Кто здесь только ни жил: тавры и киммерийцы, греки и сарматы, гунны и готы, византийцы и хазары. Со времен греческого «отца истории» доподлинно известно о расцвете и падении в этих землях латифундий Римской Империи, Тмутороканского княжества и Золотой Орды В общем, легче перечислить, кого здесь не было за последние десять веков, чем тех, кто оставил свой след.
Люди и народы менялись, а чарующая сила этого полуострова, омываемого двумя морями, оставалась неизменной: горы крепостными башнями возвышались на пороге суши и моря, преграждая путь холодным северным ветрам, чтобы там, у подножья, согреваемые южным солнцем, цвели тюльпаны, крокусы и орхидеи, а вечнозеленые кипарисы и магнолии утопали в пряных ароматах лавров и мирт.
Словно белая змея, то появляясь, то пропадая в густых зарослях кизила, извивалась в горах узкая дорога. Ее кольца плелись настолько замысловато, что понять куда дорога ведет: на север, юг, запад или восток было абсолютно невозможно. Иногда вызывало изумление: как ей удавалось зацепиться за редкие выступы крутых утесов! и издалека казалось, что та словно висит в воздухе, где-то между небом и землей, и предназначена скорее для остановки перелетных птиц, нежели передвижения людей.
На одном из поворотов этой необычной дороги, на железной скамейке, сидела девушка, совершенно одна. Это была ОНА. Прямо над ней отвесный кряж вздымался ввысь; справа и слева взору открывались уходящие за горизонт вершины гор; а глубоко-глубоко внизу переливалось в лучах солнца море.
Для многих из нас наблюдать подобные пейзажи возможно только в мечтах. Затерянным в серых лабиринтах городских стен, нам трудно себе даже представить, что есть другие, безумно красивые уголки с неповторимой природой, с красками яркими и сочными и воздухом, вобравшим в себя запах моря и аромат диковинных растений. И было тем более удивительно, что вместо того, чтобы любоваться всем этим великолепием, ОНА пребывала в крайне удрученном настроении, опустив голову на грудь, и вместо лазоревой дали, казалось, изучала дорожную разметку. Сомнений не было: в ее душе творилось что-то неладное. По всей видимости, те, кто находился в проезжающих мимо машинах, были бы изрядно озадачены причиной столь неуместной в таком райском краю грусти, но серпантины весящей над бездной дороги приковывали все их внимание, не оставляя ни малейшего шанса уделить сидящей хоть какой-нибудь интерес.
Нет, нет! Ничего ужасного с ней не произошло: ОНА была практически здорова, и никаких страшных диагнозов ей озвучено не было; с ее мамой, слава Богу, тоже было все в порядке; о самочувствии отца, правда, ничего определенного доложить не удастся по причине его отсутствия, вернее, отец, разумеется, был, но куда делся ОНА этого не знала вовсе; предположения о потере какого-нибудь близкого друга или хотя бы собаки также оказались бы неверными у нее не было ни собаки, ни близкого человека. Подруги, конечно, были, если их можно так назвать, но скорее слово «знакомые» было бы более точно; и надо признать, благодаря одной из них ОНА и стала частью этой истории.
Человек существо социальное. Человек должен жить с другими людьми, и у него непременно должны быть друзья. Здесь это непреложное предписание. Всех, кто его не придерживается смело можно отнести к категории изгоев и отщепенцев. И дабы не навлекать на себя позорное клеймо вышеописанных негодяев, каждый старается соответствовать единым требованиям и не выпадать из правил, даже если это делается лишь формально А что остается?! Кругом и без того много условностей: одной больше, одной меньше общую картину все равно не изменят. Хотя, по правде сказать, заполучить настоящего друга ни с чем не сравнимое благо, но это то состояние, которым многие из живущих досадно обделены. Не была исключением и ОНА.
Сострадание
В один из ничем не примечательных столичных вечеров, в парке, что неподалеку от одного из университетов, сидела брюнетка лет двадцати пяти и рыдала в три ручья. У части прохожих, бросавших на нее искоса любопытные взгляды, девушка вызывала сострадание; остальная же часть, особенно женская ее половина, отмечала про себя не без зависти: «Какая полноценная и содержательная у людей жизнь! а у меня изо дня в день одно и то же, одно и тоже! Хоть бы с мужем поругаться так ведь нет! слова от него плохого не дождешься. Скучно! Мне бы хоть слезинку если не радости, так легкой грусти!»
ОНА проходила мимо но не смогла пройти.
Этот бесчувственный болван меня не любит! первое, что услышала ОНА, и по правде говоря, ничего другого услышать не ожидала.
Лицо брюнетки было ей знакомо: возможно они вместе учились, а возможно и нет; но только слезы, текущие потоком из глаз, одной и нежелание оставить человека наедине со своим горем другой пересекли пути этих двух во всех отношениях разных людей.
Может я чудовище? продолжала брюнетка, обрадовавшись появлению «жилетки», в которую можно поплакаться.
Ты ангел, успокаивала ОНА, уже жалея, что ввязалась.
Может я страшная?
Ты прекрасная.
Девушка была в самом деле хороша, особенно глаза цвета сапфира, отражающие в слезах солнце во всех немыслимых оттенках синего.
Может я глупая?
Непохоже. Впрочем, давай посмотрим твой аттестат.
Шутишь?
Шучу.
Справедливости ради, было бы уместно напомнить о непостижимом положении вещей в подобного рода ситуациях: можно прожить с человеком в тесной дружбе сто лет, и итогом ее будет стопка поздравительных открыток к Рождеству; а можно встретить на улице незнакомку, и та в одночасье перевернет всю твою жизнь.
Надо отдать должное рыдающая была особой достаточно примечательной. Взбалмошная и стремительная, девушка неслась по жизни, словно подталкиваемая ветром. А когда человек проходит мимо тебя быстрым и уверенным шагом, создается твердое впечатление, что тот знает предельно точно: что нужно делать и как! В такой походке всегда читается ясность цели, и, следовательно, нет никакого смысла мешкать надо идти и брать быка за рога (Хотя, между нами говоря, случается видеть людей, бегущих столь же целеустремленно по известной причине Правда и им нельзя вменить отсутствие, своего рода, детерминированности в вопросах «что» и «как»; бывают иногда затруднения с вопросом «где», но это к теме повествования ни в коей мере не относится.) Одним словом, стремительные люди зачастую становятся объектами зависти у тех несчастных, что, стоят в нерешительности на перекрестке и почесывая затылок, размышляют куда двинуться
Вот только парадокс заключается в том, что расстояние до цели измеряется не в метрах, как нас учат на уроках физики и математики, а зависит лишь от выбора правильного пути. Поэтому скорость, с которой субъект к этой цели движется, если и имеет какое-то значение, то во многом косвенное Ах, как же был прав этот немецкий еврей с его загадочной теорией!
Помимо всех метаний, неудач и заблуждений, в жизни брюнетки было еще одно обстоятельство, которое окрыляло ее ровно настолько, насколько тянуло в пропасть: в ее жизни была любовь искренняя, всепоглощающая, такая, что переливается через край, но, как это часто бывает, безответная.
Они выросли по соседству и знали друг друга с отрочества, и брюнетка была влюблена в него с того самого момента, когда девочка может влюбиться в мальчика. К счастью, детские годы это то благословенное время, в котором наши предпочтения меняются с невообразимой живостью, словно картинки в трубе калейдоскопа; и наши детские влечения кажутся такими комичными в зрелом возрасте, что иногда, глядя на себя в зеркало и вспоминая «столетние» переживания, качаешь головой и с улыбкой приговариваешь: «Неужели и вправду такое могло быть?!»
Обычно так и водится!.. Обычно Только не для нее. И чем взрослее они становились, тем крепче росло в ней чувство, что это тот, кого ей суждено любить до скончания дней, тот, за кем можно пойти на край земли, разделить горе и радость, съесть пуд соли, и вынести все, что бы ни послало небо на их долю.
Как влюбить в себя, научи? плакала навзрыд брюнетка, получив от него холодный ответ на письмо, больше похожее на жест вежливости. Как убедить: что я та самая, та единственная, которая сделает его счастливым?.. Все мои усилия пробить стену, достучаться, очаровать, обольстить тщетны. Что этим мужчинам нужно? Что у них на уме? Сам черт ни разберет!
Я в этом невеликий специалист, прости, почти с сожалением ответила ОНА.
Ты когда-нибудь любила? продолжила всхлипывать новая знакомая.
Ее опухшие потрескавшиеся губы дрожали, но слезы уже высохли. Лишь тонкая дорожка размытой туши потекла по лицу, и в красных водянистых глазах отражалась вековая скорбь отвергнутой женщины.
Не думаю!.. Во всяком случае, до такой степени, чтобы рыдать в парке у всех на виду, ответила ОНА, протягивая платок. Принести тебе воды?
Нет, спасибо. Все нормально.
Даже не знаю: жалеть тебя или завидовать? Кого бы я не встречала в глубине души понимала, что этот человек не тот, кто мне нужен. И веришь, иной раз бывает страшно! А что если я ничего не почувствую до самой старости, когда кроме грелки для суставов, меня уже ничто не будет интересовать? У тебя такое бывало?
Почувствуешь, и обязательно узнаешь его, даже на многолюдной улице, увещевала та, которая еще минуту назад крайне нуждалась в участии.
А если не узнаю? Если ОН пройдет мимо и так и не решится заговорить, потому что приличные люди на улице не знакомятся?
Значит судьба столкнет вас лбами, да так сильно, что под светом искр, летящих из ваших глаз, вы непременно рассмотрите друг друга.
Думаешь так и будет?
Будет, вздохнула устало девушка. А у меня все, до смешного, наоборот.
Ее взгляд остановился на пальцах, перебирающих платок, затем понесся сквозь парк, переулки, дома и годы. Девушка продолжала смотреть в пустоту, хотя сама была уже за сотни километров от столицы, в маленьком городе на берегу моря, в том далеком детстве и в той далекой стране, которой уже нет, и возврата, увы не предвидится И если страну каким-то чудом вернуть еще возможно, то заглянуть в детство, хоть ненадолго, хоть одним глазом в узкую замочную скважину, желание невыполнимое, и не хватит всех чудес на свете, чтобы исполнить подобный фокус Остается лишь одно средство память этот старый сундук на заплетенном паутиной чердаке, где хранится всякая всячина; но если как следует в нем покопаться, можно найти много интересного.
Я стояла на первой школьной линейке, окунувшись в недосягаемое прошлое, начала брюнетка, в белом накрахмаленном фартуке с розовым портфелем. На нем были две железные застежки, и нарисованный медведь спешил в школу. В руках у меня был большой букет лилий из нашего палисадника. Знаешь, такие огромные рыжие бутоны с лепестками, закрученными назад, похожие на орхидеи, с тычинками длинными-длинными и коричневой пыльцой на концах? И запах у них был ни с чем не сравнимый пряный аромат гвоздики и жимолости Наверное, поэтому я нечаянно измазала лицо в этой пыльце. Один из школьников проходил мимо, посмотрел на меня, потом вернулся и протянул, вот так же как ты, свой платок: «Ты чего такая чумазая? Вытри нос, а то засмеют!» сказал школьник с взъерошенным чубом и побежал дальше в свой отряд И с тех пор не проходило и дня, чтобы я не думала о нем! Я храню этот платок до сих пор. На нем все еще следы от коричневой пыльцы двадцатилетней давности
Каждую перемену я бежала на второй этаж посмотреть на него, и когда это удавалось я ходила совершенно счастливая. Когда же не могла увидеть его в толпе мальчишек до ночи грустила, как будто весь день прошел зря.
Однажды, в четвертом классе, мы писали диктант на тему: «За что я люблю свою Родину?». Это сейчас в диком непонятном обществе слово «Родина» или забыто вовсе, или, у кого еще осталось на слуху, произносится неловко и насмешливо. В той стране это было свято, и я очень волновалась, смогу ли выразить словами переполняющие меня чувства Как это теперь звучит нелепо, правда?!
Да, звучит нелепо, поддержала ОНА, с горечью понимая, что попала в сети сострадания и в ближайший час из них не выпутаться.
Учителю пришлось отлучиться, и вместо нее привели нашего нового вожатого. Это был тот самый мальчик, продолжила девушка, изредка всхлипывая, причем таким скулящим голосом, от которого подмывало незаметно улыбнуться. Я не понимаю, как я написала сочинение, потому что смотрела лишь на него; я разрывалась между Родиной и мальчишкой, который был для меня все Но я помню каждое слово из написанного, хотя прошло уже много лет. Я писала: «Моя Родина большая, великая и необъятная, и это главное, что у меня есть» но хотелось добавить: «оттого что в ней есть этот мальчишка». Я писала, что «моя Родина самая лучшая», и не только потому, что «это страна великих ученых, композиторов, художников и писателей» но и оттого, что в ней живет этот мальчишка. Я писала, что «в ней заводы и земли принадлежат не богатым, а народу, поэтому в этой стране денег хватает на все: на дороги, великие стройки, бесплатное образование и медицину», и что «люди равны, и живут дружно и счастливо» Но мне так хотелось написать о самом важном: о том, что я люблю свою Родину и никогда не захочу иметь никакую другую, оттого что все бесценные дары моей страны не шли ни в какое сравнение с возможностью быть рядом с ним в одном классе Как это глупо, правда?! Ведь мне было каких-то десять лет, вернувшись в сегодняшний вечер, сказала брюнетка.
Для десятилетней девочки это очень глубокомысленно.
Ты о Родине?
И о Родине тоже. Хотя веришь ли, у меня, как это ни странно, нет таких радужных грез о потерянном Нет, детство мое, как и всех остальных, было таким же безоблачным: звуки пионерского горна, шелест поднимающегося флага, запах костра и печеной картошки Не буду спорить, что детский рай может выглядеть как-то по-другому Вот только в нашей семье было принято писать сочинения на другую тему.
ОНА задумалась: стоит ли углубляться в те болезненные воспоминания, от которых всегда старалась отвернуться? Но уверенность, что их встреча так же мимолетна, как беседа двух случайных пассажиров, которые никогда уже не увидятся вновь, и более всего желание отвлечь сидящую рядом девушку от грустных мыслей, склонили ее продолжить:
Моя родственница родилась в известной дворянской семье. После революции ее отца и мать расстреляли. Их бывший особняк был превращен в солдатскую казарму все было разграблено и осквернено. Слава Богу, девочку спасла прислуга; и так как сирота жила под чужой фамилией, и имела теперь «рабоче-крестьянское происхождение» ее приняли в «Театр рабочей молодежи». Девушка всегда мечтала быть актрисой Но после окончания театрального института ей почему-то вздумалось получить диплом на свою настоящую фамилию, и жизнь в одночасье перевернулась еще раз: за благородную родословную ее выгнали не только из института, но и из столицы, а вскоре арестовали и молодую, двадцатисемилетнюю по политической статье осудили на восемь лет лагерей. О том, что с ней было эти долгие годы, наша любимая родственница никогда не рассказывала, за исключением разве что трех слов: «Это был ад». После урановых и угольных шахт ее всю жизнь мучила клаустрофобия И все только оттого, что ее родители были из дворянского сословия; только за то, что ей посчастливилось получить блистательное образование; только за то, что четыре языка были для нее как родные Когда срок подходил к концу, ей добавили еще за крамольные разговоры меж лагерницами: хулить власть занятие непростительное!.. Через долгих шестнадцать лет, после массового пересмотра дел, ее выпустили надломленную, опустошенную, усталую. Бывшая актриса устроилась дворником, в один из театров, и могла бы махать метлой до своей могилы Лишь чистая случайность изменила ее опостылые будни, когда та попалась на глаза кинорежиссеру, который пригласил ее сняться в маленьком эпизоде. И пригласил скорее всего потому, что такое лицо, у еще молодой женщины, и такие глаза не в состоянии создать ни один художник: подобное преображение под силу лишь шестнадцати годам каторжного труда и жизни за колючей проволокой. Все что за эти нечеловеческие годы еще теплилось в ее душе; все чему когда-то училась и так и не смогла забыть; все что из нее вытравливали надзиратели и уголовницы, но так и не смогли истребить; все что грело ее еле-еле мерцающим пламенем упокойной свечи все было выплеснуто на сцену. Я думаю ты и сама видела ее ни раз в образе феи или ведьмы. Дома мы всегда называли ее «наша колдунья»