Джейн кивнула, подозревая, однако, что на мистера Уизерса повлияли отнюдь не сверхъестественные силы, а лишь здравый смысл и, вероятно, воля отца. Вместо того чтобы проводить у домашнего очага вечера, полные смеха, он решил обеспечить себе самую роскошную могилу на кладбище в Грейвсенде. Что ж, пожалуй, он просто-напросто поступил так, как того требовали его состояние и воспитание.
Мне очень жаль, сестрица, сказал Генри.
Отец не сказал ничего. Джейн стало жутко и тошно. От стыда крутило в животе. Недавнее радостное волнение исчезло без следа. Мать смахнула слезу.
Возвращайтесь к Досонам, Генри, произнесла Джейн ровным голосом.
Нет. Мы, конечно, останемся здесь, с тобой.
Глупости. Поезжайте, я настаиваю. С вашей стороны было бы глупо терять здесь время. Она встала. Пойду узнаю, может ли ваш кучер отвезти вас сегодня же.
Видя, что сестра направляется к двери, Генри остановил ее:
Не ходи, я сам схожу.
И он вышел.
Прости, Элиза, что испортила тебе отдых, сказала Джейн.
Не извиняйся, ma chèrie, мягко ответила невестка.
Все уставились в пол. Джейн содрогнулась, увидав на отцовском столе чуть-чуть не отправленное письмо, в котором она нахваливала Кассандре красоту и остроумие мистера Уизерса.
Попросив ее извинить, Джейн покинула гостиную и поднялась к себе. Стрелки часов показывали только одиннадцать, но она заползла в постель и не спустилась ни к обеду, ни к ужину. Ближе к вечеру Маргарет постучалась и сказала, что Генри с Элизой уезжают. Джейн велела ей уйти и попрощаться не вышла, хотя слышала, как брат и его жена выходят через парадную дверь. Пролежав всю ночь без сна, Джейн забылась только под утро.
* * *
Через час, около шести, она проснулась, охваченная жаждой деятельности. В голове теснились слова. Она подняла подушку в поисках чего-то. Раньше оно хранилось здесь, но теперь его не было. Джейн принялась расхаживать по комнате. Заметив на полу что-то блестящее, подбежала и нагнулась. Между двух половиц угнездилась тоненькая светлая палочка. Джейн выудила ее и улыбнулась: обыскивая комнату, маменька реквизировала дюжины таких палочек, но одну все-таки проглядела. Кто-то любит гуся за жирное коричневатое мясо, но для Джейн самой ценной частью птицы было перышко. Едва к нему прикоснувшись, пальцы обхватили его, словно повинуясь инстинкту.
Распахнув сосновый сундучок, стоявший у изножья кровати, Джейн стала рыться в своих сокровищах и наконец отыскала скляночку размером с абрикос. Внутри ничего не оказалось. Швырнув пузырек через плечо в угол комнаты, Джейн продолжила поиски. Вскоре нашелся второй, но и в нем была только пыль. Он тотчас отправился вслед за своим близнецом. Зарывшись глубже, Джейн нащупала кружево: оно предназначалось для свадебного покрова и, ожидая своего часа, давно лежало здесь, как в гробу. Кружево тоже полетело на пол, и под ним-то Джейн нашла третий пузырек. Сквозь стеклянные стенки она разглядела крошечный холмик из смеси танина, купороса и аравийской камеди. Это был настоящий трофей. Оставалось только добавить воды.
На подоконнике стояла ваза с увядшими розами. Джейн выбросила из нее дурно пахнущие остатки цветов и, зажмурив один глаз, заглянула внутрь. На донышке оставалось немного мутной жижи. Торопливо, но осторожно, чтобы не расплескать, Джейн перелила ее в стеклянный пузырек. Засохшие крупинки растворились.
Теперь нужно было достать бумагу. Но где? Если пойти в гостиную и взять несколько листков якобы для нового письма Кассандре, маменька сразу же разгадает истинные намерения дочери, только взглянув на ее лицо. Джейн почувствовала нарастающее смятение: слова и фразы приходили и улетучивались, а записать их было не на чем.
Вдруг ее осенило: в комнате есть бумага! Опустившись на пол, она подцепила и не без труда приподняла одну из досок. Внизу был тайник с шестьюстами страницами, исписанными с обеих сторон. Роман назывался «Первые впечатления»[3]. Она начала его в свой пятнадцатый день рождения. После того как он совершил путешествие в Лондон и вернулся, отвергнутый издателем Кэделлом, Джейн прятала рукопись под полом, чтобы спасти от обещанного маменькой сожжения.
Джейн провела пальцами по желтой бумаге. Листки пахли ванилью и деревом. На последней странице оставалось свободное место. Стерев со стола толстый слой пыли, Джейн обмакнула перо в чернила.
Глава 6
Изабелла Торнтон теперь понимала, каково это желать чего-то, чего не можешь получить.
Атмосфера в Мельбурн-Хаусе сделалась невыносимой. Маменька Изабеллы направилась в свою комнату, говоря, что никогда прежде с нею не обходились так дурно. Однако, не добившись таким образом достаточного внимания, она вернулась в гостиную, где несколько раз повторила свою жалобу. С папенькой дело обстояло хуже. Вместо того чтобы сказать Изабелле что-нибудь шутливое о ее романтической неудаче, он спасся бегством в свой кабинет, предпочтя вовсе ничего не говорить. Очевидно, все думали то же, что и сама Изабелла: они польстили себе, поверив, будто такой мужчина, как Джон Уилсон, может заинтересоваться девицей ее возраста и положения.
Когда служанка сказала, что закончилась лента для починки одежды, Изабелла сама отправилась пополнить запас лишь бы только выйти из дому. Зайдя в лавку, она пожелала миссис Тернер доброго утра, однако ответ получила не от лавочницы, а от покупателя.
Здравствуйте, мисс Торнтон, произнес Джон Уилсон источник ее боли, мужчина, которым она была отвергнута и которого надеялась никогда более не видеть.
Сглотнув, он отвернулся и стал чрезвычайно усердно изучать шарфики в витрине. Изабелла решила оставаться спокойной и никоим образом не показывать, что присутствие мистера Уилсона ее огорчает. Она спросила себя, прилично ли будет удалиться немедленно, не говоря ни слова, или все-таки необходимо выждать какое-то время. Прошло три секунды. Надеясь, что этого довольно, Изабелла направилась к дверям.
Вы уже уходите? спросил мистер Уилсон.
Изабелла вздохнула. Смирившись с тем, что беседа все же необходима, она сделала несколько вежливых замечаний о городском театре, а также о давешней грозе. Однако запас ее суждений касательно пьес и погоды скоро иссяк, а мистер Уилсон, со своей стороны, не делал попыток поддержать разговор. Есть много предметов, о которых мужчина может заводить речь. Взять, к примеру, сырость дорог или стоимость почтовых отправлений. Но мистер Уилсон, к смятению Изабеллы, не сделал и не сказал совершенно ничего, хотя, как ей показалось, какие-то слова вертелись у него на языке. Изабелла презирала его за такую неучтивость, и ей не терпелось уйти. Миссис Тернер, наблюдавшая эту сцену из-за прилавка, не славилась большим тактом, и нетрудно было предположить, что еще до ужина в Рэмсгейте узнают о новом унижении Изабеллы.
Она пришла в ярость и, отказавшись от своего недавнего намерения быть скромной, перешла в наступление.
Желаю вам всех благ, мистер Уилсон. С этими словами она поглядела ему в глаза.
Спасибо, мисс Торнтон, ответил он и озадаченно наморщил лоб.
Полагаю, вы скоро возвращаетесь в Кент? Или сперва совершите путешествие? спросила Изабелла, внутренне содрогаясь: что могло быть неприятнее, чем осведомляться о свадебных планах мужчины, который ее отверг?
Я собираюсь пробыть в Сомерсете еще несколько недель, отвечал мистер Уилсон с прежним недоумением на лице.
Изабелла, все более раздражаясь, предложила новый вопрос:
В таком случае намерена ли миссис Уилсон посещать местный театр? В следующем месяце будут давать новую пьесу Купера, если ей такое по вкусу.
Моя матушка любит Бат, но покамест намерена оставаться в Кенте. Однако я благодарю вас за интерес к ее досугу.
Изабелла нахмурилась, возмущенная необходимостью прямо говорить о столь болезненном предмете.
Прошу прощения, сказала она. Я спрашивала о миссис Джон Уилсон, вашей будущей жене.
Джентльмен бросил изучать шарфы и поднял глаза. Его лицо озарилось проблеском надежды.
Ах, быть может, вы имели в виду миссис Фрэнсис Уилсон? Мою будущую сестру?
Он сделал шаг к Изабелле.
Миссис Фрэнсис Уилсон! повторила миссис Тернер из-за своего прилавка.
Джон Уилсон продолжал приближаться. Изабелла отвернулась и, тяжело дыша, застыла, словно зачарованная красотой кружева в витрине.
Мисс Изабелла, я задержался в Бристоле, чтобы отпраздновать помолвку моего младшего брата Фрэнка с мисс Бернадет Мартин.
Так, значит, сами вы не обручены?
Не обручен. В Бристоле был мороз, он задержал меня на ночь. Я послал вам срочное письмо, которое, ежели учитывать состояние английских дорог и английской почты, придет не ранее следующей недели. Я сам прискакал по снегу, чтобы вас разыскать.
От облегчения Изабелла утратила дар речи.
Мы с вами условились вместе посетить Насосную залу, мисс Торнтон, сказал Джон Уилсон с нежной улыбкой. Изабелла, окажите мне честь. Пойдемте туда теперь же.
Он предложил ей руку, и они вдвоем вышли на Столл-стрит. Ничего не сказав и даже не изменившись в лице, Изабелла лишь позволила своему сердцу замереть от чувства, которое сентиментальный человек назвал бы радостью.
Отложив перо и хрустнув пальцами, Джейн перечитала написанное. Над выбором слов она еще поработает. Главное, что боль в груди на какое-то время утихла. Жениться на другой собирается не возлюбленный героини, а его брат ну разве не замечательный ход? История родилась. Джейн пока не видела ее целиком и не представляла себе всех действующих лиц, но эта сцена могла стать прекрасным завершением романа. Влюбленных разлучило недоразумение, однако в конце концов все выяснилось. Он и она снова вместе и счастливы.
Та сила, благодаря которой на чистой бумаге появлялись слова, воздействовала на Джейн с почти мучительной настойчивостью, то загоняя ее в правый нижний угол страницы, то позволяя испытать восторг от бегства на новый лист (и хорошо еще, если на половицах при этом не оставалось клякс). Джейн улыбалась тому, с какой быстротой слова приходили ей на ум, и смеялась, видя, как они сами ложатся на бумагу. Такое вдохновение приходило к ней нечасто. Вдруг в голове мелькнула мысль о Чарльзе Уизерсе и о том, что он, вероятно, теперь делал. Оставив листки на столе, Джейн вернулась в постель.
Проснувшись, она обнаружила, что ее уединение нарушено.
Ты испортишь платье, если будешь в нем спать, сказала миссис Остен.
Джейн поглядела на свой наряд за двадцать фунтов и поморщилась: тонкий шелк накидки весь измялся, одна из золотых лент оторвалась, а лепестки вышитых роз, казалось, могли погибнуть под тяжестью одеяла.
Который час? спросила Джейн.
Четвертый, ответила миссис Остен, не отрывая взгляда от листка, который держала в руке.
Джейн села и протерла глаза.
Что вы читаете, мама? проговорила она, хотя уже знала ответ на свой вопрос. Отдайте.
Ком застрял у нее в горле.
Ты обещала мне не писать больше никаких историй!
Я и не пишу, мама. Это старое.
Миссис Остен внимательно поглядела на листки.
Это то, что твой отец посылал в Лондон. Он поступил жестоко, внушив тебе всякие идеи, дав тебе ложную надежду. Зачем ты хранила эту рукопись, Джейн, зачем себя мучила? Она перевернула страницу и указала на свеженаписанные строки: А это что такое?
Джейн не ответила.
Ты же взрослая женщина, продолжала мать. Или нет?
Да, мама, взрослая.
Я зашла посмотреть, как ты себя чувствуешь. Вижу, что хорошо. Миссис Остен ткнула пальцем в рукопись. Вся семья понимает серьезность твоего положения, а тебе по-прежнему лишь бы шутки шутить. Ты не представляешь, во что превратится твоя жизнь, когда нас не станет. Мы с ума сходим, пытаясь тебе помочь, в то время как ты сама предпочитаешь развлекаться.
Неправда, мама. Пожалуйста, отдайте мне эти листки. Миссис Остен собрала рукопись в стопку и поднялась с места. Джейн умоляюще проговорила: Куда вы их забираете?
Это для твоего же блага, объявила мать и бросила листки в камин.
Джейн вскрикнула. Почти угасшее пламя шумно ожило, получив новую пищу. В детстве Джейн любила перебирать слова, которыми можно описать, как что-то горит. Например, «полыхать» или «рдеть». Ей нравилось смотреть на огонь: это роднило ее с матушкой и отличало от отца с сестрой, которые не проявляли особого интереса ни к свечам, ни к каминам. Сейчас она, подскочив, смело просунула руку сквозь решетку, но сумела выдернуть только один клочок бумаги да обгорелую розовую ленту. Все остальное было поглощено ликующими красными языками. Сухие листки потрескивали, словно взрываясь. Джейн, сидевшую на полу, обдало жаром, и она была вынуждена попятиться. Огонь ослепил ее, аромат почерневшего дерева одурманил. Когда все догорело, миссис Остен встала и покинула комнату.
Взглянув на тлеющие останки «Первых впечатлений», Джейн спрятала в карман спасенный обрывок страницы и вышла из дому.
Миссис Харвуд ждала ее на своем крыльце.
Вы знали, что у меня с ним ничего не выйдет, сказала Джейн, входя в жилище старой девы.
Да, знала, ответила та, предлагая гостье стул.
Что со мной не так?
Вы отличаетесь от других.
Но я этого не хочу.
Не унывайте. Вам нужно ехать в Лондон, сказала мисс Харвуд и, написав что-то на клочке бумаги, протянула его Джейн.
Та поморщилась при мысли о столице, переполненной людьми и крысами.
Но ведь до Лондона целый день езды.
Есть на примете что-то получше? спросила мисс Харвуд.
Гостья пожала плечами:
Сейчас у меня нет ничего.
Назавтра Джейн уже тряслась в разбитом экипаже, думая о том, как бы сохранить свое путешествие в тайне. Почтовую карету она выбрала самую плохонькую: ту, что отходила с заднего двора гостиницы «Черный принц» и шла в Лондон не прямой, зато тихой дорогой. Единственным попутчиком Джейн оказался пахнущий ромом мужчина в рваном жилете и засаленной адмиральской шляпе. Он избегал смотреть Джейн в глаза, и это вполне ее устраивало. Не услыхав от него замечаний относительно того, как неприлично женщине путешествовать одной, она заключила, что он сам пал еще ниже: быть может, крупно повздорил с кем-то или в пух и прах проигрался. Так или иначе, этот субъект явно спешил покинуть Бат, не будучи узнанным. Более подходящего компаньона Джейн и желать не могла. Еще до того как карета тронулась с места, он закрыл глаза.
Глава 7
За годы своего затянувшегося девичества Джейн не раз пренебрегала правилами, свято чтимыми другими представительницами ее пола. Но этот поступок затмил все прежние грехи. Путешествовать из города в город без провожатых, торговаться с возницей, самой за себя платить, сидеть бок о бок с незнакомыми людьми позволить себе такое могла только распутница или ведьма. Ни одна девушка из приличной семьи не отважилась бы нанести своей репутации столь ужасный урон.
Джейн покинула дом с чувством вины. Родным она сказала, что идет, как всегда, на прогулку. Мать кивнула, не глядя на нее. В кармане у Джейн было три черствых печенья из кладовой (их пропажу вряд ли могли заметить) и четыре фунта весь ее капитал. Отец пожелал ей счастливой прогулки и даже предложил свою компанию. При этом он улыбнулся, и глаза его затуманились. Джейн стало стыдно. Покидая дом, она заметила между родителями некоторое отчуждение. В это время суток преподобный Остен и его супруга обыкновенно сидели вместе в углублении окна. Он читал «Ллойдз пост», а она занималась штопкой. Они разговаривали и смеялись. Однако этим утром преподобный расположился за столом. Джейн почувствовала себя польщенной, предположив, что стала причиной размолвки.