознанно ценила любую внесистемность.